Трофим мысленно произнес это слово – “вернемся” – и подумал о собственном возвращении… вот не хотел же, не хотел! гнал от себя!.. а вот на тебе: тут же вспомнил вчерашний вечер и беззвучно застонал, заскрипел зубами от злости, отвращения, от стыда и обиды!..

Заворочался, сел, провел рукой по мокрому от пота затылку.

Ах, если бы она была лошадью! Трофим знал, как справиться с любой лошадью, как переучить ее, как заставить быть такой, какой надо!.. А с Катериной ему что делать?.. Он и прежде, когда еще только собирался взять ее в жены, размышлял – не слишком ли хороша для него? Не слишком ли лукавы глаза?.. полны губы?.. нервны ноздри?.. Как теперь с ней быть?.. Может, все-таки удастся как-то исправить?.. Ну вот взять к примеру ту же Муху. Начинаешь останавливать, натягиваешь повод – а чертова кобыла продолжает упрямо бежать! Башку задирает – и хоть что ты с ней делай!.. Есть, конечно, такая штука – мартингал, – система ремней, которая не позволяет лошади закидывать голову. Да на войне, где, бывает, каждая секунда дорога, не повозишься с этим хозяйством…

Но потом в Матвеевском кургане Трофим познакомился с одним донским казаком. Казак оглядел Муху взглядом знатока.

– Хороша у тебя кобыла!

– Хороша, – со вздохом согласился Трофим. – Да вот только…

И поведал свою докуку.

– А! – сказал казак. – Так она у тебя звездочет! Ну, это дело поправимое.

По его совету Трофим взял два сырых яйца. Поехал в степь. Пустил Муху вскачь. Начал останавливать. Муха задрала голову. Тут Трофим как даст ей яйцами по лбу! Яйца вдребезги, белок с желтком текут по морде… Трофим остановил лошадь, слез, стал говорить с ней так, будто она ранена. Домой привел в поводу. Дня два не счищал яйца. Должно быть, бедная Муха думала, что у нее мозги вытекли и сохнут. Запечалилась, стала голову книзу нести… У Трофима просто сердце рвалось на нее смотреть. Зато потом оказалось, что недостаток ее как рукой сняло! Казак толковал, что, мол, раза два-три так придется сделать, а Муха с самого первого перестала быть звездочетом!..

Но ведь то Муха была! Лошадь! Кобыла! А с Катериной как?! Как ему быть с женой его – Катериной?!

Заскрипели тормоза, и он снова встрепенулся…

Вскочил, раскрыл дверь. Светало.

– Ну что ж, аламанщики , – негромко пробормотал Князев. А потом рявкнул со всей решительностью: – Подъем!

Хмурый резидент лист за листом совал какие-то документы в щель бумагоуничтожителя. Бумагоуничтожитель всякий раз радостно взвизгивал. Иван Иванович тупо следил, как в поддон высыпаются праздничные горсти рябого конфетти.

– Не знаю, почему отменили, – ворчливо сказал Мосяков. – У них вечно семь пятниц на неделе. Вчера утвердили – сегодня на тебе: отставить. Наверняка армейские что-нибудь напели… План безнадежен! Почему, спрашивается, безнадежен?! Ну, допустим, в тот раз насчет штурма Арка мы погорячились… теми силами ничего бы не сделали, только личный состав покрошили… Но теперь-то! Батальон в руках! “Зенит”! Часть группы “А”!

Иван Иванович пожал плечами и покачал головой с выражением возмущения – действительно, мол!

– Но, допустим, я с этим соглашусь, – ораторствовал резидент, разливая. – Да, тот еще план. Да, глупо. Да, мало шансов. Да, дворец в центре города. Да, возможны жертвы среди мирного населения. Да, да и да. А дальше что? Решение о силовом устранении Амина принято? Принято. А мы что? А мы сидим тут как!.. – отпил из стакана, сморщился. – Как мешки с говном! По пять раз в день трезвонят – доложите!.. А что касается мирного населения, тоже глупость! Лес рубят – щепки летят!

– Эх, вот если бы он и в самом деле переехал в Тадж-Бек, – задумчиво протянул Иван Иванович. – Тоже, конечно, не подарок. Но все-таки. Дворец стоит на отшибе. За городом. Можно было бы провести полноценную войсковую операцию…

Резидент с горечью махнул рукой.

