– Прошу прощения. Могу я увидеть мастера Ринта?

От неожиданности Гил едва не выронил шитье. Надо же! Оказывается, он так замечтался, что не заметил посетительницу…

– Мастер отлучился по делам, – все еще будучи не в силах вырваться из объятий грез, Гил поспешно воткнул иглу в полотно, отложил сорочку на подоконник и, вскочив, поклонился, – быть может, я могу вам помочь?

Он заморгал, стараясь разглядеть посетительницу; так бывает, когда после яркого солнца пытаешься смотреть в полумрак: перед глазами запрыгали пятна, и казалось, что в двух шагах царит непроглядная темень.

Она шагнула навстречу, ближе к окну, и приветливо улыбнулась. А Гил ощутил, как кровь прилила к щекам… Потому как эта утренняя посетительница была самой настоящей прекрасной леди, о какой только мог мечтать настоящий рыцарь. Ну, или тот, кто собирается оным стать.

Пожалуй, она была его ровесницей. Солнечный свет запутался в распущенных по плечам золотистым и тщательно завитым локонам. Широко распахнутые глаза в обрамлении искрящихся пушистых ресниц напоминали вечернее небо – густого синего цвета. Когда она улыбнулась, то на розовых щечках появились премилые ямочки.

Сраженный в самое сердце, Гил еще раз поклонился и растерянно промямлил:

– Если вас не затруднит, вы могли бы подождать мастера Ринта.

– Хорошо, – красавица огляделась в поисках свободного стула. Гил бросился подавать ей табурет, зацепился о ножку стола и едва не упал. Испугавшись, что его сейчас засмеют, Гил окончательно смутился. Наверное, он стал красным, как вареный рак; но милое создание и не думало смеяться.

Она серьезно поглядела на Гила.

– Вы, наверное, сын мастера Ринта?

И, дождавшись утвердительного кивка, продолжила:

– Меня зовут Лаури. Мы недавно переехали в Алларен, купили дом неподалеку. Мой отец – лучший краснодеревщик земель западнее Вельмероны. А вас как зовут?

– Гил… Гиллард.

Он топтался, не зная, куда деть руки, и чувствовал себя страшно неуклюжим по сравнению с красавицей Лаури, воплощением грации.

Тем временем она аккуратно уселась на добытый Гилом табурет, расправила складки нежно-голубого платьица.

– Говорят, ваш отец – хороший портной. Мы бы хотели заказать несколько тонких сорочек и новый кафтан для моего отца.

– Он должен скоро вернуться, – Гил наконец нашел в себе силы посмотреть Лаури в лицо. И его посетила мысль, что за нее он бы, не сомневаясь, отважился на любой подвиг.

– Вы тоже станете портным? – она кокетливо убрала со лба непослушный локон.

– Да, наверное.

И Гиллард невольно вздохнул. Уж кем-кем, а портным ему становиться совершенно не хотелось. Эх, раздобыть бы меч, или, на крайний случай, наняться к какому-нибудь рыцарю оруженосцем…

– А я не стану такой, как отец, – задумчиво обронила Лаури, – мне все говорят, что когда-нибудь я выйду замуж за принца… А вы как думаете?

Гиллард замялся, не зная, что и ответить. Отчего-то ему стало неприятно при мысли о том, что Лаури будет жить во дворце с каким-нибудь изнеженным и избалованным отпрыском Императора… И, сам того не ожидая, брякнул:

– А я бы хотел стать рыцарем. Настоящим. Чтобы и конь был, и меч, и доспехи.

– Но дети портных не могут быть рыцарями, – рассудительно заметила красавица. Гиллард словно бы и не слышал.

– Я бы совершал подвиги, великие подвиги, о которых барды складывали бы песни! Я бы стал таким, как…

На языке вертелось «как командор Геллер», но в этот миг распахнулась дверь и – хвала Небу! – появился отец. Мастер Ринт.

Лаури встала, учтиво поклонилась, чем вызвала добродушную улыбку на губах портного.

– А, у нас посетительница! Душенька, вам еще не надоел мой сын-мечтатель? Ну, Гиллард, поди-ка на задний двор, погляди, чего я привез. А вы, душенька, присаживайтесь, чего стоять-то? Нечасто к нам заглядывают принцессы…

Гил невольно поморщился и, раскланявшись, ушел. Но с тех пор в его мечтах появилось новое лицо. Красавица, которую он неизменно спасал и во имя которой вершил подвиги. Кроме того, выяснилось, что Лаури живет совсем неподалеку, презирает общество ровесниц-уродин, и что отец ее, мастер по дереву, вовсе не будет злиться, если Гил иногда будет заглядывать в их маленький садик.

