Арония осмотрелась и чихнула.

По чердаку летала туча пыли и облака шерсти. У подслеповатого оконца, смирно сидя, рычал огромный медведь; под ногами скорчилась Полуночница, занимая сейчас довольно мало места. А у балки непдвижно валялся, сливаясь с пыльным полом, Михалап. Но сопение оттуда доносилось. Всё в порядке! Атака отражена. С небольшими сложностями и неприятностями, но вполне удачно. Что домовому сделается? Нежить. То есть — вечо живущий своей таинственной жизнью.

«Холодно здесь, — приходя в себя, потёрла руки девушка. — Надо ещё этого огромнго медведя уменьшить. А то придётся крышу разобрать да подъёмный кран подгонать, чтобы вынуть это чудище на белый свет, — усмехнулась Арония, представив эту картинку. — То-то соседи удивились бы!»

Поскольку девушка подумала о них — о соседях, её «сокол» тут же доложил, что из дома напротив за Акимовой хатой ведётся наблюдение. И Арония увидела их: Людмилу с мужем Николаем и тремя сыновьями-школьниками. Припав к окнам, они с ужасом и интересом смотрели на дом Полины Степановны, прислушиваясь к доносящемуся оттуда шуму.

— Что там такое? Черти горох молотят, что ли? — с недоумением бормотал Николай, как всегда подвыпивший, расчищая нетрезвой рукой затуманенное его дыханием стекло. — Я ж говорил этой бабке, что в доме нечисть. А Коля зря не скажет! — погрозил он в сторону дома пальцем. — Ишь, чо творят бесы! Бабке — конец! И внучке — тоже!

— Может, полицию вызвать, а, Коль? — испуганно спросила Людмила. — А ну как их там совсем поубивали?

— Я те дам — полицию! — отмахнулся тот. — Протоколами потом замучают да в свидетели запишут. А оно тебе надо? Это ж нечисть! Кого там ловить? Слышь, как ревут? Даже если и поубивали соседок, то мы-то причём. Убили так убили! А нет — так тебе нам же и платить за ложный вызов! Лучше уж ты мне эту тыщу отдай, — облизнулся он.

— Обойдёшься, — отмахнулась Людмила.

А сыновья, переглядываясь, шептали:

— Слыхал? Там черти горох молотят!

— Ага! Айда завтра туда — глянем на дохлых дьяволов! Слышь, как вопят?

— Стра-ашно. Ведь они и нас утащат!

— А я рогатку возьму! — сказал самый младший.

— А я водяной пистолет! — заявил средний мальчишка.

— Эх, травматик бы! — мечтательно проговорил старший. — Мы б их уделали!

«Похоже, разбирать крышу и принародно вынимать с чердака медведя Силантия, точно, не стоит, — усмехнулась Арония. — У ребят психологическая травма случится решат, что это и есть демон. Хотя, Силантий ничем не лучше! Ишь как разошёлся — весь на пену изошёл!» — покосилась она на него.

Ну, что ж, будет у неё набор статуэток-монстров.

И, подойдя к ревущему медведю, она что-то шепнула. Тот, конечно, уменьшился, но не так, как Евдокия — всего лишь до размеров пуделя. От такого карликового Силантия стало гораздо меньше проблем. А повторно произносить заговор она не решилась — вдруг совсем исчезнет. Она ж не зверь какой. Однако, хоть и тише. Карликовый медведь продолжал рычать.

А тут пришёл в себя и домовой. Кряхтя и потирая бока, он уселся на балку — весь пропылённый, даже рыжина исчезла, но очень довольный.

— Живой? — спросила Арония.

— А чо мне сдееться? — пробурчал тот, отряхиваясь. — Ты рази ж дашь мне пропасть? Вона как эту чуду кубырнула!

— Потрепала всё ж тебя Евдокия! Извини, я с Силантием была занята. Одежда твоя теперь, наверное, в утиль пойдёт, — посочувствовал она. — Другая есть? Может, бинт нужен? Перевязать.

— Какой там — блинт! Зачем? — обиделся Михалап. — На нас, древнючих домовиках, само всё заживат. Это нынешние квёлые, чуть чо — уж блинтуются аль ежат. А я к энтим царапинам паутину прикладу и буду здоров. Так ишо моя бабка Апраксия учила.

— Паутину? — удивилась Арония. — О, у Фроси — одной деревенской знахарки, тоже про это написано! Мол, паутна раны чудесныи образом залечивает, — вспомнила она. — Выходит — правда?

