Ворон зло рассмеялся.

— Но однако, вернемся к Эрику Повелителю Бури. Он был храбр и умен. Но он тоже верил в пророчества «Калантины». И, собираясь в поход, хотя он и был уверен в победе, он решил узнать волю богов. Он бросил кости и ему выпало…

— 2:10, — прошептал я.

— Да, 2:10, — подтвердил голос ворона. — Знак Ворона! Это значит: в ближайшем будущем тебя подстерегают опасности. Не так ли, Гален?

— Но это лишь одно из толкований, — попытался возразить я.

— Да, конечно. Но оракул бога Гилеана, к которому обратился Эрик, подтвердил именно это толкование. «Этот поход, сказал он, — будет твоим последним походом. А затем в Соламнии воцарится мир». Эрик был соламнийским рыцарем и мир для Соламнии был ему дороже всего. И он без колебания выступил в поход. Но оракул сказал не все, что он знал, он утаил, что мир в Соламнии не будет миром победителей, он будет миром мертвых… В отряде Эрика была сотня рыцарей. И эта сотня на перевале Чактамир вступила в бой с несметным воинством Нераки. Весь день, от рассвета до заката, длился бой. Половина отряда Эрика погибла. А потом настал час и Эрика Повелителя Бури… Рыцари отстояли Чактамир, они водрузили знамя Соламнии над перевалом. Бой затихал, уже темнело, в тот день быстро стемнело… Но стрела, вонзившаяся в грудь Эрика, была еще быстрее… Так наступил мир для храброго рыцаря Эрика Повелителя Бури.

— Стрела была черной? — спросил я.

— Да. И с вороньим пером, Гален. С пером ворона. Как ты видишь, предсказание «Калантины» сбылось.

— Ну что же, — сказал я, осторожно подбирая слова, — история, которую вы рассказали, очень интересная. Но какое отношение она имеет к замку ди Каэла?

— Я уже говорил тебе, — назидательно прокаркал ворон, — что пророчества можно истолковать по-разному. Но впрочем, тебе-то какое дело до Эрика и его рыцарей?

— Мой отец сражался под Чактамиром! — пылко воскликнул я.

— А, ну да, ну да! — словно бы удивился ворон. — Ну что же, теперь я расскажу тебе историю Бенедикта ди Каэлы…

Я с ужасом почувствовал: чьи-то невидимые руки легли мне на плечи. Я вздрогнул. Но несмотря на весь свой страх, сумел взять себя в руки и сказал как можно более спокойно:

— И это будет история о вас! Ведь вы — и Скорпион, и Габриэль Андроктус, и Бенедикт ди Каэла!

Ворон рассмеялся:

— А ты, оказывается, не слишком наблюдателен, мой мальчик! Будь ты повнимательнее, ты бы понял: мы все — только посланники Бенедикта. Да, я появляюсь чаще других — и только. За те столетия, что я появляюсь, мне пришлось пережить уже две смерти. Одну — тогда, на Чактамире. Там где погиб Эрик…

— И, несмотря на свою смерть, — попытался я съязвить, — вы появились еще и в ущелье Тротала, что возле Восточных Дебрей?!

— Ну что же, верно, — равнодушно ответил голос. — Это соответствует рассказам о Бенедикте ди Каэле. Будем для удобства считать, что я и есть Бенедикт… Я собрал тогда небольшой отряд… о, надо признать, это были отчаянные головорезы! И с этим отрядом добрался до Нераки. Ну а там мой родной братец Габриэль убил меня. Человек, борющийся за то, чтобы в мире восторжествовали добро и справедливость, не может не прибегнуть к жестокости и злу, не так ли?

В голосе ворона звучала явная издевка. Я промолчал.

— Итак, все посчитали меня погибшим. Ну что ж, я был мертв. Но — только для них… Отец передал все мои земли и титулы своему младшему сыну Габриэлю. Моему убийце! О, да, батюшка наш всегда благоволил к нему более, чем к нам…

— Вы говорите о себе и о Дункане?! — изумленно воскликнул я. — Но ведь это вы убили Дункана!

— К сожалению, Гален, нет! — ответил ворон. — Конечно, Габриэль верил, что я хочу отравить всю семью… Да, я делал яды. Но я их предназначал для крыс. Только для крыс! Я просто терпеть не мог этих тварей! А их в замке было — просто уйма!

А я ощутил: что-то невидимое вонзилось мне в плечо. Я вскрикнул.

