— Нет. Туда ты едва ли когда-нибудь вернёшься.

— Ну так, — Ада сглотнула, по спине пополз неприятный панический холодок. Когда он доберётся до мозга, последствия будут непредсказуемыми, — куда, почему, и надолго это вообще?

— Куда-нибудь на юг, или на север. Выбирай сама и путешествуй на здоровье, а средствами тебя снабдят. Главное — подальше от центра империи. Ты, как и я, являешься носителем ферома, и это порождает дисбаланс, опасный для королевства. Какое-то время ты проведёшь вместе с магами — они всё объяснят. А нам обеим оставаться здесь нельзя. Но можешь навещать замок — три или четыре в год. Ты же вроде проявляла интерес к путешествиям? Так что не благодари.

Холодок добрался уже до шеи. Ещё немного, и он достигнет головы. А где-то за рёбрами обосновался вакуум, пустота, которую в ближайшие несколько секунд заполнит горючая смесь эмоций.

— Секундочку, — Ада медленно повернула голову. — А кого это мне не благодарить?

Агата не растерялась. «Судьбу» — заявила она, но улыбка была подозрительно натянутой. Дракон не вмешивался и наблюдал с некоторым беспокойством.

— Ты говоришь, что остаться здесь может только одна из нас. А кто это сказал? Это твоя мать приказала от меня избавиться, или тут что-то другое? Мне никто ничего не говорил, я и знать не знала, что тут обсуждают такие вопросы! А судя по намёкам королевы, разрешить их можно было как-то по-другому.

— В некотором роде. Но это бы только затянуло процесс, а результат всё равно оказался бы таким же. Её величество принимает некоторые решения не единолично.

Это так, в Паровой империи монархия не абсолютна.

— То есть это идея парламента?

— Нет. Решение принимали только ближайшие советники, а если говорить точнее — родственники.

— Я тоже родственник.

— Не обессудь.

— Да чтоб…!

Первый взрыв произошёл. Девушка выдала эпатажное базарное ругательство в ответ на односложные ответы матери. Та сидела и морщилась. За окном — близко-близко к Шамбри — проплывала металлическая, круглая «рыба».

— Почему, — Ада перевела дух, — Сиена упирала на то, что именно ты должна мне это сказать?

Дракон потерял интерес к потолку и принял сидячее положение: он предвидел кульминацию разговора.

— Потому что я поручилась за то, что ты не хочешь жить во дворце и оставаться в Йэре. Про себя я этого сказать не могу, моё место здесь. В принципе, это не так важно, сёстры всё равно не желают оставлять меня, я цитирую: «без присмотра». Так что не понимаю, почему вокруг моих слов устроили такой ажиотаж.

Это было сильно. Сказать, что ты решила за свою взрослую дочь, с которой ты почти не общалась, чего она хочет, проголосовать за то, чтобы её вышвырнули неизвестно куда, на задворки незнакомого ей мира, и при этом сохранить такое безмятежное выражение лица — это надо уметь. Словно не зная, чего от неё ещё хотят, Агата взяла настольные янтарные часы и принялась подводить стрелки. Вид у неё был скучающим. Женщина уверена, что больше ей нечего добавить и разговор окончен. Ада этого мнения не разделяла.

— Да мать твою раз мать!!!

Она вскочила с подлокотника и оказалась возле кресла, в котором сидела принцесса. Баронесса Маронская пристально смотрела ей в лицо, бледнея на глазах, потом раздельно и тихо спросила: почему с ней обращаются как с дерьмом?

— Дорогая, ты всё утрируешь…

Договорить Агата не успела, так как круглый столик вместе с часами, бумагами и так бесившей Аду фарфоровой чашкой с грохотом опрокинули. Кофейная гуща с готовностью въелась в бежевый и дорогой ковёр, листы плотной бумаги разлетелись по всей комнате. Принцесса не дрогнула, но посерела: ей было жалко ковра.

Оборотень правильно оценил ситуацию: не вмешайся он, и между титулованными особами разгорелась бы безобразная драка. Аду предусмотрительно оттащили к противоположной стене.

— Пусти, я не знаю, что с ней сделаю!

— Как раз поэтому и не пущу. Кулаками будешь в особняке Мадлен размахивать, а тут всё-таки твоя мать… Какая никакая.

— Тамбовский волк она мне, а не мать!