— А то! Одёжу вот токо эта лярва беспонтовая манехо потрепала, — вздохнул домовой, рассматривая себя. — И ни в какой мутиль сдавать её не надоть! — сердито заявил он, поднимая с полу и прикладывая к боку какие-то пыльные обрывки. — Это была Акимова куфайка! Ей же сносу нету! Послужит и ишо! Ежели б не эта куфаечка, мне б сегодня худей пришлось. Как знал — надел её, — приблизил он к лицу лапу и лизнул её. — Уж больно суетно внизу былò.

— Да что ты с ей, то есть — с ней, будешь делать? — удивилась Арония. — Тут же одни ленты, а не ку… фуфайка!

— Ничо — тут подлатаю, там пришью! Будя як новая! — заверил домовой. — Главно — шо сам цел.

— Это да, — улыбнулась, Арония. — И ещё главное — твой рублевик цел!

— Не дождётся! Не отдам! Её ж всё равно засудят! — хитро блеснул глазами-фонариками домовой.

— Засудят! — довольно кивнула Аронимя. И решила поднять самооценку потрёпанного Михалапа: — А знатно ты с Полуночницей сцепился. Досталось ей. Смотри, сколько чёрной шерсти кругом! — сказала она.

— Ага! Я ей тут указал, иде раки зимовают! — довольно гукнул Михалап и погрозил кулаком в сторону чёрной неподвижной статуэтки. — Нехай знат, как домовых забижать! Пусть ишо токо сунется! Всё раки иё будут!

— Не скоро сунется! Кончилось её хождение, — улыбаясь, сказала Арония, уже набравшись от Михалапа цветистых оборотов. — Пусть Совет Старейшин решает судьбу Евдокию и Силантия. На них столько преступлений, что вернуться они не скоро.

— Вернутся? — с опаской преспросил домовой. — А може вовсе сгинут?

— Это вряд ли — Совет справедлив. Но, надеюсь, поумнеют и отучатся вредить, — пожала плечами Арония. — Иначе — зачем Суд?

А что это мы с тобой тут стоим? — спохватилась она. — Давай-ка в дом перебираться, Михалап. Дышать нечем! Да и замёрзла я у тебя, — поёжилась она. — Как ты тут выживаешь?

— Не выживаю! Это и есть мой дом, я завсегда туточки живу, — буркнул домовой. — И мне без разницы — жара аль холод. Главное — скрытно. Да и куды ж я в таком виде в гости? Вдруг стару… Полина возвернётся?

— Она ж всё равно тебя не видит! Не имеет таких способностей. Да и нет её дома. Бабулю Ратобор похитил, — вздохнула Арония.

— Да видал я — улетучил он её. Или как это назвать? Исхитил. Сначала, навроде, ушёл он, сгинул, а опосля возвернулся. За ней.

Арония сжала кулаки — негодяй! Зачем она ему? Почему с ней не поговорил? Ладно, дальше будет видно, что делать.

— Да пойдём, Михалап — чаю попьём. Мне неважно, в чём ты одет. А тут за это время как раз пыль уляжется.

— С плюшками чай-то? — с надеждой поднял голову домовой, держа в лапе горсть обрывков от фуфайки.

— С сырниками, — виновато развела руками девушка. — Из кулинарии. А, ещё булочки свежие есть! — вспомнила она.

— Годится! — обрадовался Михалап. — А этих, чо ль, с собой брать? — недобро покосился он на оборотней. — Больно много чести! Нехай тут и дале пылью дышут.

— Да и правда — нехай! Ой, нет! — спохватилась Арония, вспомнив про их похищение у Фаины. — А вдруг Ратобор за ними сюда явится? И освободит, пока мы с тобой чаи гоняем?

— Ты и с им будешь биться? — прищурился пыльный Михалап.

— Придётся, — пожала плечами девушка.

— А чо? Ты, Аронеюшка, это знатно могёшь! Я видал — вона даже кулака не приложила, а оне все валяются, — кивнул он на оборотней. — Вот бы мне так-то: глазом моргнул и все покатилися, куды ни попадя. А на чердак — и вовсе, как я, ты взметнулася!

— И когда ты успел всё заметить? — удивилась Арония. — Тебя ж Явдоха трепала!

— Дык прям к горлу, с когтёй, — поёжился Михалап. — Ничо, я её проучил когтю совать! А как заметил? Так мне ж не глаза надоть, шоб всё видеть, — отмахнулся он. — А чо этому аспиду от тебя надоть? Чо он этих полоумных на тебя наслал-то?

— Ратобору? Я пока ещё и сама не знаю толком, чего ему надо. То союз предлагал — хоть деловой, хоть брачный — на выбор. А теперь во оборотней натравил. И бабулю в заложники взял. Видать, чтобы послушней была, — вздохнула она. — И как мне её выручать? Силой или хитростью?

Михалап выразительно глянул на неё и авторитено заявил: