– Меня? – недоверчиво переспросил Плетнев. – Ну… не знаю. Спасибо. Не знал.

По-доброму усмехнувшись, дознаватель перевернул было какой-то лист, чтобы дать его Плетневу на подпись, как вдруг забрал назад и спросил:

– Скажите, а вы там ничего странного не замечали?

– Странного?

Плетнев мог бы сказать, что, честно говоря, ему там очень и очень многое казалось странным. Но было понятно, что дознаватель ждет не такого ответа. А какого?

– В каком смысле? – с искренним непониманием спросил Плетнев.

– Ну, знаете, как, – поясняюще помахивая ладонью, сказал дознаватель. – Народу-то много разного. Мало ли у кого что в голове. Иногда такое взбредет!.. Я вот, например, однажды… Вспомнить смешно! Взрослый уже, лет четырнадцать. У деда в сарае тулуп висел. Старый, грязный! – в хлев надевал, как навоз выкидывать. И взбрело мне его спичкой поджечь! – Он хлопнул ладонью по столу и расхохотался. – Что вы! Такие выдумщики бывают!..

Плетнев недоуменно на него смотрел, не понимая, к чему он клонит с этим тулупом.

Дознаватель перестал смеяться и спросил:

– Так не замечали?

– Чего именно?

Дознаватель понизил голос и сказал, как будто чуточку смущаясь:

– По карманам, бывает, кто-то начинает шарить… А?

Плетнев насторожился.

– Вы что имеете в виду?

Дознаватель снова вздохнул и пошевелил пальцами, брезгливо морщась.

– Слова-то все такие некрасивые. К нашему случаю совсем не подходят. В горячке боя всякое в голову может прийти… Короче говоря, случаев мародерства не наблюдали?

– Мародерства?! Да вы что? Не было. И быть не могло.

– Почему? – Он заинтересованно подался к столу.

– Там же бой был! – сказал Плетнев, пытаясь его уверить.

И как-то отстраненно подумал: что ему мои слова, если он не знает, что такое бой!

– Сами себе противоречите. Вы же не могли видеть все, верно?

Плетнев пожал плечами – разумеется, не мог.

– А начинаете других выгораживать!

– Я не выгораживаю.

– Как же не выгораживаете! Вы только что сказали – “быть не могло”! То есть заведомо отрицаете! Тем самым покрываете виновных! Разве не так?

Честно сказать, у Плетнева уже ум за разум заходил. Но все же по сию минуту он видел в дознавателе друга. Поэтому честно пытался развеять нелепое и никчемное недоразумение:

– Я не покрываю. Я хочу сказать, что там не до того было. Понимаете – бой! Там люди гибли! Друзья наши! Товарищи!

– Вы меня не агитируйте, Плетнев, – резко перебил дознаватель. – Если б вы погибли – тоже бы вопросов не было. Как говорится, мертвые сраму не имут! Но ведь вы не погибли? А с живыми надо разбираться. Потому что никто никогда правды не говорит. А правда, между прочим, неприглядна! Прямо скажем – безобразна! Вот она. – Он похлопал тыльной стороной ладони по какому-то листку. – Вот! Черным по белому: наблюдались случаи мародерства!

– Кем наблюдались? – хмуро спросил Плетнев.

– Кем надо, тем и наблюдались!

– Это шакалами-то этими? Что они наблюдать могли? Они же как гиены – только к трупам приходят.

– Прекратите! Тут вам не зоопарк!.. Вы других защищаете. А сами? Вам костюм дали – где он? Между прочим, государство не может раскидываться направо-налево. Думаете, война все спишет?

Плетнев смотрел в его глаза… странный у него был взгляд. Ледяной. Но где-то в глубине плавал страх. Может, он сумасшедший?

– Товарищ майор, вы это серьезно говорите?

– Да уж не шуточки шучу, – вздохнул майор на полтора тона ниже.

Нет, все-таки нормальный, наверное…

– Ну, тогда я пойду, – сказал Плетнев, поднимаясь.

Дознаватель взвился:

– Куда? Я вас не отпускал!