— Как бы там ни было, яды я предназначал для крыс… А смерть моего братца Дункана — нет, это не моих рук дело. Кто же его знает, от чего он умер? Но только я его не убивал.

— Ну а пожар? Ведь это вы сожгли тело Дункана?

— Конечно, я. Вон, посмотри, во-он, видишь окно? Это его комната. Сжигать покойного — это давняя традиция, обычай, который введен не мной и не тобой. Тебе, конечно, никто не рассказывал, что служитель Мишакаль вытворял с телом покойного Дункана, пока я не украл своего братца у него из-под носа…

Но ведь, — пролепетал я, — он только хотел узнать: был ли отравлен Дункан? И если отравлен, то кем?

— И узнал? — вновь усмехнулся ворон. — Наш папаша поначалу не хотел звать служителя Мишакаль. Но потом все-таки согласился. А ведь это же — кощунство. Кощунство! Ты понимаешь это, Гален?

Я промолчал.

— Должен сказать: я никогда не причинял вреда своим братьям. Я не желал им зла. Я был послушным отцу сыном. До тех пор, пока отец во всеуслышание не объявил, что я — мертв. И вот уже четыре сотни лет я пытаюсь доказать роду ди Каэла, что я — жив. Да, жив. И я хочу вернуть себе свои земли. Свой замок. Свои титулы. Но мое имя проклято, оно словно бы предано забвению. Комната, в которой я жил, закрыта, туда боятся заходить… А что может быть страшнее, чем быть пороченным в веках? Ты знаешь и о крысах, и о пожаре, и о людоедах. Все это списывают на меня. Но хочу заметить, такого рода забавы вовсе не по мне, я не опускаюсь до такого. Все это рождено духом самого рода ди Каэла, и все эти порождения не подчиняются воле своих создателей, начинают действовать против них…

— Но все-таки вы — мертвец?! — воскликнул я. — Как же вы возвращаетесь в мир живых?

Ответом мне было молчание — ворон, видимо, задумался над ответом.

Затем вокруг меня разлилось благоухание роз, послышался шелест птичьих крыльев.

— Да, я возвращаюсь… Я возвращался — или вернее, думал, что возвращался — тогда, когда был пожар… Но это не было подлинное возвращение. Настоящее возвращение состоялось лет двадцать-тридцать спустя… И что я помню о тех годах? Вокруг меня — тьма. Жаркая, кроваво-красная тьма! Порою сквозь тьму пробивается свет. Этот свет был похож на зарево пожара… Слышались какие-то голоса. Слов я не мог разобрать… Затем во тьме возникла комната. Ее пол был из полированного оникса. На полу сидели и лежали рыцари. Они как будто спали и вместе с тем смотрели в черное зеркало пола. Я тоже посмотрел в это зеркало. Не знаю, что видели рыцари, но я не увидел ничего, кроме звезд… А потом меня снова окружила тьма. И снова она рассеялась. И теперь я увидел горы. Над ними восходила луна — черная, словно пол в той комнате с рыцарями. Но теперь вокруг не было никого… Черная луна, безмолвные горы и призрачные тени от них. Может быть, где-то в горах жизнь и таилась, но я не знал. Возможно, этот пейзаж возник для меня слишком рано.

Или он был предназначен не мне?…

Голос снова умолк.

В окно настойчиво стучали первые лучи рассвета. Но нет, нет, я ошибся. Это был свет восходящей Солинари.

Я, словно очнувшись от сна, огляделся. Оказывается я был в своей комнате. Одетый, я сидел на кровати.

А голос ворона снова заговорил:

— Неожиданно горы осветил солнечный луч, яркий, сильный. И я увидел… Впрочем, я не стану рассказывать тебе о том, что увидел… Теперь прошло уже четыреста лет. У рыцарей ди Каэла впервые родился не сын, а дочь. Впервые появился не наследник, а наследница! Тоько теперь должно состояться мое настоящее возвращение в мир живых! Теперь мне не нужны ни крысы, ни пожары, ни скорпионы. Мне не нужна ничья посторонняя помощь!..

— А разве возможно настоящее возвращение из мира мертвых в мир живых? — попытался возразить я. — Мне кажется…

Но голос меня тотчас перебил:

— Ты не должен знать больше того, что долен знать. Я просто рассказал тебе, почему вы — и твой хозяин Баярд и ты сам — мешаете мне. Я — законный наследник рода ди Каэла! И я стану наследником, не пролив ничьей крови!

— А рыцари, которых вы убили на турнире? — спросил я.