— В смысле?
— Отсек разрушен. Еще у нас больше нет левого двигателя, и мы потеряли тридцать процентов рабочего тела.
— Корабль управляем?
— Сейчас проверю.
Такшип мог летать без одного двигателя. Изменяемый вектор тяги главных, плюс два маневровых двигателя на концах «крыльев» позволяли вполне уверенно держать курс одним маршевым. Беда была в другом. Денис не знал, насколько повреждены конструкции корпуса. Тяга левого маневрового двигателя вполне могла разорвать ослабленные попаданием шпангоуты. И тогда конец: летать на одном основном и одном маневровом движках, расположенных на одной стороне, — задача невыполнимая. Корабль просто закрутит.
И времени на проверку почти не оставалось. Хотя Денис пробыл без сознания считанные секунды, этого хватило, чтобы уцелевшие такшипы, начав разгон, ушли вперед на две сотни километров.
— Стю, молиться умеешь?
— Нет.
— Зря, нам бы очень пригодилось.
Развернуть вектор тяги уцелевшего двигателя максимально вправо, левый маневровый — на компенсацию. Ну, поехали! Денис предельно осторожно толкнул сектор тяги. Такшип повело влево. Так, теперь увеличить тягу левого маневрового, правый — на противотягу. Ускорение потихонечку росло, и когда Денис вывел сектор тяги на максимум, такшип, немного рыская на курсе, стал ускоряться на двух гравах. Денис облегченно откинулся в ложементе и, счастливый, расхохотался:
— Живем! Стю, переключи управление легким оружием на свою консоль.
— С навигацией справишься?
— На глазок!
И не было времени горевать о командире или беспокоиться о полетных характеристиках изуродованного корабля. Они выходили на дистанцию стрельбы.
— Дэн, детонация торпед через пять секунд!
Впереди, возле багровой «ромашки» щита полыхнуло около десятка ослепительных, но небольших звездочек. Летящие впереди торпеды, как и в прошлый раз, пытались пробить, развеять газовое облако.
Навстречу подлетающим торпедам неслись десятки тысяч плазменных «дробинок». «Эсминцы» теперь даже не скрывались за щитом, выплевывая дробовые снопы через каждые пятнадцать секунд. И попадали. Одна за другой гасли отметки приближающихся торпед. Но все равно, их было еще очень и очень много.
«Эсминцы», видимо сообразив, метнулись под защиту щита. Центральный сегмент, изрядно взболтанный взрывами, уже рассеивался, остывая, но лепестки по-прежнему оставались неповрежденными. Но на этот раз подобная защита уже не являлась идеальной. На такой дистанции у торпед еще оставалось рабочее тело, а, следовательно, они могли маневрировать, донаводясь. Конечно, головки самонаведения изрядно ослепленные недавними взрывами не давали особой точности. Однако, плотный строй укрытых за щитом аспайров по-прежнему работал против них. Когда между твоими кораблями жалкие десятки километров и в ордере начинают рваться двадцатимегатонные боеголовки, становиться довольно жарко.
Денис даже не думал считать разрывы. В основной волне торпед, детонация была почти одновременной, да и комп считать умел гораздо лучше. Всего сдетонировало семьдесят три боеголовки.
Это было красиво. Когда прорвавшиеся сквозь распухающий, остывший щит торпеды, сработали на оказавшуюся поблизости массу. Значительную массу. На массу второго щита. Тонкого, холодного и поэтому оставшегося незамеченным за громадой основного.
Тускнеющие клубы еще недавно идеально круглого щита полыхнули изнутри ярчайшей вспышкой, еще одной, еще и еще. Детонации сливались одна с другой, мерцая, будто гигантский, непредставимый по мощи стробоскоп. Программисты флота ошиблись с настройками самоликвидаторов. И все торпеды, направленные в центр вражеского флота, взорвались, не причинив тому ни малейшего вреда. Двадцать мегатонн с сорока километров лишь обласкают броню тяжелого корабля потоками яркого света. Разве что радиация могла нанести вред, но композиты, значительно снижающие излучение были известны даже людям, и глупо было считать аспайров отстающими.
