Занятия кончились. По склону от стрельбища к КПП петляла засыпанная гравием дорожка. Спешить не хотелось – день был не очень жаркий, а здесь, на окраине, у подножия холма, заросшего зеленью, и вовсе радовал сердце. Архипов и Пак, окруженные курсантами, шагали впереди, Плетнев с Хафизом и Камолом – чуть поодаль.

Правда, Архипов время от времени оборачивался и недовольно поглядывал. Но Плетнев решил не обращать на него внимания.

Камол улыбнулся и что-то спросил.

– Спрашивает, помните ли, – перевел Хафиз, – как учили удавкой работать?

Плетнев кивнул, и Камол принялся радостно рассказывать, а Хафиз – переводить.

– Говорит, вчера ночью пришли арестовывать одного опасного парчамиста. Он хотел убежать, а Камол как прыгнул на него с крыши! И веревкой за горло, как вы учили. Говорит, у парчамиста язык вылез вот на столько! – И он точно повторил жест рассказчика, показав пальцами что-то в размер небольшого огурца, а потом пожал плечами: мол, вот такой он, Камол-то наш. – Ему потом, говорит, все завидовали. И начальник похвалил.

Плетнев долго откашливался.

– Ну понятно… Да уж… На пользу пошло учение…

Камол жизнерадостно оскалился, мелко покивал и побежал догонять группу. Должно быть, это было все, что он имел сообщить.

Они шагали молча. Неожиданно Хафиз сказал, заметно волнуясь:

– Много людей арестовывают!.. Если сосед донесет, что ты “парчамист”, – тут же арест. Дом конфискуют. Родственников тоже берут. Кого сразу расстреливают, кого в тюрьму… Неизвестно еще, кому лучше! Тюрьма Пули-Чархи – это ад!.. Или хуже ада! Вы не можете себе вообразить, что там делают с людьми!.. И за всем этим стоит Хафизулла Амин! Нельзя верить Амину! Он враг народа! Он хочет погубить революцию!

– Гм, – осторожно высказался Плетнев, хоть ему и казалось, что он говорит искренне. – Это серьезные обвинения…

– Если вы меня выдадите, мне конец, – оглянувшись, шепотом сказал Хафиз. – Но я верю вам. Я скажу.

Он замедлил шаг.

– Амин хочет убить Тараки, нашего вождя! В аэропорту, когда Тараки прибудет из Москвы! Прямо около самолета… Имейте в виду, у Амина всюду свои люди! Он следит за всеми! Вы наши советские друзья, вы никогда не обманываете! Вы должны помочь!..

При выезде на набережную случился затор. Минут десять жарились на солнцепеке. Плетнев то и дело поглядывал на часы. Архипов вытер платком шею и долго и брезгливо его рассматривал. Потом вздохнул:

– Ну и пылища… За что все эти муки терпим? Пыль, жара, а ты еще этих баранов учи! – Повернулся к Паку и подмигнул: – А? Зачем?

– Приказ, – с бесстрастностью Будды ответил Витя.

Плетнев молча вел машину – то есть дергался то на метр, то на полметра, следуя за изнемогающим потоком автомобилей и повозок.

– А что приказ? Ты же и уволиться можешь. Не хочу, мол, ни жары, ни пыли вашей, ни приказы выполнять! Увольте меня – и все тут. А ведь не увольняешься?

Пак хмыкнул:

– Уволься!.. А потом что?

– Во! – обрадовался Архипов. – То-то и оно! Что потом? Сейчас ты кто? Не здесь, конечно, – морщась, пояснил он, – а в Союзе! В Союзе ты офицер КГБ! У-у-у! Гаишник остановил, ты ему ксиву в нос – цепенеет! В ресторан очередь – по барабану! – Архипов жизнерадостно хихикнул. – Я вот, помню, резину новую не мог купить. Езжу на лысой. Ну не достанешь же ни хрена. Потом думаю: да что ж я мыкаюсь как саврас по магазинам! И на базу! Кто главный?.. Один раз удостоверением махнул – так, слышь, третий год бесплатно на дом привозят! А ты говоришь!..

Слушать было довольно противно (хоть Плетнев и не мог не признать определенной его правоты), но пробка наконец-то рассосалась, они пролетели набережную и скоро выбрались на проспект Дар-уль-Аман.