Он был старшим по званию.

Медленно, не сводя с него глаз, Плетнев подчинился приказу и сел.

– Отвечайте! – орал он. – Вы наблюдали случаи мародерства?

– Я – случаев мародерства – не наблюдал, – раздельно произнес Плетнев.

– Но капитана Аникина вы сразу после штурма видели?

– Видел.

– А ведь точно известно, что Аникин шарил по карманам! Хотите следствие в заблуждение ввести?!

Плетнев молчал.

– Сказать нечего? – Дознаватель злобно усмехнулся. – А вы знаете, что у Большакова в куртке нашли большую сумму денег? Откуда они, спрашивается?

– Ромашов получил в посольстве суточные. И передал Большакову. А куда нам их надо было нести перед боем – на базар? Аппаратуркой закупаться?

– Не паясничайте, Плетнев! Вы точно знаете, что Ромашов получал, или вам так кажется?

– Я при этом не присутствовал. Я это знаю от Ромашова.

– Все с чужих слов!.. После штурма сказал?

– Нет, до штурма. Он при мне передавал их Большакову.

– Ну, допустим… А что вам известно о найденных во дворце драгоценностях? Где они? Тоже отнекиваться станете?

– Не было никаких драгоценностей.

– Неужели! – воскликнул дознаватель, поймав его на явной лжи. – Разве майор Ромашов не при вас об этом хвастал?

Плетнев сорвался:

– Мы друг друга найти не могли, не то что!.. Вот что я оттуда вынес! Единственная драгоценность! Хорошо, что не в башке!

И со стуком положил на стол перед ним свою любимую пулю.

Дознаватель тут же смахнул ее ладонью на пол.

– Нечего мне тут свои сувениры показывать!

Честно, он не понимал, что происходит. Он нагнулся, поднял ее, сжал в кулаке.

В голове у него стало что-то медленно взрываться.

Вспышка – слепо ворочающаяся БМП наезжает на раненого Зубова.

Вспышка – рука Епишева болтается на сухожилиях.

Вспышка – нога в ботинке разбивает стеклянную дверь, осколки стекла; граната, медленно летящая в темноту; взрыв.

– Ты, может, героем себя почувствовал?! Съездил пострелять, так и ноги на стол?! А если б неудачей все закончилось, знаешь, куда бы ты свое геройство мог засунуть?

Вспышка – кафельная белизна морга, лицо Астафьева.

Вспышка – изумленный взгляд умирающего Кузнецова.

Вспышка – Вера в белом забрызганном кровью халате кричит: “Фашисты! Фашисты!..”

Вспышка – в него в упор палит гвардеец Амина…

И еще – лицо бьющегося о дно баржи тонущего мальчика…

Дознаватель встал, обошел стол, остановился перед ним. Плетнев медленно поднял взгляд.

– Вообще бы такого человека не нашли! Не было бы тебя! В списках не значился! Понял? И “звездными” списками вашими наградными – можете подтереться!

Вскакивая, он ударил снизу кулаком в челюсть.

Дознаватель с грохотом обрушился на стул.

Треснулся головой о бетонный подоконник. Повалился на пол.

Плетнев еще раз саданул его – ногой.

Под головой уже растекалась лужа крови.

Дверь распахнулась, в кабинет ворвался Карпов, за ним Ромашов, Аникин…

– Прекратить!

Он стоял неподвижно…

Аникин приехал к нему через полгода, когда разрешили свидания. И сказал, что в ту секунду его не узнал. По его словам, он даже удивился – откуда, мол, здесь взялся совершенно чужой человек?

Заснеженные леса молчат под хмурым небом.

Если смотреть с вертолета, видны белые пятна замерзших озер.

Белые змеи заснеженных рек.

Снова леса.

Без конца – до самого горизонта. И даже дальше.

А вот просека.

Дорога. По ней ползет букашка грузовика.

Отвилок тянется к каким-то приземистым строениям… а там уже и сторожевые вышки… колючая проволока в несколько рядов… бетонные бараки в ряд… воронье…

И снова лес.