Но пики и мечи прочно были прикреплены к подставкам с помощью цепей и проволоки, и достать их было нелегко. Сильверан поспешил мимо и попал в заднюю часть зала, обшаривая взглядом хранящееся здесь оружие. Строго говоря, это было не совсем оружие, скорее, инструменты, которыми пользовался Кит-Канан за свою долгую жизнь. Пила, которой он свалил первое дерево для постройки Квалиноста. Лопатка каменщика, которой он пользовался при закладке краеугольного камня Башни Солнца. Молот, который король Торбардина Гленфорт подарил ему, чтобы высечь первый блок для Цитадели Мира, Пакс Таркаса.

Молот покоился на невысокой подставке под хрустальным куполом. Серебряные полосы на его рукояти сверкали, позолоченный молот словно светился. Купол не был опечатан, и Сильверан с грохотом швырнул его на пол. Молот лег в его руку, словно выкованный специально для него.

Его охватило ликование. Могучий гномий молот размозжит в пыль даже алмаз, если как следует размахнуться и ударить точно в цель. Теперь он может сразиться с чудовищным Друлетеном. Скоро его пыткам придет конец!

Дверь трофейной комнаты медленно приоткрылась. Эльф скользнул в тень, закинув молот на плечо. В открытую дверь проник бледно-желтый свет, и чей-то голос прошептал:

— Сильверан? Ты здесь?

— Да! — выкрикнул он, прыгая к двери и рывком распахивая ее. Мгновение он смотрел, как ухмыляющийся голый череп пялится на него пустыми глазницами, и услышал издевательский хохот. — Теперь я убью тебя, убью навсегда, Дру!

Сильверан с криком нанес страшный удар, опустив молот на череп Дру. Затрещала кость, и он почуял запах крови. Желтый свет погас.

Сильверан потерял сознание, мешком свалившись на пол. Он сделал это. Он полностью уничтожил Дру. Теперь он свободен. Веки его, дрожа, сомкнулись, и он не увидел, как комната наполняется светом.

Таманьер, Ульвиан и Верханна высоко подняли лампы. За их спинами сонные слуги ворчали, что их подняли с постелей. Свет ламп осветил сцену в трофейной комнате.

— О боги! — закричал Таманьер. — Он убил Пророка!

Все гвардейцы Солнца были подняты по тревоге и покинули казармы, в дом Пророка созвали лучших лекарей. На голове Кит-Канана, там, где молот гномов проломил ему череп, зияла ужасная рана. Но он был еще жив. Сердце его билось, он дышал, но с момента трагедии Пророк Солнца не открывал глаз.

Странно, но Сильверан тоже находился в бессознательном состоянии. На теле его не было ран, но разбудить его оказалось невозможно, даже поднеся к его носу омерзительно пахнущую асафети-ду. Все признаки безумия покинули его: на лице появилось мирное выражение и глубокие морщины, избороздившие лоб, изгладились. Он выглядел словно спящее дитя, лежа на полу у ног смертельно раненного отца.

Верханна, отказавшись от чьей-либо помощи, перенесла отца в кровать. Таманьер рассказал, что Кит-Канан услышал шум, производимый Сильвераном, и вышел посмотреть, что случилось, никого с собой не прихватив.

— Я никогда не прошу себе этого, — сказал старый кастелян, ломая руки. — Я должен был пойти вместо него!

— Ты ни в чем не виноват, — неуверенно успокоил его Ульвиан, когда они поднимались по лестнице, сопровождая Верханну. — Никто и предположить не мог, что случится такое. Сильверан, должно быть, ударил отца в припадке горячки.

В действительности принц был весьма потрясен подобным оборотом дела. Он никогда не желал смерти Кит-Канану и теперь начинал догадываться, что амулет по своей воле свел отца и сына, чтобы произошло именно это. Теперь злому талисману недолго оставалось ждать, чтобы Ульвиан получил то, чего требовал. Через несколько дней — может быть, через несколько часов — Ульвиан станет Пророком Солнца.

Прибыла Айтара со всеми служительницами Квен, и они принялись за дело, пытаясь спасти жизнь Кит-Канану. На Сильверана взглянули лишь мельком. Кроме того факта, что его невозможно было разбудить, он, казалось, был вполне здоров. Глава жриц не желала тратить ни одного заклинания на невредимого эльфа: вся магия, которой они обладали, понадобится Пророку. Двое гвардейцев перенесли бесчувственного сына Пророка в маленькую комнатку на третьем этаже огромного здания. Им было приказано заковать его в цепи и сторожить у дверей.

