– Ну, вот видите как… Теперь хоть представляю, как было… Спасибо… А насчет скорого окончания… Что вы, Саша, что вы… Это теперь на года. Если не на десятилетия. Можете поверить – мы еще нахлебаемся…
Он с горечью махнет рукой. А Плетнев будет, наверное, точно так же, как сейчас, крутить в пальцах чуть помятый кусок металла…
– Ввели войска – и что? Оппозиция лапки кверху? Ничего подобного. Наоборот. Всполошили весь мир. Ждут в ужасе – куда дальше полезем. Уж под эту музыку американцы точно развернут работу – капитально оппозицию поддержат, поставят оружие… Власть народную укрепили? – тоже непохоже. Посадили Бабрака – вот вам царь. А никому не нужен такой царь. Теперь его только ленивый не пинает…
И он снова безнадежно махнет рукой.
– Нет, Саша, это надолго. И похоронок мы еще наполучаемся. Ой, наполучаемся…
А друг Плетнева Сергей Астафьев будет строго смотреть с портрета, украшенного черно-красной лентой…
Потом он распрощается и выйдет из дома… мириады снежинок сверкают в ореолах фонарного света… улица весело мчится по своим делам… по своим веселым делам – ведь новогоднее настроение еще не истаяло!.. и он пойдет… куда?
Как же куда? – сказал себе Плетнев и от волнения сел прямо.
Он же должен найти Веру!
* * *
Самолет пробил низкую облачность. Шасси коснулось полосы, и минут через пять лайнер вырулил на стоянку на краю сумрачного и пустого поля.
МОСКВА, 5 ЯНВАРЯ 1980 г.
Люк открылся.
Аникин радостно высунулся – и замер от неожиданности. Улыбка сползла с его лица. Изумленно оглянулся.
– Что-то никого…
– Должно быть, в целях маскировки, – буркнул Плетнев, озираясь. – Ладно, пошли.
Заснеженный трап скрипел под ногами.
Метрах в пятидесяти от самолета стоял автобус. Возле него тоже никого не было.
Оскальзываясь на обледенелом снегу, молчаливой вереницей дошли до автобуса, пробрались в его теплое, почему-то пахнувшее хлоркой нутро.
Двери закрылись. Автобус тронулся.
У водителя тренькал радиоприемник. Наверное, зазвучало что-то его любимое – он прибавил громкости, в салон вдруг пролились торжественные аккорды, и красивый мужской голос сурово пропел:
Не думай о секундах свысока!
Наступит время, сам поймешь, наверное,
Свистят они как пули у виска -
Мгновения, мгновения, мгновения!..
– Ну-ка выруби эту байду! – послышался чей-то раздраженный приказ. Кажется, это был Симонов.
Музыка смолкла.
Автобус повернул, вырулил на какую-то дорожку, а метров через восемьсот выбрался на шоссе.
На повороте с огромного рекламного щита ухмылялся олимпийский Мишка, опоясанный золотым поясом с пряжкой из пяти сцепленных колец. Над ним багровела надпись:
МОСКВА ВСТРЕЧАЕТ ГОСТЕЙ !
Плетнев задернул занавеску и закрыл глаза. Ему не хотелось больше думать.
* * *
Их не распустили по квартирам. Сразу привезли в расположение.
Генерал Безногов навытяжку стоял перед строем.
– Товарищи офицеры! – торжественно сказал он. – Руководство страны и лично Леонид Ильич Брежнев благодарят вас за проявленные мужество и героизм! Вы вернулись победителями. Каждый из вас – победитель!..
Безногов помолчал.
– Вам будут задавать вопросы. Самые разные. В ответ можно говорить все!
Он обвел взглядом недоверчивые лица.
– Да, все! – кроме правды…
Генерал заложил руки за спину и, задумчиво опустив голову, сделал несколько шагов вдоль строя. Снова повернулся, насупившись.
– Но у меня есть и неприятная новость. На имя Председателя КГБ СССР поступило анонимное письмо, в котором… – Он достал из кармана сложенный лист и с шорохом развернул. – В котором говорится, что во время проведения операции “Шторм-333” личным составом группы “А” и группы “Зенит” совершались поступки, порочащие высокое звание советского чекиста. Вот такое послание…
Безногов брезгливо сложил листок и сунул в карман. Развел руками.