– Черт! – спохватился Архипов. – Ребята арбузов просили привезти! Давай-ка высади меня, а сами сгоняйте.

– Я к Симонову должен зайти, – возразил Плетнев, взглянув на часы. – Срочное дело.

– Ничего, пять минут потерпит твое дело. Срочнее будет!..

Плетнев резко остановился у ворот.

– Ты – старший! Потом машину поставишь.

Архипов беззаботно захлопнул дверцу и направился к КПП.

– Ну что? – пробормотал Плетнев, неприязненно глядя ему в спину. Как дать бы по башке! – Куда?

– Давай назад, – предложил Пак. – Через перекресток. Там базарчик есть.

Майор Симонов сидел за столом в майке и форменных брюках. Поэтому расположившийся напротив него капитан Архипов, одетый по форме, выглядел особенно собранным и озабоченным человеком.

– Я так считаю, Яков Семенович. Боец не должен забывать о нашем здесь положении. Чужая страна, чужой народ. Вражеское, можно сказать, окружение. Бдительность и бдительность!.. А Плетнев – будто в родной деревне. Идет на контакт. Легко идет. Кроме того, своим поведением зачастую дискредитирует положительный образ Советского Союза. Поэтому я как офицер, как коммунист и как…

– Ну понятно уже, понятно! – раздраженно сказал Симонов. – Что уж в третий-то раз твердить одно и то же! Все ясно!

Помедлив, Архипов поднялся со стула.

– Разрешите идти?

– Давай, – буркнул Симонов. – Дверь закрой.

Архипов закрыл дверь, прошел коридором, сбежал по ступенькам школы, бросил взгляд на часы и, насвистывая, направился по дорожке в сторону поликлиники.

Через две минуты он постучал:

– Разрешите?

Кузнецов сидел на своем месте, а Вера стояла рядом, оперевшись рукой о стол, и оба они рассматривали кардиограмму.

– Здравия жела-а-аю! – протянул Архипов. – Добрый денечек, Вера Сергеевна!

Врачи подняли головы.

– О! Заходи, – довольно безрадостно бросил Кузнецов. – Присядь… В общем, ничего страшного. Но знаете, как: береженого бог бережет.

– Вера Сергеевна, позвольте вам доложить, – сказал Архипов, подходя к столу, вместо того чтобы, как было предложено, присесть. – Вы сегодня просто ослепительны!

Вера сложила ленту кардиограммы и пошла к двери.

– Спасибо… Не буду вам мешать.

Архипов посмотрел ей в спину, громко крякнул и сел перед Кузнецовым.

– Ну и ладно. Как говорится, леди с пони, дилижансу легче… Ну что? Надумали?

Кузнецов откинулся на спинку стула и шумно выдохнул: фу-у-у-у!

– Ох, Архипов! Доведешь ты меня до греха! Честное слово, доведешь!..

– Как хотите, – легко согласился Архипов. – Только вы же сами говорили: квартиру покупать. На чеки-то надежнее…

– Да понимаю я, понимаю! – Кузнецов мучительно сморщился и начал барабанить пальцами по столу. – Ну куплю я эти двести чеков несчастные, дальше что?

– Если каждый месяц по двести чеков – это ого-го! Курочка по зернышку клюет.

– Ага, – уныло отозвался Николай Петрович. – А весь двор в говне!.. А курс какой?

Архипов пожал плечами.

– Обычный.

Кузнецов несколько секунд тупо смотрел на канцелярский стакан с карандашами, потом страдальчески махнул рукой, со вздохом выдвинул ящик и вынул кипу афганских денег.

Архипов извлек из кармана пачку чеков и отсчитал двадцать десятирублевых.

Затем он принялся считать афгани.

– Да вы не сомневайтесь, – добродушно говорил он при этом. – Нормальный курс… Больше вам нигде не дадут…

Именно эти его слова услышал Князев. Он стоял у раскрытой двери кабинета и видел все сразу: чеки на столе, пачку афгани в руках Архипова, взволнованное лицо Кузнецова.

Архипов вскочил, отшвыривая от себя деньги.

– Товарищ полковник, я… мы…