— Вполне с тобой согласен, — негромко ответил Танис. — Но что нам остается? Мы обещали ему сокровища. Если он нас выдаст, то ничего этим не приобретет, зато многое потеряет.

Они сидели на замызганном полу прихожей, за дверьми тронного зала. Комната была разубрана в том же ужасающем вкусе, что и сам зал. Друзья испытывали немалое напряжение и с трудом глотали еду. Рейстлин, тот вообще отказался от пищи. Устроившись в уголке, он размешал и выпил травяной напиток, облегчавший его кашель. Потом завернулся в свои одеяния, растянулся на полу и закрыл глаза. Бупу свернулась клубочком подле него, жуя что-то из своего мешка. Карамон, подошедший проведать брата, ужаснулся, заметив какой-то хвостик, исчезавший у нее во рту… Бупу только с аппетитом причмокивала.

Речной Ветер сидел в одиночестве и хмуро смотрел в пол, не участвуя в разговоре друзей, еще раз шепотом обсуждавших свой план. Он не поднял головы, даже ощутив прикосновение к руке. Золотая Луна опустилась рядом с ним на колени. Она была очень бледна. Она хотела что-то сказать, но это удалось ей не сразу.

— Нам надо поговорить, — кашлянув, вымолвила она на своем языке.

— Это приказ? — спросил он с горечью. Она сглотнула и едва слышно ответила:

— Да.

Поднявшись на ноги. Речной Ветер отошел к аляповато раскрашенной шпалере. Он не обращался к Золотой Луне и даже не смотрел на нее. Суровое лицо варвара было бесстрастно, но Золотая Луна, хорошо знавшая его, догадывалась, какая мука терзала его душу. Она положила руку ему на плечо и тихо сказала:

— Прости меня.

Речной Ветер уставился на нее, не веря собственным ушам. Она стояла перед ним, стыдливо, по-детски опустив голову. Он провел ладонью по бледно-золотым волосам той, которую любил больше жизни. Золотая Луна вздрогнула от прикосновения, и нежность, подобная боли, наполнила его сердце. Речной Ветер бережно привлек девушку к себе и обнял, прижимая к груди.

— Раньше я от тебя таких слов не слыхал, — сказал он, зная, что она не видит его улыбки.

— А я их и не произносила. Ни разу, — всхлипнула она, приникнув щекой к его кожаной рубашке. — Любимый мой, как же мне горько, что ты вернулся к Дочери Вождя, а не к Золотой Луне… Но мне было так страшно…

— Нет, — прошептал он. — Это я должен просить прощения… — И утер ей слезы ладонью. — Я, дурень, не понимал, через что ты прошла. Я думал только о себе и о тех опасностях, которым сам подвергался… Ах ты, сердечко мое…

— Я так долго была Дочерью Вождя, что разучилась жить по-другому. — Золотая Луна подняла на него глаза. — Это дает мне силы… И мужество, когда страшно… Я не могу так сразу перемениться…

— И не надо, — улыбнулся он, отводя с се лба выбившиеся пряди. — Я ведь с первого взгляда полюбил Дочь Вождя, помнишь? На играх в твою честь…

— Помню, — отозвалась она. — Ты еще отказался подойти под мое благословение. Ты признавал моего отца вождем, но не желал чтить во мне Богиню. Ты сказал, дескать, люди не должны обожествлять других людей… — Речной Ветер видел по глазам, что память вновь вернула ее в тот далекий, далекий день. — Ты стоял там такой высокий, гордый, красивый… И говорил о древних Богах, не существовавших тогда для меня…

— А ты была так прекрасна в своем гневе, — подхватил он, — и твоя красота стала для меня благословением: я не нуждался в ином. Ты велела выкинуть меня с игр…

Золотая Луна печально улыбнулась.

— Ты думаешь, я разгневалась оттого, что ты унизил меня перед всем племенем? А дело было вовсе не в том…

— Да? Но в чем же тогда. Дочь Вождя?

Румянец покрыл ее щеки, но синие глаза смотрели прямо.

— Я гневалась, ибо, глядя на тебя, отказавшегося преклонить передо мною колени, вдруг поняла, что половина моего сердца мне уже не принадлежит, и, если ты не вернешь ее мне, оно так и останется опустошенным…

Вместо ответа воин еще плотнее притянул ее к себе, нежно целуя прекрасные волосы.

