Ассистент отсоединил камеру от треноги, сунул в руки профессору. Моргенштейн покашлял в кулак. Шаров правильно истолковал попытку управляющего привлечь внимание, повернулся к нему и посмотрел в маленькие, бегающие из стороны в сторону глазенки.

– Я свою часть сделки выполнил, теперь очередь за вами. Когда вы переправите меня на аэродром?

– Не торопитесь. Я же сказал: пока не изучим запись, никуда вы отсюда не уйдете.

Ефим тяжело вздохнул, подался вперед, опираясь локтями в колени, и опустил голову в сложенные ковшиком ладони.

– Да не расстраивайтесь вы так. Если с записью все в порядке, если вы на камеру повторили то же самое, что говорили нам, я исполню данное вам слово. – Олег Иванович помолчал, размышляя, уместен ли будет его следующий вопрос. Кивнул, словно соглашаясь со своими мыслями, и спросил: – Позвольте полюбопытствовать, а почему именно аэродром? Я могу отправить вас в любую точку Зоны.

На самом деле профессор мог перебросить управляющего куда угодно, хоть в ту же Америку, но умышленно не сказал о такой возможности. Теоретически Богомолову не составило бы труда дистанционно отследить включение телепорта, определить координаты выхода из пространственного тоннеля и отправить туда своих головорезов. И хотя шансы подобного развития событий не превышали процента, Шаров не хотел брать на себя ответственность за чужую жизнь. В Зоне с Ефимом тоже могло произойти все что угодно, вплоть до нападения мутантов или гибели в деструктиве, но в этом случае был бы виноват сам Моргенштейн. Ведь это он выбрал точку открытия портала, а не профессор.

Управляющий скрипнул стулом, возвращаясь в прежнее положение.

– Покидать Зону через любой КПП – значит привлечь к себе ненужное внимание. Пересекать Периметр в неположенном месте рискованно. Где гарантия, что прилегающие к нему территории не заминированы с обеих сторон? На месте военных я озаботился бы этим с первой минуты наступления новой реальности. Даже если мои страхи насчет минирования необоснованны, я бы не стал рисковать и уходить из Зоны по земле. После Выброса появилось много аномалий. У меня нет ни ПДА, ни опыта обнаружения ловушек с помощью подручных средств, ни карты с указанием точек закладки искусственных деструктивов техниками парка. Рисковать жизнью, надеясь на удачу, – не мой вариант. По воздуху, как мне кажется, будет безопаснее.

Ефим покривил душой, говоря о причинах своего решения. В действительности он полагал, что бегство из Зоны по воздуху – единственный шанс остаться незамеченным не только для Богомолова и его ищеек, но и для акционеров «Чернобыль Лэнда».

В том, что его будут искать и те и другие, Моргенштейн не сомневался. Денежные мешки из Европы и США вложили немалые средства в тематический парк развлечений и попытаются вернуть хоть какую-то часть капитала любыми способами. Поскольку с момента возвращения Зоны в принадлежащие ей земли парк автоматически прекратил существование и перестал приносить прибыль, для кредиторов остался единственный вариант возмещения убытков: ободрать как липку управляющего.

Моргенштейн как будто чувствовал, что все этим закончится, и заранее предпринял попытки сохранить свои деньги от алчных акул капитализма. В последние полтора года он перевел большую часть состояния в офшоры на счета зарегистрированных на чужое имя подставных фирм. Дело оставалось за малым: незаметно покинуть Зону и, не выходя из тени, снять деньги со счетов. После затеряться где-нибудь на островах Тихого океана и жить там припеваючи, ни в чем себе не отказывая. Весь расчет строился на том, что долго искать его не будут. Неделю, максимум две, потом решат, что он погиб или стал зомби, что в принципе одно и то же, и прекратят бессмысленные поиски.

– Теперь понятно ваше стремление попасть на аэродром, – кивнул профессор. – Что ж, цепь ваших рассуждений не лишена логики, но в ней есть одно слабое звено.

– Какое?

– Самолет не сможет подняться в воздух без пилота. Сомневаюсь, что там кто-то остался в здравом уме. При всем уважении, вряд ли вы сумеете уговорить зомби сесть за штурвал.

