Глаза профессора заблестели, на лице появилась печать воодушевления. Он с жаром заговорил:

– Помимо уникальности самого эксперимента, проект «О.З.О.Н.» является находкой для науки. Только на основе уже полученных данных можно защитить десятки докторских диссертаций, а сколько открытий предстоит сделать, когда моя гипотеза насчет портала подтвердится. Вы только представьте, какие это сулит перспективы! Это и…

Лекарь легонько постучал ладонью по столу:

– Спокойно, Олег, мы понимаем твои эмоции и обязательно поговорим о перспективах для науки, но в другой раз. Давай сейчас ближе к делу.

– М-да, к-хм. Хорошо. На чем, бишь, мы остановились?

– На штурме монастыря, – напомнил Крапленый.

– Да, ага, вспомнил. Никакого штурма не будет, потому что пленников хотят принести в жертву Тумаху. Чтобы обряд состоялся, обреченных на жертвоприношение приведут к туманному облаку. Вот тут-то вы и вмешаетесь: отобьете у сектантов Кузьму и доставите его к телевышке. В подвале под ней оборудован телепорт. С его помощью вы вернетесь сюда, и мы решим вашу проблему раз и навсегда.

– Что-то вы темните, Олег Иванович. – Балабол с сомнением посмотрел на Шарова. – Время в хронопласте идет в разы быстрее, чем здесь. Даже если предположить, что финальную часть видеоотчета вы получили не так давно, в той реальности прошло несколько месяцев, пока мы знакомились с файлом. Кузьму, наверное, уже принесли в жертву. Какой тогда смысл в нашей вылазке?

Профессор загадочно улыбнулся:

– О, это очень интересный вопрос, и в ответе на него кроется вся соль моего открытия. В условиях активно развивающегося хронопласта головной телепорт является своеобразной машиной времени. Я могу отправить человека или группу людей в любой момент времени новой реальности, вплоть до начала уникального эксперимента и даже раньше. Это позволяет менять условия опыта, если что-то пойдет не так или если захочется провести новые, предполагающие другое течение событий исследования. Собственно, с помощью подобного механизма я внедрял агентов в интересующие меня социумы. Заранее ведь невозможно предугадать, как все сложится и где сформируются предпосылки для появления того или иного феномена. А так… обнаружил поистине ценную жемчужину, вернулся в отправную точку – и собирай необходимый материал сколько душе угодно.

Потапыч гневно зыркнул на профессора исподлобья. Лицо наемника пошло пунцовыми пятнами, глаза метали молнии, под густой щетиной на щеках перекатывались желваки. Он сердито вытолкнул воздух из ноздрей и сказал глухим от сдерживаемой злости голосом:

– Тогда я не понимаю, зачем мы потеряли столько времени? Давно бы отправили нас к тому же стадиону, например, а не пудрили мозги всякими видосиками. Сидим тут, фигней страдаем, а могли бы делом заняться.

– Кузьма в полной мере проявил себя непосредственно перед угрозой смерти. Насколько я понимаю, вам нужен сильный псионик, а не перепуганный до полубессознательного состояния юнец. Вот его вы и получите, если уделите мне еще немного вашего драгоценного времени, – спокойным тоном ответил Шаров и холодно улыбнулся, глядя в глаза Потапычу.

Тот что-то неразборчиво забурчал, получил от Лани локтем в бок и поспешил заткнуться.

Профессор сел за стол, открыл верхний ящик тумбочки, достал ручку и лист бумаги. Схематично изобразил план местности предстоящего задания и поставил жирный крест в стороне от перекрестка с облачком между двумя квадратиками.

– Вот здесь точка выхода из пространственно-временного тоннеля. Когда вы появитесь, Кузьма будет еще не готов к предстоящей миссии…

Пока обсуждали детали операции, из арсенальной вернулись Алексей и Эврибади. Поставили на пол объемные черные баулы, точь-в-точь как те, что были вчера.

«Наверное, те же самые», – подумал Потапыч.

Эврибади вернулся к дверям, а лаборант расстегнул замки принесенных баулов и жестом попросил участников экспедиции подойти к нему.

Лань и Потапыч приблизились к ассистенту, Балабол остался на месте.

– А ты чего? – поинтересовался у него Олег Иванович.

