Теобальд знал, хотя и не упомянул об этом, что провалившийся ученик обычно оказывался под надзором, и за ним наблюдали до конца его жизни. Было маловероятным, но все же возможным, что такой неудачник станет волшебником-ренегатом, одним из тех, кто отказывался следовать правилам магии, которые были установлены и признаны Конклавом. Маги-ренегаты считались исключительно опасными — не без оснований, надо сказать — и преследовались остальными членами Конклава. Мальчики ничего не знали о ренегатах, и Мастер Теобальд мудро воздержался от упоминания о них. Гордо не знал бы покоя до конца жизни, боясь, что однажды за ним придут. — Тест очень прост для того, кто обладает талантом, и невероятно сложен для того, кто лишен его. Все, кто желает продвинуться в обучении, подвергаются одному и тому же испытанию. Вы не будете ни налагать заклятий, ни даже изображать их. Понадобится еще много лет учебы и напряженной работы, прежде чем вы будете способны на самое ничтожное заклинание. Этот тест всего лишь определяет, имеете вы или не имеете то, что в древности называли «даром богов».

Он говорил о древних богах магии, трех кузенах: Солинари, Лунитари, Нуитари. Имена — вот и все, что от них осталось, как думали жители Ансалона. Их имена принадлежали их лунам: серебристой, алой и, предположительно, черной.

Будучи прекрасно осведомленными об общественном мнении, а также о том, что им редко доверяли и еще реже любили, волшебники старались не вмешиваться в споры о религии. Они учили юных магов, что луны влияли на магию примерно так же, как на приливы и отливы. Это было физическим феноменом, ничего мистического или божественного.

И все же Рейстлин сомневался. В самом ли деле боги ушли из этого мира, оставив только позабытые луны светить в ночном небе? Или этот свет был бликами в бессмертных, всевидящих глазах?

Мастер Теобальд полуобернулся к полкам за ним, открыл шкафчик. Он вытащил оттуда три широких полосы тонкой телячьей кожи, положил по полосе перед каждым мальчиком. Джон Фарниш относился ко всему серьезней, проникнувшись речью мастера. Гордо выглядел покорным и угрюмым, ему, похоже, хотелось поскорее покончить со всем этим и вернуться к своим товарищам. Он наверняка уже обдумывал небылицы, которые можно будет порассказать о лаборатории учителя.

Рейстлин оглядел небольшую полосу кожи перед ним, не длиннее локтя. Кожа была мягкой, гладкой, ее не использовали до этого.

Мастер положил перо и поставил чернильницу перед каждым из троих. Откинувшись назад, он сложил руки на животе и торжественно провозгласил: — На этой полосе кожи вы напишете два слова: «Я, Маг». — И ничего больше, Мастер? — спросил Джон Фарниш. — Ничего больше.

Гордо заерзал, покусывая кончик своего пера: — Как пишется «маг»?

Мастер Теобальд негодующе уставился на него: — Это часть испытания! — Что… что произойдет, если мы сделаем это правильно, Мастер? — спросил Рейстлин, с трудом узнавая свой собственный голос. — Если у вас есть дар, что-нибудь случится. Если нет — ничего, — ответил Мастер Теобальд. Он не смотрел на Рейстлина, когда говорил.

«Он хочет, чтобы я провалился», — понял Рейстлин, хотя и не вполне понял, почему. Наставник не любил его, но дело было не в этом. Рейстлин предполагал, что это каким-то образом было связано с неприязнью к его покровителю, Антимодесу. Эта догадка усилила его решимость.

Он взял перо, которое оказалось черным, из вороньего крыла. Разные виды перьев использовались для разных работ; например, перо орла обладало огромной силой, как и лебединое перо. Гусиные перья предназначались для обычной, повседневной работы, и применялись для записи заклинаний только в случаях крайней нужды. Воронье перо подходило для любых надписей, хотя некоторые фанатики из Белых Одежд и не одобряли его цвета.

Рейстлин легонько провел пальцем по перу. Он необычайно ясно ощутил его поверхность, упругость в сочетании с мягкостью. Радужные отблески от светящейся сферы под потолком блестели на гладкой черной плоскости пера. Кончик был острым, только что очиненным. Для такого важного события не годились треснувшие и брызгающиеся перья.

