Гляди на солнце в моих руках.

Гляжу.

Гляди на Богов, на солнце.

Гляжу.

Гляди на Прошлое в моих руках.

Гляжу.

Гляди на Будущее в моих руках.

Гляжу.

Видишь солнце в моих руках?

Видишь Богов в моих руках?

Видишь Прошлое в моих руках?

Видишь Будущее в моих руках?

Вижу.

Вижу.

Гляди на луну в моих руках.

Гляжу.

Видишь луну в моих руках?

Видишь глубины чрева?

Вижу.

Вижу.

Ты попросту образ чрева,

Живой образ своего Прошлого,

Живой образ Почвы.

Конечно.

Конечно.

Я попросту образ чрева

Я попросту образ моего Прошлого,

Я попросту образ Почвы.

Ты попросту образ Земли,

Земля — чрево чрев;

Солнце — сперма сперм,

и оно играет на твоем челе.

Солнце играет на моем челе,

гонит мою кровь к Прошлому

и Будущему. Солнце играет

на моем челе, и слышится песня

наступающего Будущего, мчащего,

мчащего, наступающего. Я погружен

в песню Прошлого, погружен

в шаги пляшущего Прошлого,

но я слышу, я слышу Будущее,

подступающее, мягко

подступающее, мучительно

подступающее…

О повитуха-луна, отшлифуй хорошенько

изнанку твоего Прошлого,

покуда солнце шутит свои шутки,

и Прошлое танцует свой танец,

и сборище русалок

поет свою журчащую влажную песню

над речными волнами.

Пусть же солнце шутит,

а повитуха-луна шлифует

изнанку Прошлого.

Пусть Будущее придет, хлынет,

хлынет с громом реки,

обрушивающейся водопадом,

покоряющей барьеры

высоты и камня.

Дайте же, дайте барабанам глубин

греметь и сливаться

с барабанами глубинных Богов

в их игре в твоем нутре.

Дайте же слиться, смешаться с грохотом

барабанов Настоящего

перед лицом наступающего,

несомненно наступающего Будущего.

Будущее подходит,

прорываясь сквозь мое

разодранное нутро.

Будущее подходит,

и это — заря,

миллионоязыкая заря,

вспыхивающая, рвущаяся в моей голове.

Громыхай, Бог, громыхай.

Вышагивай к самому краю

света и громыхай,

пока твой ревущий голос

кружит над ревущей землей,

пока земля

трепещет от родовых мук.

Будущее подходит.

Это огненный шар,

прожигающий мое бытие, —

и я трепещу до самого конца родин.

Земля дрожит, а я погружен

в рыдающую зарю Будущего.

О вышагивающие Боги!

Прострите руки и смирите,

о, смирите же огненный шар Будущего

вашим мистическим прикосновением.

И пусть же оно останется в ваших указующих руках,

и формируйте его по образцу

изнанки чрева.

Явилось дитя — Будущее.

Что это за дитя?

У него голова.

Какая она?

Оно пришло без зубов,

но с даром речи?

Погоди, пусть обретет форму,

солнечная игра не кончена.

Оно не плакало?

Оно еще не стало человеком.

Где твои Боги сейчас?

Боги Прошлого, которые

сотворили это чудовище?

Швырните его, швырните

в реку, и пусть русалки

завлекут его своими песнями.

Швырните его в Прошлое —

и пусть его поглотит пучина Прошлого,

и пусть Боги не забывают, что они в моих руках.

Терпение, человече, терпение.

Игра не окончена,

п повитуха-луна, сжимая в руках дитя,

поднимается на вершине тьмы

к небесному оку.

Не хочу больше слышать про повитуху-луну!

Не хочу больше слышать про изнанку чрева!

Терпение, говорю вам, терпение.

И вымотавшееся солнце слезает,

слезает по пылающей лестнице,

чтобы вновь обрести свою мощь, свою власть

у дыма очагов.

Итак, не отвергай Прошлое

и откажись от своего дитяти — Будущего,

покуда солнце не закончит своей игры,

Прошлое — своего творящего танца,

русалки — своей влажной песни,

а повитуха-луна — своего восхода.

Спи спокойно и грезь,

потому что солнце взойдет, распевая,

а повитуха-луна зайдет, улыбаясь,

и вручит твоим грезам

дитя, человеческое дитя, которое не обожжет твоих рук.

Поэтому не будем больше рыбачить.

Правь каноэ к нашим очагам,

и давай согреемся

песнями Прошлого и песнями

наступающего Будущего,

переплетенных, словно волокна, в наших душах,

в ожидании повитухи-луны.