Отчего-то все прислужницы стали пожирать Аду глазами. Это ей не понравилось, она почувствовала себя также неуютно, как на вчерашнем приёме. А кубок искрился, манил. «Странное название напитка. А что, если они потчуют своих принцесс Кровавой Мэри сразу по пробуждении?» Эта шальная мысль объясняла странное поведение фрейлин. Конечно, кто же с утра пораньше заливается перечно-томатным огнём. Девушку всегда обвиняли в том, что она ест всякую дрянь, много пьёт и сочетает самые невообразимые вкусы. Мир, в котором это поощряется, воистину кусочек рая.

Не долго думая, она хлебнула из кубка, и вся жизнь пронеслась перед глазами — преимущественно самые позорные её моменты. Последним в череде неудач стал вот этот вот самый коктейль. Всё, что Ада не проглотила, она выплюнула обратно, красные капли расплескались на пол и круглый столик. Королевская внучка кашляла и пыталась подавить рвотный рефлекс, потом стала метаться по комнате.

— Где вода?! Вы только что давали мне воду, где взять ещё?!

Вспомнив, что у неё имеется собственная ванная, девушка понеслась туда, мечтая только об одном: избавиться от жуткого металлического привкуса. То, что ей предложили выпить, ничуть не походило на Кровавую Мэри, и даже не Сэма-маньяка-убийцу.

Это кровь. Настоящая, комнатной температуры, человеческая кровь. Ада знала, что человеческая. Ей рассказывали об этом обычае, но до этого дня она в такое не верила.

Выбравшись через пятнадцать минут в основные покои, девушка старалась не приближаться к своим фрейлинам. На сервированный завтрак она даже не посмотрела, хотя овсянка, масло и багет выглядели вполне безобидно. Даже джем был оранжевого цвета. Абрикосовый, наверное.

— Вы чокнутые. Все вы здесь чокнутые. Даже не думайте после этого делать вид, что это я тут дикарка из другого мира. И вообще…!

Тирада была чистым экспромтом, девушка её не планировала и не хотела, поэтому на «вообще» вдохновение иссякло. Ада ещё раз откашлялась и прохрипела, что желает видеть свою мать, а чтобы её сопровождала свита — не желает ни разу. И пусть они хоть об стену убьются, но пойдёт Ада сама. Впрочем, выразилась она так торопливо и невнятно, что фрейлины вряд ли поняли, что именно имела в виду её высочество. Ада торпедой вылетела из комнаты и направилась в покои матери как была — босиком, лохматая, в застиранной домашней одежде не по размеру.

Идти было недалеко. Наверное, только поэтому за ней не увязался хвост прислужниц — всего-то пересечь витражную галерею. Но даже в такой ранний час тут слонялись люди. На пути Аде попалось несколько гвардейцев, горничных и двое-трое придворных. У всех одинаково вытягивались лица. Некоторые порывались кланяться, но выходило не очень: настолько фееричным было утреннее явление принцессы, или за кого там её держали. Когда Ада ворвалась к матери, её щёки покрывал такой румянец, что впору было тягаться с напитком, который привёл сюда девушку.

— Твоя семейка — сплошь и рядом маньяки!

Агата читала какую-то книгу, а служанка подпиливала ей ногти.

— Наша семейка, дорогая. Ты одна из нас.

— Но я никогда не пила кровь по утрам!

— Ах, вот в чём дело. Это всё дура Леона: она слишком буквально воспринимает приказы. Странно, что у тебя не забрали удобную кровать и не заменили её жёсткой кушеткой. У нас принцессы спят исключительно на таком.

Ленивым жестом Агата отослала служанку, однако, не забыла её вежливо поблагодарить. Какое-то время Ада продолжала высказывать матери всё, что думает о фамильных традициях. Немного путаясь в словах из-за спешки, и из-за этого злясь ещё больше. Мама слушала в пол уха, не перебивая. Когда запал у дочери прошёл, женщина протянула ей блюдце с пирожными. Ада поколебалась и взяла одно. Всё-таки она ещё не завтракала.

— Я рада, что ты пришла с такими жалобами и в таком виде ко мне, а не к королеве.

— Я просто не знаю, в каком крыле она живёт… Вкусно… И где обитает Эрид, мне тоже не известно.

Агата заломила бровь. Как они все любят этот жест! На гладком лбу проступила морщинка.