– Я никуда не пойду, пока не решу важный для меня вопрос. Вы сами говорили, профессор, что неизвестно, сколько мне осталось. Сначала надо раздобыть «светляка» и попробовать его в деле. Вдруг артефакт не поможет? Далась тогда мне эта Зона, если я не сегодня завтра умру.

– К чему такая пессимистичность? Если б с твоим здоровьем было все настолько плохо, ты бы сейчас лежал где-нибудь при смерти, а не с нами разговаривал, – сказал Крапленый и посмотрел на Лекаря: – Верно я говорю?

– Да, – кивнул тот и добавил: – А насчет артефакта не сомневайся, поможет. Только не он сам, а вытяжка из него. Олег сказал мне о твоей беде, когда переправил ваш отряд на Новую Землю. После Выброса на болотах снова появились аномалии, и я собрал богатый урожай. Твое лекарство готовится. Вернешься с задания, я дам его тебе. Выпьешь и снова будешь здоров.

Балабол кивнул и подошел к ассистенту. Тот достал из баула объемный тюк цвета хаки и берцы, сунул в руки проводнику. Дмитрий с сомнением посмотрел на обувь. Та хоть и была новой, выглядела так, словно ее носила рота солдат.

Наемники получили комплекты экипировки раньше Балабола и успели переодеться.

– Что за ерунда? – Потапыч, раскинув руки в стороны, разглядывал комбинезон. Тот с виду был похож на привычную сталкерскую одежду, да только вот сверху его покрывали плотные слои черной мелкоячеистой сети.

– Это не ерунда, а радионейтралин – новое слово в защите от радиации, – пояснил профессор. – Инновационная ткань сплетена из уникальных нитей, содержащих в себе гифы кладоспориума. Этот плесневый гриб питается радиацией. Два миллиметра радионейтралина снижают уровень заражения вдвое, а ваши комбинезоны обшиты шестимиллиметровым слоем такой ткани. Ботинки изнутри тоже снабжены подобной защитой, поэтому и кажутся растоптанными. К слову, о пользе или вреде моего эксперимента. Идея пришла из мира хронопласта, как и уникальное открытие в области биоинженерии. Так называемые дикари, для борьбы с которыми отчим Кузьмы собирался сделать «грязную» бомбу, на самом деле ученые одного из НИИ Министерства обороны России. Ну и их потомки, естественно. До начала моих исследований в Кирове находился филиал Самарского института, где тоже изучали искусственно созданный симбиотический организм из эпителиальных клеток человека и его крови, зараженной штаммом особого вируса. В биохранилище головного института, где содержался запас штаммов уникального вируса, произошел взрыв неустановленной природы. Полагаю, это была диверсия. Вот они и пришли в Киров за ценным ресурсом, без которого выращивание симборгов – я в шутку прозвал их «амебами» за некое внешнее сходство с одноименными одноклеточными существами – невозможно. Для «дикарей» это важнейшее условие выживания, ведь «амебы» имеют уникальное свойство отфильтровывать воздух лучше любого противогаза и перестраивают метаболизм своего хозяина таким образом, что организм сам нейтрализует последствия лучевой болезни без применения специальных препаратов. Но есть одно важное условие: для должной работы «амебе» необходимо прирасти к лицу носителя. К счастью, это обратимый процесс, и, в случае ненадобности, «амебу» отделяют от лица, только вот сопровождается эта процедура обильным кровотечением и сильной болью. Говорю со знанием дела, поскольку сам испытал симборга на себе.

Профессор поморщился, вспомнив о пережитых ощущениях, провел рукой по щеке и посмотрел на пальцы, как будто ожидал увидеть на них кровь. Помолчал, словно собираясь с мыслями, и продолжил:

– Если хотите, могу снабдить вас симборгами. У меня есть с десяток живых экземпляров. Учитывая, что на вас комбинезоны с защитным слоем из радионейтралина, с «амебами» на лице можете без опаски заходить даже в сильно зараженные радиацией места.

– Нет уж, спасибо, – скривился Потапыч. – Мне и так-то не очень верится, что ткань, какой бы уникальной она ни была, способна защитить от гамма-излучения лучше свинца, а вы еще предлагаете какую-то шнягу нацепить на лицо. Я уж лучше по старинке противогазом обойдусь.