— Речной Ветер, — выговорила она. — Дочь Вождя сидит во мне слишком крепко, и я не надеюсь когда-либо избавиться от нее. Но ты знай, что и Золотая Луна всегда здесь… и если это странствие когда-нибудь кончится и придет мир — Золотая Луна навеки станет твоей, а Дочь Вождя будет навсегда позабыта…

Бухнула дверь тронного зала, и все, вздрогнув, обернулись в ту сторону. Вошедший овражный гном-страж сунул Танису мятую бумажонку.

— Карта! — сказал он.

— Спасибо, — с самым серьезным видом поблагодарил полуэльф. — И, пожалуйста, передай мою благодарность Верховному Блопу.

— Государю Верховному Блопу, — озабоченно косясь на стенную шпалеру, поправил страж. Неуклюже поклонился и, пятясь, скрылся в покоях правителя.

Танис развернул карту. Все собрались взглянуть на нее, даже Флинт. Тому, впрочем, хватило одного-единственного взгляда, чтобы, фыркнув, удалиться в свой угол.

— Чего и следовало ожидать, — невесело засмеялся Танис. — Интересно, помнит ли великий Пфадж, где эта самая "большой тайный комнат"?

— Разумеется, не помнит. — Приподнявшийся Рейстлин смотрел на него из-под опущенных век. — Потому-то он до сих пор и не наведался туда еще раз в поисках сокровищ. И тем не менее один из нас знает, где логово драконицы…

Все проследили взгляд мага. Бупу насупилась.

— Твоя верно. Моя знай! — ответила она не без вызова. — Моя знай тайный место. Моя ходи туда, бери цветной камешки. Но не говори Верховный Блоп!

— А нам — скажешь? — спросил Танис. Бупу оглянулась на Рейстлина, и тот кивнул.

— Я говори, — буркнула она. — Дай карта!

Все снова занялись картой, а Рейстлин поманил к себе брата.

— Что план? Не переменился? — прошептал маг.

— Нет, и мне он поперек печенок, — свел брови Карамон. — Я бы пошел с тобой…

— Чушь! — прошипел Рейстлин. — Тебя мне только не хватало! — И добавил уже мягче: — Уверяю тебя, никакая опасность мне не грозит. И потом… — Взяв близнеца за руку, он заставил его склониться пониже. — И потом, ты должен кое-что сделать для меня, брат мой. Принеси мне одну вещь из драконьего логова…

Ладонь Рейстлина была против обыкновения горячей, глаза горели. Карамон едва не отшатнулся, заметив, как проступило в нем нечто, напоминавшее тот день в Башне Высшего Волшебства… но Рейстлин держал цепко.

— Что же это? — пересилив себя, спросил Карамон.

— Волшебная книга! — прошептал Рейстлин.

— Так вот почему ты так хотел попасть в Кзак Царот, — сказал Карамон. — Ты знал, что она здесь.

— Я впервые услышал о ней много лет назад, — ответил Рейстлин. — Я знал — весь мой Орден знал, — что она была здесь перед Катаклизмом, только мы думали, что она погибла вместе с городом. Когда же оказалось, что Кзак Царот избег полного уничтожения, я решил, что и книга, может быть, уцелела!

— А откуда ты знаешь, что она в логове?

— Я не знаю, я просто предполагаю… Для нас, магов, эта книга — величайшее из сокровищ Кзак Царота. Если драконица ее нашла, можно не сомневаться, что она ею пользуется!

— Значит, ты хочешь, чтобы я ее тебе принес, — медленно проговорил Карамон. — Как хоть она выглядит?

— Как моя, только белый, как кость, пергамент переплетен в иссиня-черную кожу с серебристыми письменами, оттиснутыми на обложке. Она холодна на ощупь, смертельно холодна…

— А что гласят письмена?

— Лучше тебе этого не знать, — прошелестел Рейстлин.

— Кому принадлежала книга? — исполнившись внезапного подозрения, спросил Карамон.

Рейстлин долго молчал, золотые глаза смотрели в пространство, как если бы он силился вспомнить нечто давно забытое.

— Ты никогда не слышал о нем, брат мой, — наконец прошептал он, но так тихо, что Карамон вынужден был наклониться. — Он был одним из величайших в моем Ордене. Его звали Фистандантилус.

— И судя по тому, как ты описываешь эту его книгу… — Карамон помедлил, со страхом ожидая ответа, но Рейстлин молчал, и богатырь решился: — Этот Фи… Фис… он… носил Черные Одежды?

И отвернулся, не в силах вынести пронизывающий взгляд брата.