— А тебе это нужно? О, его ты точно не удивишь босыми ногами. Только вот мой бывший слуга сейчас с Варгой. Ты, кажется, изменилась в лице? Напрасно. Я хочу сказать, они сейчас летают над долиной, только и всего.

Она что, специально?

— Да боже мой, мне всё равно! Лучше объясни, что это за специалист по этикету там припёрся?

Перестав иронизировать, Агата заскучала.

— А, это. Ради твоего же блага. Просто потерпи его и запомни несколько уроков — это не сложнее, чем сдать сессию. Через пару дней Сиена собирается даровать тебе официальный титул, уж не знаю, правда, какой. Это небольшая церемония, но и на ней нужно держать себя с достоинством. У тебя свободны целых три дня для освоения хороших манер. А послезавтра мы отправляемся в оперу.

— Не хочу. Я не люблю оперу.

— А ты там была?

— Нет.

Агата не терпела возражений. Тем более, она уверяла, что таких арий в театрах знакомого Аде мира не услышать. Прежде чем женщина успела пуститься в пространные размышления о музыкальных достоинствах Паровой империи, её дочь решила вернуться в собственные покои, из которых так зажигательно сбежала. Вместо прощания она задала вопрос.

— Ты обращаешься к матери по имени?

— Редко. В основном я использую титул. В молодости она терпеть не могла слова «мама».

— Но мне ты разрешила так себя называть. Тебе не неприятно?

Нетерпеливо побарабанив пальцами по резному подлокотнику кресла, Агата встала и положила книгу на стол.

— В первые годы было неприятно. Это как заусеница на пальце, которую никак не оторвать. Потом привыкаешь. Мне казалось, что жестоко запрещать ребёнку использовать его самое первое слово. Сейчас можешь называть меня как хочешь.

— Спасибо. И мне даже не обидно, что для тебя я всего лишь заусеница, — склонила голову Ада и вышла.

Мать не переставала удивлять. Погубить живое существо, бросить родных, затем бросить дочь, но волноваться о такой сентиментальной мелочи — это надо уметь.

Витражную галерею Ада пересекла не спеша, с достоинством встречая удивлённые взгляды. Вернувшись в покои, она позавтракала уже остывшей едой и без возражений оделась в брючный, с приталенным сюртуком, костюм — решиться на платье было пока не по силам. Затем позволила пригласить своего, как здесь называли преподавателей, ментора. Битый час бедняга ждал, когда юная чужестранка прекратит истерики.

Бойкий, элегантно стареющий человек, с роскошными русыми волосами до плеч и бородкой. Он двигался, будто танцуя, и почему-то это не было смешно. Предан своему делу, не смотря ни на что, и даже угрюмые ответы Ады его не пугали. Ученица из девушки была посредственной, а тот факт, что её учат таким элементарным вещам, как сидеть, ходить, есть и разговаривать, попросту её выбешивал. Чтобы облегчить жизнь им обоим, Дара взяла на себя роль ассистентки. Там, где ментору не хватало такта или терпения, она сама вбивала в голову принцессе, зачем и почему её так мучают.

На самом деле это не так уж и сложно. Девушка всегда восхищалась людьми, которые уверены в любой ситуации. А если у человека нет природного нахальства — то для уверенности необходимы знания. Уже в конце первого занятия Ада потупила взгляд и выпалила:

— Будьте добры, научите меня, как есть омаров.

Ментор засмеялся, и пообещал всё показать — сразу после того, как королевская внучка научится правильно держать вилку.

Оказалось, если устранить незнание, куда деть руки и глаза, говорить громко и чётко, ну и, разумеется, переодеться, — то даже замухрышка может блистать. Жаль только, что практика даётся сложнее теории.

На базовый курс хороших манер ушло два дня и половина нервных клеток. В это время девушка не выходила в свет — её никто не звал, а самой появляться в какой-либо из больших мраморных зал ей ни в коем случае не хотелось. До Ады доносились отголоски шумных сборищ, но даже еду ей приносили отдельно, прямо в покои. Где находилась мать, она не знала, но не придавала этому значения. Такая неосведомлённость стала у них привычкой ещё много лет назад. Не было весомых причин поступать теперь иначе. Аде думалось, что отношения стали немного теплее, а большего она и не желала.