Шестаков узнал о визите столичного оперативника незадолго до начала утренней планерки, и не от кого-нибудь, а от старого знакомого Валерки Сачкова. Вернее, он был Валеркой, когда они начинали службу в Ростовском отделении КГБ. Потом, отчасти благодаря удачной женитьбе на генеральской дочке, но в основном за счет собственного ума, настырности и несокрушимого желания стать большим человеком, Валеркина карьера резко пошла в гору. Он перевелся в Москву и за долгие годы упорной работы многого добился. Теперь Валерий Петрович Сачков служил в должности заместителя директора Федеральной службы безопасности России и спустя столько лет молчания лично позвонил и попросил оказать всяческое содействие специально присланному из Москвы сотруднику.

Прохоров перехватил задумчивый взгляд начальника местного отделения ФСБ и вежливо улыбнулся, словно благодарил за возможность присутствовать на ежедневном совещании. Владимир Сергеевич кивнул в ответ и принялся раскладывать в ряд лежащие перед ним на столе карандаши. Он всегда так делал перед оперативкой, но сейчас занимался этим исключительно ради успокоения. Федор понравился ему с первого взгляда, и он не мог поверить, что так ошибся в человеке. За все время работы в органах у него ни разу не было подобных проколов. Либо действительно он допустил серьезную ошибку, и пора уходить на заслуженный отдых, либо Орешкина не просто так перевели в Архангельск, а с секретным заданием, и этот оперативник придан ему в помощь.

– По-видимому, ждать опаздывающих сотрудников больше нет смысла. Предлагаю начать оперативку.

Владимир Сергеевич придвинул к себе лежащую с краю стола папку, открыл и взял один из разложенных в ряд карандашей. Он внимательно слушал короткие отчеты сотрудников о проделанной за прошедшие сутки работе, время от времени ставя пометки на листе бумаги. Шаклеин делал доклад последним. Когда он закончил, Владимир Сергеевич поинтересовался:

– Орешкин говорил что-нибудь насчет сегодняшнего утра? Он куда-то собирался?

– Нет, – помотал головой Максим. – Он ничего такого не говорил.

– Я вчера видел его недалеко от дома Федяева. Может, они с водкой переборщили и спят до сих пор, – с холодной усмешкой сказал Леня Булатов. Он устроился в органы в один год с Евгением, но за счет безынициативности сильно отстал от того в карьерном росте. Болезненное самолюбие мешало взглянуть правде в глаза, поэтому Леонид винил во всех своих бедах и несчастьях более успешного коллегу, а с недавних пор и свалившегося как снег на голову Орешкина.

Владимир Сергеевич сдвинул очки на нос и выразительно посмотрел в выпуклые глаза остряка-самоучки. Тот мигом стушевался и как-то разом весь съежился. Кончик его приплюснутого носа побелел, словно вся кровь отлила к вспыхнувшим запретным сигналом светофора пухлым щекам и маленьким, как у ребенка, ушам.

Василий приподнял руку над столом и слегка пошевелил пальцами в воздухе. Шестаков понял, чего хочет столичный гость, но, прежде чем дать ему слово, объявил, кто это такой и откуда прибыл в Архангельск.

Василий встал, как это делал каждый из докладчиков, кивком поблагодарил Шестакова за право выступить и сказал:

– Вчера мы договорились с Федором о встрече. Я ждал его больше трех часов, но он не появился и на звонки не отвечал. Утром я звонил ему дважды, и снова безрезультатно. Меньше часа назад я набрал его в третий раз, но теперь его телефон выключен или находится вне зоны действия сети. Это не похоже на Федора. Я давно с ним знаком и не понаслышке знаю о его пунктуальности и неукоснительном следовании правилам. Есть все основания считать, что он попал в серьезный переплет. Я связался с начальством и попросил разрешения подключить ваш отдел к поискам. Запрос одобрен, потому я и оказался среди вас.

Василий кашлянул в кулак и сел на место.

Владимир Сергеевич почувствовал невероятное облегчение: он оказался прав. Орешкин явился в Архангельск с особой целью.

– На вчерашней встрече вы хотели дать Орешкину новое задание? – поинтересовался Владимир Сергеевич, словно желая окончательно удостовериться в правильности сделанных выводов.