– Если бы! Говорено-переговорено!.. Не хочет. А ведь какие выгоды! Дворец отремонтирован. – Он начал загибать пальцы. – Оснащен. Удобен. Оборону организовать можно по первому классу. Усилить советским батальоном…

Загнул последний и мечтательно посмотрел на Ивана Ивановича.

– Этот батальон его бы там и!..

– Вот именно, – скривился резидент. – Мечты, мечты!.. Из пустого в порожнее. Не едет, собака.

– Под лежачий камень вода не течет…

– В смысле?

– Подталкивать его туда нужно, – вздохнул Иван Иванович. – Не давать спокойной жизни. Пусть знает, что пока не переедет, его в любую секунду могут грохнуть. А там окажется в полной безопасности!

– Что ты все одно и то же долбишь! Сам знаю, что надо!.. Вот и подталкивай! К завтрашней операции все готово, надеюсь?

– Так точно, все готово…

Резидент помолчал, хмурясь. Потом сказал со вздохом:

– Заговоренный он, что ли? По всему так выходит!..

Плетнев не знал, каким именно камушком является он в цветастом полотне этой многосложной мозаики. Задачу ему ставил Симонов. Вторым номером назначили Астафьева. Вооруженный автоматом и гранатами, он был обязан в случае чего прикрывать отход Плетнева. И лечь костьми, если не будет иного выхода.

Затаились на верхушке заснеженного холма. Каменистый склон, поросший редким кустарником и присыпанный снегом, уводил взгляд вниз, к широкому асфальтированному шоссе. Оно, как всегда в горных странах, выныривало из-за холма и скрывалось за следующим. До ближайшей его части было метров четыреста.

Стояла холодная пасмурная погода. Низкое небо темнело, темнело… тучи ползли по нему, ползли – казалось, с натугой, через силу…

И в конце концов посыпался снег.

– Этого еще не хватало, – буркнул Плетнев.

– Да уж, – отозвался Сергей из-за соседнего камня.

Плетнев угнездился за глыбой, перед которой торчал безлистый куст, и просунул ствол винтовки между его редкими ветвями. Ветви ему не мешали, а маскировка была идеальной.

В сетке прицела скользила дорога. Плетнев просмотрел ее справа налево, потом двинулся в другую сторону.

Послышался надрывный вой двигателя. Через минуту вынырнул из-за холма и неспешно прокатил большой автобус. Навстречу ему прогремела какая-то драная легковушка.

Проехал грузовичок. Потом показалась арба, запряженная волами. Арба еле тащилась.

Плетнев щурился в прицел, иногда отрывался, смотрел поверх. Снег словно сошел с ума – сквозь его вихри и спирали едва проглядывали темные очертания холмов. Пространство мерцало и колыхалось. Дорога в нем казалась совершенно призрачной. Еще через десять минут вся она покрылась снегом и вовсе исчезла из виду на фоне таких же белых склонов. Теперь у этой чертовой дороги маскировка была даже лучше, чем у него самого.

Он растерянно посмотрел на Сергея. Тот ободряюще кивнул.

Плетнев снова приник к окуляру, силясь хоть что-нибудь разглядеть.

Потом услышал отдаленный шум. Приближались машины. Одна? Несколько? Он взял в перекрестье примерно тот участок невидимого шоссе, где оно выныривало из-за холма.

Лаковые автомобили кортежа уже одна за другой вылетали из-за поворота. Горели фары. Впереди неслась черная “Волга”. Следом – белый “мерседес”. Замыкал кортеж белый джип “тойота”.

Две последние машины казались призраками – белые на белом.

Прицел следовал за “мерседесом”.

Заднее окно закрыто белой занавеской.

Палец чуть прижал спусковой крючок. Отпустил.

Взял чуть выше.

Автомобильные колеса бешено крутились. Из-под них летели комья снега.

Снова он прижал пальцем спусковой крючок. И снова отпустил.

Он не до конца понимал цель. Где она? Этот белый вихрь? Или этот? Или следующий?

Ему казалось, что он чувствует напряжение, исходящее от Астафьева. На его месте Плетнев бы уже заорал: “Ну стреляй же!!! Чего ты ждешь?!”