– Юрий Владимирович не верит ни одному слову этой поганой писульки. Но приказал тщательно разобраться, провести внутреннее расследование и доложить. Сейчас каждый из вас сядет и как следует вспомнит, что он видел во время штурма. И запишет. А потом честно расскажет об этом дознавателю.
Офицеры переглянулись. Анонимка?.. Плетнев сразу о двух вещах вспомнил. Первая – Иван Иванович. Вторая – внешторговцы, которым они с Аникиным технику поколотили. А там кто его знает. Может, и не анонимка никакая, а самый что ни на есть честный рапорт… Что гадать?
Через пять минут личный состав группы “А” расселся за столами в учебном классе.
Бойцы задумывались, грызли самописки…
Плетнев тоже думал… вспоминал… что он видел? Что он видел такого, что порочило бы высокое звание советского чекиста? Про Ивана Ивановича написать? – глупо, он ведь не из их группы…
Исчеркав три листа бумаги, он уместил на четвертом в несколько предложений все, что имел сообщить. Потом поднялся и, приготовившись к самому неприятному разговору, решительно направился к кабинет дознавателя.
– Войдите!
Это был человек лет тридцати пяти, в кителе с погонами майора КГБ. Его свежевыбритое холеное лицо резко контрастировало с распухшей физиономией Плетнева. На столе перед ним лежало несколько папок и блокнот. На правом краю располагалась пепельница, пачка сигарет “Пегас” и коробка спичек с “Рабочим и Колхозницей” на этикетке.
Он кивнул и привстал, приветливо улыбаясь.
– Садитесь.
– Старший лейтенант Плетнев. Александр Николаевич.
– Написали?
Плетнев сел и протянул лист.
– Написал, да. Очень мало. Сжато.
Дознаватель мельком посмотрел на страничку и отложил в сторону.
– Ну и ладно, – сказал он. – Что там расписывать, когда и так все ясно. Может, чаю?
Плетнев ждал каких-нибудь наскоков, крика. А интонация дознавателя оказалась доброжелательной. И он сразу оттаял. Расслабился. И еще подумал, что всем им, наверное, повезло – этот мужик явно понимал, с кем имеет дело.
– Нет, спасибо.
– Ну смотрите, – улыбнулся дознаватель, раскрывая папку. – Собственно, все это из-за пустяка… сами понимаете. Кто-то написал анонимку. – Он презрительно хмыкнул, листая папку. – Как будто мы не знаем, из чего рождаются эти анонимки! Знаете, как в песне поется: если кто-то кое-где у нас порой… Нет, все-таки много у нас еще бюрократизма! Приехали люди с такого дела. Жизнью рисковали. По заданию партии и правительства!.. Интернациональный долг! Бойцы! Герои!.. А тут из-за какой-то ерунды!.. – Он огорченно покачал головой. – Ах, да что говорить!.. Так… так… ага, вот оно. Вы спортивный костюм перед выездом получали?
– Ну да, – недоуменно сознался Плетнев.
– Он у вас порвался, что ли?
Плетнев развел руками.
– Я же в бою в нем был… мы их под форму надевали, для тепла. Да к тому же в крови весь испачкан… Когда Епишеву руку оторвало.
Дознаватель вскинул глаза и вопросительно на него посмотрел.
– Понятно, понятно. – Он грустно улыбнулся. – А вы там, значит, от начала до конца?
– Так точно, – кивнул Плетнев. Ему захотелось вдруг похвастать, что он даже раньше всех приехал. Но все-таки сдержался.
– Страшное дело… Мирное время, да? И вдруг такое, – вздохнул дознаватель. – Что поделаешь! Ведь кому-то надо? Приказ есть приказ… Верно?
– Конечно…
– Да уж… Есть такое слово “надо”, – бормотал дознаватель, листая папку. – Вот, собственно, и все… Такое дело своротили! Осилили! Герои!.. – Он покачал головой, будто не до конца веря в это. – Кстати, ваши командиры четырнадцать человек представили на звание Героя Советского Союза! – Поднял взгляд и значительно посмотрел на Плетнева. – Вы один из них. Поздравляю.
