Подцепив остриём ножа кусочек стекла, он не без труда извлёк его и тут же залечил рану. Заклинание Регенерации придало ему уверенности в своих силах, а уже ушедшая боль окончательно привела в чувство.

Оглядев оставленный после себя беспорядок, он убедился, что отваливать действительно пора. Сперва собирался сразу отправиться в своё имение, что располагалось на землях столицы, но затем, всё же, решил как следует оторваться в одном из мало кому известных борделей Первума. Где, к слову, тоже имелся небольшой домик в собственности. Тогда он ещё не знал, к чему это приведёт в итоге.

Её волосы давно утратили свой природный и естественный блеск. В глазах всё чаще проскальзывали алые искры зарождающегося безумия, но ей было абсолютно наплевать на это.

Сёстры давно начали что-то подозревать и не исключено, что кто-то из них даже смог заглянуть за «ширму» её разума. Смог узреть то, что видеть никому не позволительно. Ей пришлось их покинуть. Иначе было никак.

Пришлось уйти оттуда, где появилась на свет, была выращена, воспитана и обучена всему, что сейчас умеет. Пришлось бросить единственное место на земле, которое придавало силы, являлось оплотом надёжности, спокойствия и гармонии.

А стоит ли находиться там, где и гармонии не осталось? Видимо, нет — это утрачивало всякий смысл. По крайней мере, именно так она себя успокаивала в минуты прозрения, когда затянутое тучами сознание разрывал «луч света» разума. Однако подобные «просветы» становились редким гостем в её голове, занятной мыслями только о нём.

О, до чего же он был хорош, ладен и прекрасен. Ещё тогда, в тренировочном лагере, он произвёл на неё впечатление. С того момента юноша окреп, возмужал, стал сильным. Превратился в настоящего мужчину.

Того, кому было предначертано сорвать цветок, что она растила и хранила все эти годы. В её виденьях их связи была такой страстной и необузданной, что она просыпалась от спазмов, сладкими волнами, разливающимися по её телу.

Он был её судьбой, а она его предназначением. Видения никогда не обманывали. Более того, они выглядели намного ярче и глубже, чем любые другие. И сёстрам было прекрасно об этом известно, как и то, к чему подобное может привести.

По этой причине за ней и отправили погоню. И именно поэтому теперь они все кормят собой лесных обитателей. От этой мысли ей стало так смешно, что пришлось остановиться, чтобы унять приступ смеха и вытереть выступившие слёзы.

— Поймать они меня хотели, аха-ха! Меня! Они! Передавайте привет предкам! — она помахала рукой небу.

'– Что со мной творится?

— С тобой всё нормально, дорогуша. Всё просто замечательно. Ведь тебе никогда прежде не было так хорошо.

— Да, действительно, не было. Значит, действительно, всё замечательно.

— Так я о чём дорогуша!'

Последнее время она всё чаще вступала в диалог сама с собой. Разум ещё теплился в её затуманенном сознании, но с каждым днём становился слабее. Признайся бы она тогда Сёстрам, что совершила запретный ритуал, ей бы смогли помочь.

Максимум дали бы пару плетей и подержали бы денёк взаперти, но девичий страх не позволил сделать этого, запустив ситуацию до клинического случая и спровоцировав рецидив.

А всё началось, когда юноша был так бесцеремонно предан Огню под знамёнами Света в той деревне. Когда Самоний так уверенно говорил о виновности парня в грядущем апокалипсисе, основываясь на своих видениях.

Хотя, ему-то откуда видеть то, что находится за гранью? Именно тогда, видимо, под воздействием Скверны, в ней и зародилось это семя сомнения. Такое маленькое и хрупкое, оно крайне неудачно упало на столь плодородную почву уязвлённого девичьего самолюбия.

Ведь она никогда не ошибалась. И сёстры, как ни старались этого избегать, нет-нет, да и обмолвятся, что у неё особый дар, особое чутьё. Даже Матушка как-то проговорилась, что её ждёт большое будущее.

Именно тогда она решила зайти «дальше» дозволенного и отведённого ей, обратившись самостоятельно к Барб’Атосу — покровителю их ордена. Это была одной из тщательно оберегаемых тайн, ведь поклонение демонам явилось преступлением.

