— Забирай! — горько сказала она. — Теперь доволен?

Мороз, сковавший руку, пропал. Китиара с наслаждением оторвала её от саркофага, растирая помертвевшие пальцы. Гробница могла быть безопасным местом, но она не собиралась отсиживаться тут, дожидаясь неизвестно чего. Пройдя золотыми воротами, воительница двинулась обратно, по уже известной дороге, вскоре оставив могилу сэра Найджела далеко позади.

Впереди послышались голоса её братьев и звуки шагов. Китиара хотела догнать их, но внезапно передумала. Ей не хотелось отвечать, почему она здесь оказалась и что делает, не хотелось объятий, воспоминаний и всего прочего, что неизбежно бывает, когда встречаются старые друзья. Женщина присела на камень, решив дождаться, когда братья и их спутник уберутся. Темнота не пугала её, наоборот, была успокаивающей после таинственного свечения могилы и посоха Рейстлина.

Теперь Китиара могла подумать о будущем. «Сначала, конечно, надо вернуться к Лорду Ариакасу. Хоть я и не смогла украсть яйца, но теперь вину смело можно переложить на тупого дракона. Весь план составлен Ариакасом, так что обвинять ему будет некого. Зато я спасла все задание, проследив, чтобы непокорный дракон получил по заслугам и был надёжно похоронен там, где его никто не найдёт. Я получу своё повышение, — размышляла воительница, массируя усталые ноги. — И это будет только начало. Затем я добьюсь того, что стану незаменимой для Ариакаса, тут годятся все способы… — Она улыбнулась в темноте пещеры. — Вдвоём мы будем править Кринном! Ну, именем Её Величества, конечно…»

Последняя мысль заставила женщину с опаской вздрогнуть. Гнев Королевы она недавно наблюдала и не собиралась навлекать его на свою голову. Кроме того, Китиара видела силу любви, самопожертвования, чести и решительности. Однако ничего из этого её не затронуло. Вся сила уважения, которую воительница ощутила к покойному рыцарю, исчезла после его последней выходки — рука болела до сих пор.

Истощённая последними днями, Китиара задремала. Когда она очнулась, вокруг стояла полная тишина, братья уже должны были дойти до выхода, и сестра решила, что предоставила им достаточно времени, чтобы убраться подальше. Близнецы всколыхнули ненужные воспоминания о времени, которое она хотела забыть, и людях, о которых ей не надо было помнить.

С другой стороны, она была довольна тем, что увидела их, а они её — нет. Карамон теперь стал воином, наверняка хорошим и сильным. Что касается Рейстлина… раньше Китиара не верила, что из него выйдет толк. Парень всегда был слабаком, а сейчас выглядел ещё беспомощней, чем обычно. Но теперь он стал настоящим магом и сражался с Иммолатусом, показав поразительную жестокость. Это Китиаре понравилось.

«Всё вышло так, как я предполагала, — сказала она себе, — парни выросли в мужчин…» Китиара ощутила почти материнскую гордость за мальчиков.

Она ещё долго сидела в темноте, очищая меч от крови дракона и ожидая того времени, когда можно будет выскользнуть из Храма и оставить этот жалкий городок…

— Рейст, там впереди не свет? — хрипло спросил Карамон. — Мне кажется, я что-то вижу, хотя он тусклый.

— Да, Карамон, — подтвердил Рейстлин. — Мы вернулись в Храм, и видишь солнечный свет. — Он не стал добавлять — «яркий солнечный свет».

— Как ты думаешь, Рейст, я буду снова видеть? — обеспокоенно спросил Карамон. — Может, ты сможешь меня вылечить?

Рейстлин не ответил сразу, и Карамон воззрился на него слепыми глазами. Крыса тоже трепетно посмотрел на мага:

— Он выздоровеет, правда?

— Конечно, — ответил Рейстлин. — Это состояние временное.

Он мысленно воззвал к небесам, чтобы его диагноз оказался верным. Иначе никто не в силах будет вылечить его брата, никакие жрецы и целители на Кринне. Рейстлин помнил одного пациента Безумной Мэггин, который долго смотрел на солнце во время солнечного затмения. Как она ни старалась, прописывая мази и припарки, всё было напрасно. Но маг решил не говорить об этом вслух.

— Рейст, — с такой же тревогой осведомился Карамон, — а когда слепота пройдёт? Как думаешь, я скоро смогу видеть?