Запах чернил напомнил ему об Антимодесе и о том дне, когда он похвалил его работу. Рейстлин давно выяснил, подслушав разговор архимага с Джилоном, что Антимодес платит за его обучение в школе, а вовсе не Конклав, как архимаг уверял его. Это испытание покажет, оправдалось ли вложение его денег.

Рейстлин приготовился обмакнуть перо в чернила, но заколебался, почувствовав близость приступа паники. Все, чему он научился, казалось, испарилось из его памяти, как капля воды с раскаленной сковородки. Он даже не мог вспомнить, как пишется слово «Маг»! Перо задрожало в его потных пальцах. Он бросил взгляд на двух других мальчиков из-под опущенных ресниц. — Я закончил, — сказал Гордо.

Чернильные пятна покрывали его пальцы, он умудрился испачкать ими пол-лица, так что черные кляксы закрывали коричневые веснушки. Он держал в руке полоску кожи, надпись на которой гласила «Я, Мак». Потом, глянув украдкой на работу Джона Фарниша, Гордо поспешно зачеркнул слово «Мак» и написал «Маг» рядом. — Я закончил, — звонко повторил Гордо. — А теперь что? — Для тебя — ничего, — сказал Теобальд с усталым видом. — Но я написал все так же, как и он! — возразил Гордо, надувшись. — Ты что, ничего не понял, идиот? — злобно прорычал Теобальд. — Слова магии должны быть совершенством, написанным чернилами! И написанным без ошибок к тому же. Вы должны писать не только чернилами, но и своей собственной кровью. Магия течет сквозь вас, затем через перо в вашей руке, и лишь тогда оказывается на пергаменте. — А, черт с ней, — сказал Гордо и смахнул свой свиток со стола.

Джон Фарниш, похоже, заканчивал надпись с облегчением. Перо скользило по коже, небольшая клякса красовалась на его правом указательном пальце. Его почерк был удобочитаемым, хотя и слегка неразборчивым и мелким.

Рейстлин обмакнул перо в чернила и начал писать немного заостренными, угловатыми, крупными, уверенными буквами слова «Я, Маг».

Джон Фарниш удовлетворенно откинулся назад. Рейстлин, заканчивая, услышал, как у него перехватило дыхание.

Буквы на коже перед Джоном начали светиться. Сияние было слабым, бледным красновато-оранжевым. Высеченные один раз, искры не прекращали бороться за жизнь и сияние, хоть и не становилось ярче, но и не гасло.

— Ух ты, блин! — сказал потрясенный Гордо. Это почти компенсировало ему отсутствие демона. — Очень хорошо, Джон, — с чувством сказал Мастер Теобальд.

Вспыхнув от радости, Джон Фарниш благоговейно уставился на свиток перед ним и облегченно рассмеялся. — У меня он есть! Есть дар! — выкрикнул он.

Мастер Теобальд обратил взор к Рейстлину. Хотя учитель старался выглядеть озабоченным, уголок его рта дернулся вверх.

Черные буквы на коже перед Рейстлином оставались черными.

Рейстлин стиснул перо так сильно, что сломал кончик. Он отвернулся от счастливого Фарниша, не обращал внимания на Гордо, полного презрения, он выкинул из головы все мысли о злорадном торжестве его учителя. Он сосредоточился на буквах, составляющих два простых слова «Я, Маг», и вознес молитву. — Боги магии, если вы и в самом деле боги, а не только луны, не дайте мне потерпеть неудачу, не допустите моего поражения…

Рейстлин обратил взгляд в себя, в самую суть своего существа и поклялся: «Я сделаю это. Ничто в моей жизни не имеет значения, кроме этого. Не существует ничего, кроме этой минуты. Я рожден для этой минуты, и если я потерплю неудачу, я умру.

Боги волшебства, придите же ко мне на помощь! Я посвящу свою жизнь вам. Я буду вечно вам служить. Я восславлю ваши имена до небес. Помогите же мне, пожалуйста, помогите мне!»

Он так желал этого. Он прилагал для этого столько усилий. Он сосредоточился на магии, сконцентрировал всю свою энергию. Его хрупкое тело начало слабеть от напряжения. Он ощутил дурноту и головокружение. Светящаяся сфера разделилась перед его слезящимися от напряжения глазами на три сферы. Пол ушел у него из-под ног. Он в отчаянии уронил голову на каменный стол.