Кит- Канан умирал.

Скоро весь дом наполнили ароматы благовоний и звуки жреческих напевов. Жрицы Квен использовали свои самые могущественные заклинания, и они смогли немного продлить жизнь Пророка, но спасти его оказались не в силах. Айтара призналась в этом Верханне и Ульвиану, встретившись с ними в приемной отца.

— Сколько… сколько ему еще осталось? — спросила Верханна, по лицу которой текли безмолвные слезы.

— День. Может, два. Он очень силен. Обычный эльф умер бы на месте от такого удара. Ты должна быть готова, госпожа. Конец может прийти в любую минуту.

— И вы ничего не можете поделать?

Айтара поклонилась. Белые одежды ее измялись, небесно-голубой пояс развязался. Она тоже плакала.

— Нет, принцесса. Мне бесконечно жаль.

Верханна кивнула, и главная жрица удалилась. После минутной тишины Ульвиан кашлянул.

— Остается еще проблема наследования, — произнес он.

Верханна непонимающе уставилась на него:

— Какого наследования?

— Когда отец скончается, кто станет следующим Пророком? Разумеется, не наш сумасшедший сводный брат.

Зарычав от гнева, Верханна схватила Ульвиана за ворот рубашки и вытолкала его за дверь, в переднюю, где он со стуком ударился о колонну.

— Не сметь говорить со мной о коронах! — скрежеща зубами, приказала она. — Наш отец пока еще жив, а ты уже жаждешь его скипетра! Я вот что скажу тебе, братец: если ты еще раз заговоришь об этом, пока отец еще жив, — я тебя убью. Я тебе кишки выпущу, как кабану! Ясно это тебе?

Совладав со страхом, от которого он дрожал всем телом, Ульвиан сказал, что ясно. Он не сомневался, что она исполнит свою угрозу. Хотя он и упирался изо всех сил, но знал, что из ее хватки ему не вырваться.

Верханна почувствовала под рукой что-то твердое. Она рванула голубую рубашку Ульвиана, и во все стороны полетели пуговицы. На шее у него висел кожаный мешочек. Глаза брата расширились от ужаса и злобы.

— Что это? — прошипела она. Не получив ответа, она левой рукой вытащила кинжал и поднесла к его лицу.

На мгновение принцу показалось, что Верханна собирается перерезать ему глотку, но она лишь перерезала шнурок, на котором висел мешок. Отступив, она раскрыла его и обнаружила ониксовый амулет.

— Зачем тебе это? — потребовала она ответа.

— Это просто кусок резного камня, — дрожащим голосом оправдывался он. Ульвиан беззвучно молился, чтобы амулет вмешался. Но ничего не происходило.

— Это было уничтожено в огне, когда Друлетена… — Верханна прервала себя, резко обернувшись в сторону комнаты отца. Затем она снова медленно обернулась к Ульвиану, с залитым краской лицом. — Ты! — выдохнула она.

— Нет, Ханна, это совсем не…

Она снова схватила брата и так сильно ударила его о колонну, что из глаз у него посыпались искры.

— Пусти меня! Ты еще пожалеешь, что била меня, — лепетал он.

— Сейчас у меня нет на тебя времени! — яростно прошипела она и выпустила его. Ульвиан опустился на пол.

— Сержант! — пролаяла Верханна. К ней по коридору поспешил гвардеец с убором из конского волоса на шлеме, напоминающим веер. — Поставь часового у этой комнаты, — приказала она. — Никого не впускать, кроме меня, Таманьера Амброделя и госпожи Айтары. Понял меня?

Гвардеец покосился на принца.

— И господина Ульвиана тоже не пускать, капитан? — спросил он.

— Его прежде всего. Если я увижу в комнате отца хоть кого-нибудь, кроме трех названных мной, ты лишишься головы.

Сержант, закаленный боец, сглотнул ком в горле.

— Будет исполнено, капитан! — пообещал он.

Перед комнатой Пророка выстроился отряд из восьми гвардейцев. Начинало светать. Верханна разрешила Таманьеру объявить о несчастье народу. Герольды, облаченные в золотые камзолы, уже появились в коридорах, протирая со сна глаза и натягивая высокие сапоги. Старый кастелян, на лице которого читались напряжение и горе, собрал этих юношей и девушек в соседней комнате. Спустя несколько минут герольды появились с глазами полными слез. Они в спешке покинули здание, чтобы объявить пробуждающемуся городу печальную весть.