Первым было знамение, причем знамени дурное, не предвещающее ничего хорошего ни новоявленному королю, ни королевству.

Случилось это как раз во время коронации. В тот миг, когда Шениор протянул руки к сверкающей короне, чтобы возложить ее на собственную голову – ибо нет никого выше короля – на самом краю зрения мелькнуло что-то ослепительно-белое.

Шениор осторожно скосил взгляд, и понял, что чувства не подвели его: у дальнего окна, сквозь которое в тронный зал внимательно смотрели обе луны – большая и малая – замерла изящная женская фигурка, задрапированная в белоснежный шелк. Дэйлор удивился, потому что не видел ее среди тех, кто был ему представлен раньше, и кто должен был присутствовать на коронации. И еще больше удивился, когда понял, что никто из благородных не обращает на нее внимания – словно она и должна там быть.

Незнакомка была молода и привлекательна; распущенные по плечам черные волосы искрились кровью в свете факелов. И – она плакала, время от времени вытирая глаза уголком белого платка.

– Милорд, корону! Берите корону! – тихонько зашептали за спиной два министра – Каннеус и Летрап.

Шениор посмотрел на золотое кружево, обильно украшенное бриллиантами великолепной огранки, на миг потеряв из виду женщину. А когда она снова взглянул на нее, то уже никого не увидел.

Золотой обруч короны пришелся впору; благородные одобрительно зашептались – мол, добрый знак. Шениор обернулся и спросил у Каннеуса:

– Кто была та женщина, в белом платье? И почему мне не представили ее раньше?

Министр нахмурился и с сомнением поглядел на Шениора.

– О чем вы, милорд? Здесь не было ни одной женщины в белом. Ведь белый – цвет траура.

– Но я… видел ее, – упрямо пробормотал Шениор, – что ж, хотите сказать, что у меня галлюцинации?!!

– Ни в коем случае, милорд, – Каннеус склонил голову набок, о чем-то размышляя, – но я мало понимаю во всем этом. Вам лучше спросить у благородного д’Эвери. Он-то повидал куда больше меня.

Потом начался бал, но Шениор в нем не принимал участия. Перед глазами все стояло благородное лицо незнакомки. Кто она такая? И как пробралась на коронацию, когда у каждого входа был выставлен караул?..

На следующее утро он отправил сообщение Старшему. Оказалось, в кабинете Селлинора он не обратил внимания на одну очень занятную вещицу – массивный серебряный обруч, покрытый письменами, на каменной подставке. Каннеус пояснил, что это – старое магическое приспособление для отправки королевских приказов. Стоило только написать текст, затем представить себе то лицо, которому должно быть доставлено послание, и положить его на подставку под кольцо. Причем устройство работало даже тогда, когда отправитель совершенно не видел Силу – что, в общем-то, оказалось как нельзя к стати в случае Шениора.

…Он был сильно удивлен, когда вампир выступил из тени прямо в королевском кабинете.

– Старший! – Шениор вскочил по привычке, но тот лишь махнул рукой.

– Это я должен отдавать тебе почести, Шениор. Меня обеспокоило твое послание, и вот я здесь. Ты в самом деле видел плачущую женщину в трауре?

Вампир, сложив руки на груди, прошелся по комнате.

– Да, Старший, – Шениор с надеждой поглядел на него, – вы что-то знаете о ней?

– Мне известно о знамениях, которые бывают на коронации, – Норл д’Эвери остановился и, прищурившись, внимательно посмотрел на Шениора, – если во время церемонии владыка Дэйлорона видит что-нибудь странное, он видит будущее – свое и своего народа.

Шениор проглотил комок горькой слюны. Что-то было в голосе старого вампира, заставившее мелко задрожать пальцы.

– И… что же мне привиделось? – непослушными губами промолвил дэйлор. В груди напух пузырь, наполненный холодом. Сердце заколотилось мелко-мелко, словно затряслось в ужасе перед неотвратимым.

Вампир шагнул к нему и, опершись ладонями о стол, заглянул прямо в глаза.