Из двадцати двух торпед, направленных облетать щит, семи улыбнулась удача. Одно прямое попадание, испарившее «эсминец», и шесть достаточно близких, чтобы причинить еще пяти серьезные повреждения. Оставалось еще семь «эсминцев» и полностью целые, разве что со сбитой краской тяжелые корабли. Исход боя, похоже, был предрешен.
— «Один четыре», это «два первый». Можете вести бой?
Денис разлепил пересохшие губы. Лекарства могут убрать боль, они могут даже придать бодрость и боевой дух, но еще не придумано лекарство, способное сделать это с комфортом.
— Ответ положительный, «два первый». Что с лидером?
— Лидер уничтожен, я принял командование.
— Понял вас, «два первый». В меня попали.
— Можете вести бой?
— Да, основные системы функционируют.
Докладывая, Денис переключил один из экранов на командный режим.
Теперь в их дивизионе оставалось три такшипа. Первый, второй и третий были уничтожены. Насмешка Господина Случая. По штатному расписанию третий лейтенант Демин ныне командир тактического корабля. «Блистательная карьера», — промелькнула полная горького сарказма мысль.
Теперь, как командир такшипа, он получил доступ к информации. И увиденное ему не понравилось. После последнего залпа уцелело всего четырнадцать тактических кораблей — менее половины ударной группы. И если бы не торпедный рой, их бы уже перестреляли.
— «Один четыре», это «два первый». Группируем огонь на крупном корабле в середине строя.
— Принял.
В центре ордера обычно держат самые ценные и мощные суда. Этот был вторым по величине в ордере. Окруженный тяжелыми кораблями гигант в большинстве случаев был практически неуязвим. Но сейчас, пока сенсоры врага еще ослеплены буйством термоядерного огня, у них появлялся шанс больно куснуть гиганта.
С тысячи километров кораблей еще не видно. Двух, и даже пятикилометровые гиганты, если у них выключены двигатели, это лишь крошечные искорки на таком расстоянии. Искорки, если их покрасить в яркие, праздничные цвета. Но боевые суда никто не станет увешивать гирляндами. Так что виднелся лишь тусклый, почти слившийся с чернотой космоса клуб разметанного взрывами щита.
— Есть наведение! Пуск!
Три ярких росчерка рванулись прочь — ракеты пошли. По кратчайшей, наискось, прибавляя к скорости сближения свои пятьдесят гравов в течении одной минуты.
Один из секторов экрана послушно приблизился, отобразив чудовищно раздутый корпус непривычных очертаний. Телескоп, по счастью, еще функционировал.
— Всем! Огонь лазерами по готовности!
Лазерами традиционно управляли пилоты. Когда орудие неподвижно и управляется поворотом всего корабля, то удобнее всего стрелять тому, кто этот корабль поворачивает.
Денис микронными толчками рукояти управления вогнал корпус чужого корабля в маркер прицела и с силой вжал большой палец. Свет в рубке померк. Сейчас вся мощность обоих реакторов шла на накопители большого лазера. Пять секунд на перезарядку. Пять секунд, за которые они разойдутся на шестьсот с лишним километров. Два, максимум три залпа, прежде чем они выйдут за пределы эффективной работы лазеров. Им бы подойти ближе, но тогда шансов выбраться живыми не останется ни у кого.
Короткий зуммер, мигнувший алым прицельный маркер, перезарядка завершена.
Залп!
Рука дрогнула, и корпус гиганта мгновенно сместился. Если бы в режиме наведения не сглаживались движения руки, прицелиться было бы попросту невозможно. Он уже почти подвел маркер к утолщению на корме, стараясь поразить двигатели, когда сработали подлетающие ракеты такшипов.
Тысячу четыреста километров идущие на полусотне гравов ракеты преодолели менее чем за десять секунд. Четырнадцать такшипов, с каждого по шесть ракет, минус три с их корабля. Семьдесят девять «Москитов» с экспериментальной полумегатонной боеголовкой. Раньше противокорабельным оружием считались только торпеды. Ракетные подвесы вообще предназначались для высокоточного планетарного оружия. Для того чтобы отбомбиться по позициям сепаратистов или сбить атакующие атмосферные истребители. С началом войны, когда потребовалось максимально вооружить имеющиеся корабли, за полтора года была разработана и опробована новая ракета — «Москит» с ядерно-прямоточным двигателем короткого действия. Ракета предельно близкого по космическим меркам боя.