Ещё какое-то время она вырывалась с такой силой, что будь Эрид человеком, ему бы не поздоровилось. Потом девушка успокоилась. На удивление быстро, за считанные секунды ярость исчезла с её лица, и Ада почувствовала жуткую усталость. Это было связано не столько с личными переживания, сколько с феромом: Ада ощутила странный всплеск энергии, то же почувствовали мать и дракон. Она не понимала, что это, но что-то инородное щёлкнуло внутри и пропало. Девушка снова осталась наедине со своими эмоциями и с теми, кто, как ни крути, был ей очень дорог.

Агата сидела в кресле прямая как струна и мрачная как лондонское утро. По лицу Эрида ничего невозможно было понять: волосы растрепались и наполовину скрыли золотые глаза. Он крепко держал руки девушки и Ада чувствовала пульс дракона: замедленный в два раза по сравнению с человеческим. Наверное, поэтому оборотни так медленно стареют.

Ада уткнулась лбом в широкое плечо, ожидая, когда её собственное сердце восстановит нормальный ритм. Это произошло скоро, однако шевелиться по-прежнему не хотелось. От чёрной куртки пахло кожей и гарью. Немного, будто парфюмом.

— Ты останешься здесь, с нею? — спросила Ада у плеча. Где-то повыше ей ответили.

— Я останусь здесь, с моей королевой. Мой долг — служить ей, оленёнок. Я не могу делать то, что мне хочется и выбирать тех, кто будет рядом. Давно уже не могу.

Однажды он уже называл её так — забывшись и не строя из себя циничного придурка. Тогда ей понравилось, но теперь психическое состояние Ады далеко от нормального: любое неосторожное слово могло вывести её из себя.

— Какой же я, к хренам, оленёнок, если я козёл отпущения!

Да уж, развели зоопарк. В покоях Агаты этим утром слишком часто звучали упоминания тех или иных зверей: козлы, драконы, олени. Баронесса с мальчишеской причёской дёрнулась, и кивнула в сторону прекрасной принцессы.

— Из-за неё не можешь, да?

— Тшшш.

Руки, которые сдерживали её, теперь обнимали. Впервые. Лишь теперь, когда Аде надо паковать вещички и отправляться в изгнание.

Агата молчала в своём кресле. Ада осторожно, словно боясь спугнуть странного мужчину, который захотел её обнять, — её, такую нервную и неуклюжую, — повернула голову. Она думала, что мать за ними наблюдает — задумчиво, или просто с усмешкой, но принцесса занималась тем, что рассортировывала поднятые с пола бумаги. Те, которые отлетели в дальние углы, она даже не стала трогать, видимо, беспокоясь, как бы у служанок не поубавилось работы. Агата вернула своему лицу привычный цвет и выражение скуки.

— Когда я поеду… туда? Как долго там пробуду? Мне ведь можно будет вернуться, ты сказала?

Она не была уверена, что мать её услышит, но у Агаты прекрасный слух. Женщина пожала плечами и опёрлась подбородком на кулак.

— Чем скорее, тем лучше. Ты ведь заметила, что в Йэре всё немного странное — от людей до цветов. Всё вроде бы прекрасно, но ощущение грядущего катаклизма нарастает, и это не прекратится, пока баланс не восстановится. А вернуться, безусловно, ты сможешь. Ненадолго. Впрочем, если тебе так хочется, и королева не станет возражать, мы иногда будем меняться ролями: ты остаёшься в замке, я же отправлюсь на юг.

— А если не согласится?

— Ну, на нет и суда нет, — безапелляционно заявила Агата.

— Ты стерва, ты это знаешь? — буркнула девушка. Это был риторический вопрос, однако на него ответили. «Да» — сказала мама, возвращаясь к бумагам. Значит, и сама была такого мнения, и ничего не имела против.

Аде стало неуютно. Обниматься надоело. Отпихнув от себя мужчину, она беспрепятственно направилась к матери. На душе уже стало спокойней.

— Знаешь, — тихо сказала она, — я никогда тебя не прощу. А в целом, не злюсь — привыкла за столько лет к такому отношению. Ты никогда не была мне заботливой матерью. Даже мой отец так не облажался! Но запомни: я всегда буду помнить, как ты меня сначала бросила на семь лет, а теперь — попросту выкинула как мусор. Мне плевать, сколько Астор принимало участие в голосовании, и что твоё слово не было решающим. Для меня оно — самое важное.