– Когда-то мне довелось прочесть толкование этого видения. Плачущая женщина в белом, Шениор, это смерть. Смерть оплакивала тебя и твой народ, понимаешь? Ибо печальна судьба того владыки, на коронацию которого приходит дева в белых одеждах.

Пузырь лопнул, и ледяная жижа разлилась по всему телу, проникая в каждый его уголок, лишая способности двигаться и говорить.

Старший резко выпрямился.

– Тебе ничего не остается, как принять это, Шениор д’Амес. И, уж поверь, как бы мне хотелось, чтобы эта доля легла на плечи другого. Ты должен быть готов.

– Готов?!! Но к чему? – выдохнул наконец дэйлор.

Вампир скупо улыбнулся.

– К последнему испытанию, мой ученик. К тому, чтобы выдержать его достойно.

Потом Старший ушел, а Шениор невесть сколько просидел а столом, не имея сил пошевелиться.

«Толкование могло быть ошибочным», – хватался он, как утопающий, за соломинку, – «может быть, еще все обойдется… Пожалуйста, земля моя, огради меня и мой народ…»

Он смог заняться делами только к вечеру. И тогда же, после короткого совещания с министрами, было принято решение отправить трех куниц в лагерь врага – и убить тех, кто командует вражеской армией. Это могло послужить недурственной демонстрацией военного искусства дэйлор – а заодно и смешало бы карты людскому правителю. Кого не смутит, когда многотысячная армия остается без командования? Это все равно, что чудовище, лишенное головы одним взмахом дэйлорской сабли. В агонии оно будет биться, нанося вред тем, кто окажется поблизости.

Старший, на удивление, согласился отрядить для этого трех воинов из Гнезда; Шениор написал письмо, которое они должны были оставить рядом с телами убитых, и весь дворец погрузился в ожидание. А если более точно – все пошло своим чередом.

Гром грянул, когда во дворец прибыла Миртс и сообщила, что ни один из воинов не вернулся.

– Уж не знаю, кого они там встретили, – задумчиво пробормотала она, – только это должен был быть кто-то оч-чень сильный и ловкий. Если только тут магия людская не замешана.

– По моим сведениям в армии не было чародеев, – заметил Шениор, – это даже в бумагах Селлинора значится…

И запнулся, подумав, а стоит ли доверять тому, что писал предатель.

– Я могу пробраться туда и все разузнать, – Миртс обольстительно улыбнулась, – не был бы ты королем, Шениор, взяла бы с собой.

Он только развел руками.

– Будь осторожна, Миртс. Боюсь, Старший не простит мне, если с тобой что-нибудь случится.

Щечки Лунного Цветка зарумянились, но она быстро взяла себя в руки и сделала вид, что не поняла намека.

– Учитель позволил мне поступать так, как я сочту нужным, – усмехнулась она, – я разузнаю, что там творится, в лагере этих грязных животных – и принесу тебе подробный отчет, мой король.

– Буду признателен, – в тон ей ответил Шениор, мне нужно знать, что там происходит на самом деле. И я верю в то, что твоя миссия будет успешной.

Миртс задорно тряхнула косичками – и ушла.

Прошло еще четыре дня, наполненных суетой дворцовой жизни. Благородные присягали новому королю на верность. Шениор, каждый раз с тревогой встречая восход лун, ждал новостей от Миртс.

Она появилась во дворце лишь на седьмой день. Ступая неслышно, прокралась прямиком в спальню Шениора – да так, что никто из часовых ничего не слышал и не видел.

– У меня дурные новости, – заявила она сходу и бесцеремонно плюхнулась в кресло. Знала, что может себе это позволить; ведь Шениор по-прежнему оставался ее другом и почти младшим братом. Он не возражал; сел на постели, обхватив колени руками и стал ждать.

– Я много слушала, Шениор, – негромко начала Миртс, – ты ведь знаешь, что люди много говорят, и можно узнать все, что захочешь, если только слушать и смотреть… Воины Гнезда убили двух генералов, а третьего не одолели. Ибо ведьма охраняла этого человека, Шениор. Твоя ведьма.

Он вздрогнул, но заставил себя молчать. Куница никогда не прервет расспросами того, кто говорит – и Шениор только сильнее, до ломоты в висках, стискивал зубы.