… Над Аллареном полыхал закат. Солнце только-только село, но вся кромка неба была залита малиновым соком; слоистые облака лились на север, задевая распростертыми крыльями закатный багрянец. Пахло яблоками. В траве бойко трещал кузнечик.

– Значит, все, что угодно? – лукаво переспросила Лаури.

Гил кивнул. Что тут говорить еще? Он опустил глаза и не смотрел на Лаури, иначе обязательно бы увидел, как на ее губах появилась коварная и даже чуть-чуть хищная улыбка. Появилась – и пропала.

– Хорошо. Я придумала тебе, мой благородный рыцарь, испытание.

Гиллард навострил уши, безмолвно гадая… Поймать стрижа, что носятся день-деньской над городом? Вырезать из дерева корону?..

– Ты должен принести мне что-нибудь из Закрытого города! – выпалила на одном дыхании Лаури. И тут же воровато огляделась – а не подслушал ли кто?

Гиллард вздрогнул. Закрытый город? Так ведь то ж город магов! Мрачные, черные стены, отгородившие древнюю цитадель от светлого, приветливого Алларена. Загадочные фигуры в темных одеяниях, время от времени появляющиеся на улицах. Страшные магические опыты, о коих столько говорят – но никто и ни разу не видел все это собственными глазами… Он непонимающе уставился на Лаури.

– Но… это же…

– Я знаю, – очаровательно улыбнулась она, – но если ты и вправду хочешь стать рыцарем, тебе надо быть бесстрашным. И потом… Ты прославишься на весь Алларен, если побываешь там – и вернешься с доказательством!

Лаури с хрустом откусила от яблока. Гиллард молчал. Ему было неуютно даже думать о том, что его прекрасная дама пожелала придумать столь трудное испытание… Все-таки, это была игра, всего лишь игра. Или нет?..

– Там же маги, – наконец выдавил он, – и никто еще не побывал в Закрытом городе, даже взрослые обходят его стороной.

Тонкая коричневая бровь Лаури надменно приподнялась.

– Ты что, боишься?

Гиллард скрипнул зубами. Признаться в собственных страхах? Никогда!

– Стены там слишком гладкие, – только и пробормотал он, – не забраться по ним.

– А веревки на что? – прищурилась она, – каждый великий воин должен уметь лазать по стенам, Гил. А как же иначе?

…Он вернулся домой поздно, чем заслужил укоризненный взгляд матушки. Знала бы она, куда отправится Гиллард ночью, наверняка бы уже тихонько плакала у себя в спальне. На сердце камнем легло недоброе предчувствие, Гила знобило; даже мелькнула гаденькая мыслишка – а не сказаться ли больным и тем самым отменить поход к неприветливым черным стенам? Но он тут же одернул себя: какой из тебя вырастет рыцарь, если будешь увиливать от собственных обещаний?

Дождавшись, пока все уснут, Гиллард крадучись добрался до кладовой – и там добыл крюк, один из тех, куда подвешивали копченые окорока. Моток новенькой бельевой веревки он позаимствовал на заднем дворе. Затем, закрывшись в спальне, Гиллард крепко привязал веревку к крюку и решил, что, вне всякого сомнения, это немудреное приспособление позволит ему забраться на стену.

Гил посидел еще немного на кровати. Здесь, в крошечной спаленке, было тихо и уютно; в воздухе витал слабый запах лаванды – матушка любила перекладывать чистое белье мешочками с этими цветками. Даже огонек свечи, подрагивая от случайного сквозняка, безмолвно уговаривал остаться и не ходить никуда, плюнуть на все это рыцарство и сумасбродную Лаури впридачу… Но Гиллард все-таки поднялся. Задув свечу, он осторожно открыл окно – упаси Хаттар, стукнет рама! – и мягко спрыгнул на землю, под сень старой груши. Где-то недалеко завыла собака.

…Он подошел к Закрытому городу со стороны Розового переулка. Вздрагивая при каждом шорохе и едва ли не шарахаясь от собственной тени, миновал ряд аккуратных каменных домов. Розовые кусты здесь разрослись столь буйно, что, порой из-за пышной зелени выглядывали только чердачные оконца да крыши; и за каждым таким кустом Гилларду мерещился ночной алларенский ворюга, который только и ждет, чтобы засадить в спину кинжал, раздеть и бросить умирающего на дороге. Сам Гил, конечно же, никогда ни с чем подобным не сталкивался, но – повсюду об этом говорили почтенные торговки, булочники, торговец специями, приехавший, по слухам, с самого побережья океана Дождей… Однако, до самой черной цитадели с Гилом не приключилось ничего плохого; словно чья-то воля хранила его.