Хоть знания их призыва и были утрачены, по крайней мере так считалось, но возможность обращения к ним, точнее, к нему, Сёстры провидицы сохранили и передавали от поколения к поколению.

Ритуал не был каким-то чересчур сложным, но требовал коллективного участия, чтобы равномерно распределить влияние голоса Барб’Атоса на разум каждого участника. Поскольку единичные случаи приводили чаще к смерти и за редким исключением к безумию обращавшегося.

Но просить о групповом сеансе она не могла из-за опасений, что её разум, слившийся в одно целое, позволить другим заглянуть в самые тёмные уголки девичьих фантазий и желаний. Подобного допустить она просто не могла — это был бы позор, отречение и изгнание.

'– Хотя, чем происходящее сейчас не изгнание?

— А тем, дорогуша, что это твой, осознанный, выбор.

— И то верно'.

Ей повезло, глас Барб’Атоса не убил её и не лишил разума, по крайней мере, так ей казалось. Ведь со слов Старших, рассудок покидал тело незамедлительно. Матушка почувствовала неладное практически сразу и пыталась выяснить, не допустила ли Младшая какой глупости на досуге.

Но сестра была неприступна и всячески отнекивалась от наводящих вопросов. Сперва боялась за взбучку о нарушении запрета. Затем, что не умерла и тронулось рассудком, а потом стало просто слишком поздно.

Однако же, ей всё-таки удалось увидеть нечто большее. Она убедилась, что Самоний оказался не прав, более того, ему самому предстояло явиться причиной начала грядущей беды. Точнее, именно он и явился тому причиной.

Тем самым первым, робким шагом на пути к бездне. Она видела гибель Ирдэна и многих других. Причём конкретно ту, что их и постигнет. Без всякой необходимости в дальнейшем «читать» предсказание, ища подсказки и «ключики».

Также она отчётливо видела себя, в объятиях этого Тёмного, прижимающего её разгорячённое тело к их совместному ложу. Это было… было так восхитительно! Являлось тем, ради чего стоило жить и бороться.

Но, помимо этого, увидела и то, что не могла описать и понять. Странных людей, одетых в диковинную одежду и перемещающихся в металлических ящиках на колёсах; железных птиц, что не машут крыльями, но летят, а внутри них находятся живые люди; огромных рыб, плавающих на поверхности водной глади.

А ещё, она увидела то, что увидело и её — Тьму, окутывающую этот странный мир! Тьма смотрела так глубоко, что сестра пришла в себя оттого, что перестала дышать и начала задыхаться, от объявшего её ужаса.

И вот этого она не могла уже рассказать никому. Каким-то образом понимала, что познала то, чего не должна была. Эти знания являлись чем-то запретным не то, что для неё, для этого Мира в целом.

К этому выводу она пришли не сразу. Минула вторая луна, когда она было собралась духом для исповеди Матушке. Но в ту ночь Тьма снова «посмотрела» в неё, окончательно разрушив фундамент решимости, а глас Барб’Атоса уже вовсю разбирал целостность разума.

Фактически в распоряжении Младшей находился лишь один день для принятия решения, способного сохранить её, но она его упустила. Она знала, куда ей идти. Она знала, где её судьба, и несла ему своё предназначение.

Всё то время, что Куратор молча и сосредоточенно изучал предоставленные ему отчёты, причём исключительно в печатном варианте, в кабинете стояла звенящая тишина. Просмотр документов с экрана монитора, он не исключал, как возможность, но если дело касалось чего-то серьёзного и требовало внимательности — только бумага.

Сотрудник-лаборант среднего звена испытывал волнение и дискомфорт, даже не особо пытаясь этого скрывать, периодически вытирая о халат вспотевшие ладони. И почему этот доклад, который готовило несколько сотрудников довольно крупного отдела, выпало нести именно ему?

А потому что мама ещё в детстве говорила не играть в азартные игры с пацанами во дворе! Это же надо, продуть всему отделу в «камень-ножницы-бумага»! Да кто вообще так к работе относится?