— Впервые вижу!

Черноволосая, с короткой, как у Лиры, стрижкой, юная девушка с широкими плечами и пухлыми щеками. Высокая, худая и бледная, но достаточно миловидна, если не обращать внимания на синяки под глазами. Она казалась расстроенной и рассеянной, а одета была странно.

— Шар судеб объяснений не даёт. Он либо молчит, либо показывает картинку. Не спрашивайте меня, как он их выбирает — я не знаю. Жди. Когда-нибудь она появится в твоей жизни. А теперь уходите.

Изображение исчезло. Вскоре Агата забыла о незнакомке. Проблем хватало и без неё.

Гадалка продолжала странно на смотреть и догадываться бог весть о чём. Хлопот это не доставляло. Другое дело Силач. С того дня, как «Анна» появилась в цирке, она стала отнимать его хлеб.

Сначала он к ней относился хорошо. Слегка подтрунивал, немного расспрашивал о её жизни. Иногда даже помогал советом. Агата ни на секунду не забывала деталей своей вымышленной биографии, и была со всеми одинаково сдержанна и улыбчива. Спустя два или три выступления Силач перестал обращаться к ней, не считая вопросов по делу. Публика встречала его выжатыми через силу аплодисментами, а стоило девчонке показать нос на сцене и согнуть кочергу — она срывала бурную овацию. Мужчина мог тройным узлом сворачивать эти железки, мог завязывать их бантом, а потом развязывать обратно — это никому уже не казалось интересным. Тощая, паршивая тринадцатилетка безо всякого труда затмевала бывалого атлета, который круглыми сутками оттачивал своё мастерство и гробил здоровье.

Другие делали вид, что не замечают этого, отводили глаза. Все — кроме директора цирка. Вот кто в открытую смотрел на Силача с сомнением и прикидывал в уме, стоит ли давать работу артисту, на выступлениях которого зрители зевают.

Атлет не упрекал Анну. Он просто обходил её десятой дорогой, когда была возможность, а его отношения с Рамоном и Ильдой стали прохладными. «В этом их вина» — думал он. «Нечего было приводить в их цирк эту мещанку». Теперь Силач всё чаще пил один. И размышлял.

Самозванка всё понимала. Она сама предложила решение: разработать интересный номер. То, с чем они до этого выступали, было построено на том, что оба выполняли почти одни и те же действия: Силач таскал штанги и раскалывал чугунные горшки, а потом появлялась Анна и проделывала как минимум половину тех же приёмов. Мужчина честно выслушивал все предложения, но понимал, что всё это обречено на провал. Понимала и девчонка. Но белобрысая стерва продолжала делать вид, что всё хорошо, с безмятежным лицом отбирая его заработок. Это был крах, позорный и неестественный.

Силач хотел бы решить эту проблему одним точным ударом. Но всё не мог собраться с духом, да и рассчитать так, чтобы не попасть под подозрение было не просто. Однажды Агата пробиралась между деревьев, приживая к груди охапку хвороста. У девчонки оказалась феноменальная неспособность ориентироваться в пространстве. Она бы даже в чистом поле заблудилась! Выросший среди металла и труб человек бессилен на дороге — тут ему не помогут обширные знания истории и астрономии, которые будто невзначай демонстрировала Анна.

Можно было ударить по голове и зарыть в канаве, и обставить дело так, будто бледнолицая овечка сама потерялась.

Но в тот момент он попросту не догадался. Силач вертел в руках увесистое бревно, которое волок к общему костру, чтобы сделать из него удобную скамью для полудюжины человек. Что-то нехорошее в его взгляде подсказало замершей Анне, что ей следует как можно быстрее уйти на звуки голосов. Вцепившись в бревно с такой злобой, что побелели костяшки пальцев, Силач шагнул вперёд, и девчонка немедленно поддалась инстинкту самосохранения.

Нет, вероятно, он бы ничего не сделал. Силач не знал, он не ручался за себя. С каждым днём атлет всё больше и больше напрягал мозги, хотя это занятие не было привычным для него. Возможность закопать девчонку в лесу ещё долго может не представиться, да и руки марать не хотелось. А ведь всякое бывало прежде. Парочка грабежей, одно изнасилование и нож в груди подельника, который собирался заложить его — но совесть неизменно дремала на протяжении долгих лет. Позже Силач остепенился, нашёл хорошую работу и никому жить не мешал, напротив даже — помогал по мелочам. Ну а теперь? Убийство малолетки? Ради такого случая совесть могла и проснуться. Могла отравить сны, как отравляла его жизнь эта девица.