— Рейстлин, — одновременно спросил Крыса, — а кто был тот уродливый маг? Он вроде как знал тебя…

Рейстлину ужасно не хотелось произносить правдивые слова «возможно, никогда». Даже ослепший Карамон имел право на успокаивающую ложь. Маг мысленно поблагодарил Крысу за возможность изменить тему и начал подробно и спокойно отвечать полукендеру, чем несказанно удивил его:

— Его звали Иммолатус. Я с ним встретился в лагере наших союзников. Мастер Хоркин послал меня к нему торговать магическими товарами, но этот тип не хотел ничего. Всё, что ему было надо, — мой посох. — Он замер, обдумывая свой вопрос, который ему до смерти хотелось задать. — Карамон, Крыса, я хочу вас спросить кое о чём… — Рейстлин мгновение колебался, а потом выложил: — Что вы видели, когда смотрели на этого мага?

— На мага? — осторожно переспросил Карамон, ожидая в вопросе двойное дно.

— Я видел просто мага, — ответил Крыса. — В красной мантии, такой же, как у тебя, только она была более огненного цвета, как мне теперь кажется.

— Что случилось, Рейст? — обеспокоенно спросил Карамон. — Что ты сам увидел?

Рейстлин на секунду представил то жуткое красное чудовище, которое проступило из человека в конце. Он пытался совместить два образа, но ничего не получалось. Посох отбросил мага в коридор, и сейчас же там сгустилась непроницаемая тьма…

— Я тоже видел мага, Карамон, — сказал он. Его голос окреп. — Мага, желавшего завладеть моим посохом.

— А зачем ты тогда спросил? — удивился Крыса, но замолчал под мрачным взглядом Рейстлина.

— То заклинание, которое ты применил, было потрясающим, — внезапно сказал Карамон. — Где ты его выучил?

— Ты всё равно не поймёшь, братец, — раздражённо ответил Рейстлин. — И хватит об этом.

Крыса немедленно потребовал подробностей, но маг надменно сделал вид, что его не заметил, и всерьёз задумался.

С тех пор как посох появился у него, Рейстлин чувствовал артефакт все лучше и лучше, глубже познавая планы его создателя. Сейчас маг твёрдо знал, что посох сравнивал его с первым хозяином и находил многие недостатки. Он помнил, как испугался, когда Иммолатус выхватил посох, что артефакт сменил хозяина по доброй воле, прыгнув в руку сильнейшего, И какое испытал облегчение, когда посох поддержал его в битве. Не считая первого удара, когда Рейстлин не отдавал ему команды, дальше они действовали как единое целое. Было странно так думать, но он заработал уважение магического предмета.

Рука мага любовно погладила гладкое древко. Они вышли во двор, подставив себя ласковым лучам. Солнце осветило усталое лицо Карамона, и он улыбнулся, зрение потихоньку возвращалось к силачу. Теперь он явно видел свет и даже различал на его фоне тёмные пятна фигур брата и полукендера.

— Это хорошо, брат, но держи глаза закрытыми, тебе вредны прямые лучи. Присядь здесь, я наложу повязку. — Рейстлин оторвал полоску от рукава своей мантии и перевязал ею голову близнеца.

Карамон пробовал возражать, но привычка подчиняться пересилила. Он верил только в то, что зрение скоро вернётся, как и сказал брат. Силач уселся спиной к тёплому камню и улыбался солнцу, размышляя, как проходит бой и сколько раненых окажется в лагере к вечеру.

— Ты можешь идти? — спросил Рейстлин. Земля больше не тряслась, но кто знает, как пережил Храм события последнего времени. Может, все в любой момент рухнет и развалится… Но святое место действительно действовало благотворно — маг наблюдал, как прямо на глазах лицо брата розовеет и приобретает здоровый цвет. Пульс был в порядке, а сам Карамон пробасил, что может легко пробежаться в полном снаряжении до верхушки холма и обратно. Как только Рейстлин разрешит ему скинуть эту противную повязку…

Но Рейстлин твёрдо сказал, что повязка обязана оставаться. Маг и полукендер помогли Карамону встать. Силач зашагал вперёд, держась за брата, как за поводыря. Троица покинула двор Храма солнечного света и лунного сияния, мёртвых и живых и, конечно, драконов, мирно спящих в своём убежище, чьи души блуждают рядом со звёздами, ожидая рождения…