– У меня нет полномочий говорить об операции с кем-то, кроме непосредственного руководителя, – сухо ответил Прохоров. – Предлагаю не терять зря время и немедленно приступить к поискам.

Шестаков пропустил последние слова москвича мимо ушей, снял очки, вытащил из кармана платок и неторопливо протер стекла.

– Оперативка окончена, – сказал он, водрузив очки на нос. Загромыхали стулья, застучали подошвы ботинок. – Леня, задержись-ка на секундочку.

Булатов подошел к сидящему в кожаном кресле Владимиру Сергеевичу и выжидательно посмотрел на него.

– Отправляйся к Федяеву на квартиру.

– Почему я? – Леня удивленно захлопал куцыми ресницами.

– Ты же выдвинул версию о неумеренной пирушке, тебе и проверять, – усмехнулся Владимир Сергеевич. Когда за Булатовым захлопнулась дверь, он посмотрел на Василия: – Завтракали?

– Некогда было. Появились дела поважнее.

– Так я и думал, – кивнул Шестаков и нажал на кнопку селектора: – Леночка, у нас есть что-нибудь перекусить?

– Да, Владимир Сергеевич, – донесся из динамика приятный женский голосок. – Есть вафли, печенье, мармелад, конфеты.

– Отлично. Будьте добры, принесите все это ко мне в кабинет вместе с чашкой чая.

– Лучше кофе, если есть, – громко сказал Василий. – Черный. И два кусочка сахара.

– Слышали, Леночка?

– Слышала, Владимир Сергеевич, сейчас принесу.

Через пару минут в дверь постучали. В кабинет вошла Лена с подносом в руках. Она поставила его на стол перед Прохоровым, пожелала приятного аппетита и ушла, цокая каблучками и покачивая бедрами.

Федяев жил недалеко от места работы. Леониду потребовалось не так много времени, чтобы добраться до его квартиры. Еще несколько минут ушло на беседу с сидящими на скамейке у подъезда бабульками. Те поначалу подозрительно покосились на Булатова, но когда узнали, что он работает вместе с очень уважаемым ими Евгением Тимофеевичем, в подробностях рассказали, какой у них замечательный, добрый, отзывчивый сосед. Только после того, как Булатов начал терять терпение, одна из бабуль сдвинула ближе к переносице массивные квадратные очки черепахового цвета и озвучила время, когда Федяев пришел домой.

– Выглядел он неважно, касатик. Будто постарел за один день, – доверительно сообщила ее подружка. Она теребила артритными пальцами кончики лежащего на плечах белого ситцевого платка в синий цветочек и, словно для убедительности, мелко трясла головой с пучком седых волос на затылке.

– А этот человек здесь не появлялся? – Леонид вытащил из кармана сложенный пополам лист бумаги, развернул и показал той самой бабушке с платочком. Прежде чем отправиться на задание, он заглянул в отдел кадров и попросил копию фотографии из личного дела Орешкина.

Добровольная осведомительница вгляделась в слегка смазанное черно-белое изображение.

– Нет. Может, Митревна его видела. Покажи ей, касатик.

Леня протянул листок соседке, но та даже не стала смотреть и замахала руками, будто отгоняя от себя комаров:

– О чем ты говоришь-то, Пятровна. Я раньше тебя домой ушла, а окна у меня на улицу выходят, а не во двор. – Она посмотрела на Леонида и улыбнулась, демонстрируя желтоватую пластмассу зубных протезов: – А это кто, милок? Бандит што ль какой? Так ты зря тутова ищешь. У нас преступников нет. Шутка ли, сам Евгений Тимофеевич здеся живет. Вся окрестная шпана знает, где и кем он работает, потому и обходют наш дом стороной.

Булатов изобразил на лице подобие улыбки.

– Спасибо за обстоятельный разговор, милые бабушки. Если не возражаете, я загляну в гости к Евгению Тимофеевичу, проверю, как он там.

Бабули милостиво закивали, как будто от их согласия что-то зависело. Булатов помахал им рукой и скрылся в подъезде. Перепрыгивая по две ступеньки за раз, он быстро поднялся на нужный этаж. Протянул руку к звонку и замер с поднесенным к пластмассовой кнопке пальцем. Узкая черная щель между косяком и дверным полотном привлекла его внимание.