Моргенштейн самодовольно хмыкнул:

– Об этом не беспокойтесь. Я сам себе пилот. Умею управлять как вертолетом, так и легкомоторным самолетом.

– Ну тогда мне остается пожелать вам удачи. Хотите еще что-нибудь выпить или поесть?

– Я хочу только одного: как можно скорее убраться отсюда.

– Постараемся не задерживать вас сверх необходимого времени, – учтиво улыбнулся профессор, кивнул состроившему кислую физиономию Моргенштейну и покинул серверную.

Олег Иванович вернулся к себе в кабинет, дождался, когда закончится вторая часть видеоотчета и включил видеокамеру. Вместе с гостями он просмотрел показания управляющего от начала и до конца. Алексей зря волновался: ни помех, ни каких-либо перерывов в записи не оказалось. Моргенштейн не только практически слово в слово повторил ранее сказанное, но и добавил новые, компрометирующие Богомолова факты.

– Ну что, господа хорошие, отпускать нашего свидетеля или еще немного подержать? – спросил профессор, извлекая карту памяти из видеокамеры.

– Пусть катится на все четыре стороны. Видеть его не могу больше, – сказал Крапленый. – Надоел хуже горькой редьки за эти три года. Все какие-то летучки устраивал да бесполезные совещания. Ладно бы с начальниками собирался, им без разницы, где штаны протирать, так ведь он нас, простых проводников, заставлял на эти посиделки ходить.

– С тобой все понятно, – усмехнулся Олег Иванович, подходя к сейфу в углу кабинета. – Ну а ты что скажешь, Балабол?

– А что я? – удивился Дмитрий, глядя, как профессор открывает дверцу и осторожно, словно в руках не кусочек пластика, а пробирка со смертельно опасным вирусом, кладет «информационную бомбу» на полку.

Шаров запер сейф, повернулся и посмотрел на молодого человека с обезображенным лицом.

– Раз это касается твоей судьбы, тебе и решать.

– С его стороны все условия договора выполнены. Он дал нужные нам… э-э… мне показания. Помог определить мою подлинную личность. Думаю, его можно отпускать.

– Хорошо. Тогда я займусь Моргенштейном, а вы посмотрите заключительную часть видеоотчета.

Потапыч застонал, страдальчески закатив глаза к потолку. Похоже, он был единственным, кого утомили длительные просмотры, или же оказался самым честным из всех, кто был обречен профессором на созерцание результатов глобального эксперимента.

Не обращая внимания на его стоны, Шаров подошел к столу, взял пульт и несколькими нажатиями кнопок выбрал нужный файл из списка хранящихся на жестком диске записей.

– Олег, дай немного отдохнуть, – попросил Болотный Лекарь. – Полчаса ничего не решат.

– Вот именно, – поддакнул Крапленый. – У меня голова уже от этих документалок пухнет и глаза болят.

– И у меня, – подтвердила Лань, кончиками пальцев массируя закрытые веки.

– Я тоже устал, – кивнул Балабол.

– А я вообще засиделся. – Потапыч раскинул руки в стороны и выгнулся на стуле, смачно хрустя позвонками. – У-эх, хорошо. Было бы неплохо подразмяться немного. – Он встал, попрыгал с ноги на ногу, как боксер перед поединком, и нанес серию ударов в голову противника-невидимки. – Есть тут у вас спортзал или вам, ученым, он без надобности?

– У нас есть комната отдыха с тренажерами, – чопорно сказал Олег Иванович, обводя гостей взглядом: – Кто-то еще хочет позаниматься?

Лань кивнула после короткой паузы, а Балабол и Хранители ответили отказом.

– Хорошо, перерыв полчаса.

– Вот это другой разговор, – довольно прогудел Потапыч, в то время как Лань сжала кулачки и радостно потрясла ими перед собой.

Шаров пальцем поманил к себе Болотного Лекаря.

– Раз ты предложил, с тебя и спрос, – сказал он, когда тот подошел к нему. – Проследи, чтобы через полчаса все были на месте. Нужный файл я выбрал, тебе остается нажать вот на эту кнопку.

Он дотронулся кончиком указательного пальца до обрезиненного бугорка с выпуклостью в виде опрокинутого набок треугольника, сунул пульт в руку старого друга и отправился в серверную.