У всех есть слабые места. Через них любого человека можно если не погубить, то хотя бы стереть в порошок, размазать по стенке. Такие сравнения успокаивали Силача, окутывали его сердце приятным теплом. Избавиться, уничтожить — как бы это было хорошо! Что поделать, если Анна покусилась на то, что должно принадлежать лишь ему? Атлет никогда не хотел многого и не хватал звёзд с неба. И никогда не был чрезмерно жесток. Силач любил животных, а людей терпел без особых мучений. Девице стоило выбрать другой способ оплачивать своё проживание в бродячем цирке. Благо возможностей много, а года через два, когда она подрастёт и оформится во что-то более привлекательное, их станет ещё больше.

Дальше становилось только хуже. Силач не мог выносить вида девчонки, гнев сжигал его внутренности. Анна не должна была присваивать чужое! Но даже того, что она уже успела отнять, оказалось ей мало.

Единственное близкое существо, которое позволил себе атлет — грязный, блохастый пёс. Он был огромен, как и его хозяин, а характер имел нелюдимый. Густая, белая под коркой грязи шерсть наполовину скрывала умные глаза псины. Зато клыки животного легко было заметить во всей их красе. Силач души не чаял в нём. Каждый считал своим долгом подкормить животное и не лезть руками. Все, кроме белобрысой циркачки — Анна в два счёта подружилась с собакой. Она смела зарываться своими тонкими паучьими ручками в шерсть на загривке. Морщилась, не вынося вида грязи, но терпела, так как пёс отвечал ей неожиданной взаимностью, позволял себя гладить, и вилял хвостом, всякий раз, как видел девчонку. Мужчина злился на животное и называл его предателем. Как-то раз он попытался подозвать своего питомца, а тот отвернулся и помчал в сторону кибитки акробатов. Такое нельзя было прощать. В один прохладный рассвет Силач вышел из своей тележки, чтобы покормить собаку. Он дал ей лучшее блюдо, которое смог раздобыть — гусиный паштет. Пёс был непривередлив к еде, но умел оценить кухню и признательно ткнулся носом в хозяйскую руку. Через минуту миска была вылизана дочиста, а через две — животное стало припадать к земле. Пёс не мучился долго — Силач позаботился о том, чтобы яд действовал мгновенно. Нетрудно найти подходящее снадобье во время остановки в каком-либо городишке.

Мужчина стоял над телом собаки и пытался загнать в голову хотя бы какие-то мысли. Не получалось. Сплошная пустота застила разум, осознать произошедшее не удавалось. В этом состоянии его нашла проклятая девчонка. Должно быть, почувствовала что-то. В этом ребёнке хватало странностей, с него станется вскакивать по утрам, почуяв дыхание костлявой смерти.

— Что случилось? Ему плохо?!

О нет. Бедному псу уже никогда не будет ни плохо, ни хорошо. «Мёртв. Сожрал какую-то гадость, а может, кто-то отравил его специально. Такое здесь бывало» — осипшим голосом сказал Силач, а девчонка бухнулась коленями прямо в грязь, забыв о том, какой она была чистюлей. Анна обнимала пса и что-то тихо бормотала. Атлет не разобрал ни звука, только отрешённо смотрел на макушку белобрысой: волосы отрастали, и на корнях оказались гораздо темнее, не то русые, не то рыжие. Зачем красить их в таком возрасте? Мещанское, избалованное отродье. Не сделай судьба их врагами, Силач мог бы проникнуться её горем. Хотя это бы и не понадобилось: ведь тогда пёс остался бы жив.

— У моей матери когда-то была собака. Не такая большая, но породистая. Её тоже убили.

Неужели не догадалась? Анна смотрела на него потерянно и перебирала грязную шерсть. Выглядела она совсем как дитё, как нормальное человеческое дитё, увидевшее смерть друга, а не чудовище с в облике ангелочка железными мускулами. Слеза блеснула в правом глазу и покатилась вниз. Анна не заметила этого, она всё ещё растерянно переводила взгляд с мужчины на собаку, да оглядывалась по сторонам, словно хотела найти объяснение случившемуся. Атлет хотел было развернуться и тяжело потопать за лопатой, как вдруг заметил что-то ненормальное в лице девчонки. Нечто такое, что никак не вязалось с человеческим обликом. Какое-то время он хмурился, пытаясь сообразить, в чём дело, а потом широко распахнул глаза и заморгал, не веря тому, что им открылось.