Море Перевод Б. Слуцкого О, море, дарящее нам сны и душащее наши надежды! О, просторы моря, сдерживающие порывы нашей неудержимой ярости, ласково открывающие горизонты иных миров, таких далеких от нашего мира! (В тебе затаен призыв к далекой и желанной дороге, которую мы не пройдем.) О, зовы странные Атлантического океана, звучащие в нас без умолку… Быть может, настанет день, когда придет водоворот нежданный, бурлящий, всеобъемлющий, а за ним поднимется волна еще более высокая… Быть может, настанет день… Кто знает?.. А потом бег веков продлится по тропинке времени… И придет другая, новая легенда. КАОБЕРДИАНО ДАМБАРА[112] Тоска по моей родине Перевод Ю. Левитанского Тоска! Тело мое неподвижно, а душа моя странствует, а слезы — словно река, такая тоска, что объять ее невозможно. Бадиý, где ты? Из комнаты в комнату, среди белых, среди пышных ковров, разговоров изысканно вежливых. Я там, на луне, я там, ноги мои не касаются пола. О, мой народ, как надменны эти белые господа! Черный с островов Зеленого Мыса, я не поэт, о нет, и пророком тоже не буду. Правда, она как лампа на холме, чей свет, куда бы ни шел, видать отовсюду. Все же лучше в себе не уверенным быть, чем самоуверенным слыть. Я хотел бы послушать рассказы Росиньи, историю Куноти или дядюшки Пушина, песни тетушки Маниньи, виолу дядюшки Шалино, пляску Дундиньи, батуке [113] тетушки Дунды… Ах, моя деревня, слезы текут к морю. Расскажи мне, Росинья, о времени давнем, когда маленький Пушиньо говорил, играя словами, — песчаный откос кос, а песок невысок, а прибой рябой, а в Пикинтоне [114] камень не тонет, а в Пилонкане [115] при урагане кокосы летят, как осы… Говори мне, Росинья, не бойся, ибо ты сама правда, Росинья, пусть ты книг никогда не читала, не учила историю права, но рассказы твои — это правда, ибо были тобой досконально изучены темные трюмы кораблей, уплывавших на юг, и удары бича по спине, и в дырявом кармане на дне завалявшийся грошик последний. Говори же, Росинья, не мешкай, расскажи о восстанье Манела [116], когда взялись мужчины и женщины наши за топор и за нож, а мальчишки — за камни. И я себя в грудь ударяю — терпенье, о черный с островов Зеленого Мыса! Наше мужество кончилось, когда голод нагрянул в те тридцатые годы. О храбрость Менди [117], барабана Мело, не родилось еще женщин храбрей, чем она! Но, увы, мы бессильны и бессильно ружье: поднимись на вершину холма и взгляни — канонерка маячит на рейде! Я пустых не желаю речей, болтовни этой, время крадущей! Я спешу. Я пустых не желаю речей. Я спокоен, и лишь рыболовная снасть, только сети рыбацкие в море. Ну, смелей подходи, Куноти, в своей драной рубахе, и свою расскажи мне историю, ибо история, та, которою пичкают в школах, она лжива насквозь и годится лишь только для тех, кто ее сочиняет. Стань же здесь, Куноти, в своей драной рубахе, и свою расскажи мне историю, да, историю тех, кто читать не умеет, да, историю ту, где и я так правдиво показан: мой отец был посажен в тюрьму «королем», «королева» мою мать превратила в рабыню, брат мой гнул свою спину на них. Где ты, мужество Бадиу? Выходи! Где ты прячешься ныне? Ты смелее ступай по земле, ибо горе нам, если ты спишь, — будет голод и мор, кожа кости обтянет, и разверзнутся снова могилы. Бернайли, о коровий пастух, старый вол подъяремный — один только спирт остается ему да мотыга, что воткнута в землю, — в воскресенье копает, в понедельник копает, и во вторник он сеет, и в среду сажает, а потом без конца сорняки выдирает, а дождя благодатного нет — это только для белых! Бернайли, о коровий пастух, нет дождя, и земля высыхает, а он знай себе сеет и вновь сорняки выдирает, год приходит и снова уходит, ты обманут, согнулась спина, в животе твоем голод, лишь потуже ремень затянуть — да в могилу. Бернайли, чернокожий с Зеленого Мыса, светлой кожи не чти, а тем более — белой: белый в трюмы швыряет тебя, чтобы стать побогаче, он тебя продает, а себе покупает машину, заставляет полы тебя мыть, а себе он ковры покупает, заставляет тебя мостовые мостить, а себе он дворец покупает и тебе помогает ремень затянуть, чтобы свой распустить было можно. Где же ты, Бадиу? Начинается танец, все громче звучит редеó, эй вы, девушки с лицами чистыми, как у святых, и вы, юноши, тоже — из своих выходите углов! Ну, а я уж не выйду, не для меня этот танец. вернуться Каобердиано Дамбара. Один из руководителей национально-освободительного движения на Островах Зеленого Мыса. Пишет на диалекте креольского языка острова Сантьяго. Стихи взяты из сборника «Noti» («Ночь»), изданного департаментом информации и пропаганды ПАИГК (без указания года). вернуться Батуке — народное африканское празднество в честь какого-нибудь события, сопровождающееся танцами и песнями. вернуться Пикинтон — пик Антония, гора на острове Сантьяго. вернуться Пилонкан — селение на острове Сантьяго. вернуться Манел Рубон — руководитель крестьянского восстания на Островах (начало XX в.). вернуться Менди — героиня восстания в селении Мело (Острова Зеленого Мыса, первая половина XX в.). |
