Рилгар и с ним шесть тейварцев появились из пещеры, как летучие мыши. У стражников в руках были арбалеты, они ждали только одного приказа: стрелять. Но Рилгар не отдал такого приказа. Он велел Станаху и Кельде сойти со спины дракона на землю. Ежесекундно ожидая получить стрелу в грудь, они слезли с драконьей спины.

Три стражника окружили Станаха, едва его нога коснулась земли. Они разоружили кузнеца, затем двое подхватили его под руки и потащили в пещеру, третий шел сзади, наставив арбалет в спину. У входа Станах оглянулся на Кельду, которая еще стояла возле дракона; ее также окружили три стражника.

Вот к ней вплотную подошел Рилгар. Его глаза ярко горели, руки непрестанно двигались, как бы в предвкушении: наконец-то вот сейчас он прикоснется к холодной рукояти Меча Бури.

Стражи крепко заломили Станаху руки за спину. Он застонал, потом снова обернулся — Кельда была уже без Меча.

А Рилгар медленно вынул Меч из ножен, посмотрел на украшенную сапфирами рукоять, затем убрал Меч обратно в ножны.

Станах попытался вычеркнуть из памяти глухой стон Кельды, попытался не услышать снова — в мыслях — свой горестный крик, когда увидел: Рилгар надел на себя пояс с Мечом и улыбнулся. Вспоминать это было невыносимо тяжело…

Словно услышав его мысли, Кельда застонала, ее дыхание на мгновение прервалось. Станах накрыл ее ладонь своей и придвинулся к ней как можно ближе.

— Лит хваер, — прошептал он так тихо, что и сам едва услышал свой голос, — не пугайся. Я здесь, я с тобой.

В пещере было темнее, чем на земле в самую темную ночь, а она, человек, в темноте видеть не умеет. Станах почувствовал, как дрожит ее рука.

Темная Ночь рявкнул и повернул к ним голову: едва он увидел пленников — глаза его блеснули желтым смертоносным светом. Затем дракон с видом полнейшего безразличия отвернулся от них. Когда Кельда услышала скрежет драконьих клыков, она похолодела.

Медленно и осторожно Станах снял свою ладонь с ладони Кельды, но она тотчас снова схватила его за руку. Ее голос был слаб и полон страха:

— Я не… Я ничего не вижу.

— Ничего странного. Здесь совсем темно. Но я рядом. Попробуй-ка сядь.

С трудом, но она смогла сесть, прислонилась к каменной стене и выпрямила ноги.

— Так лучше? Как твоя голова? Готов спорить, болит. — Он старался говорить как можно более беззаботно. — Это от сонного заклинания. Голова болит, как после доброй фляжки гномской водки, верно?

Вновь заворчал в своем логове черный дракон, его чешуя опять зашелестела о камни. Кельда снова задрожала.

— Это дракон, — сказал Станах. Сказал с беззаботностью зайца в волчьей норе. — Но ты не бойся, пока что он не решается нас съесть.

— Где… Где мы?

Станах пожал плечами, хоть Кельда и не могла этого видеть.

— В логове дракона, а он играет роль сторожевой собаки. — Пока ему удавалось сохранять спокойный тон. — Не бойся, мы его не. интересуем.

Верит ли она его словам? Скорее всего, нет.

— Почему здесь так темно?

Станах фыркнул:

— Потому что нет света. Совсем никакого света. Во Внешних Землях всегда есть какой-то свет, даже в самую облачную ночь. Здесь, под землей, света нет совсем, и не будет, если мы его сами не создадим.

— Но… Но ты же видишь, верно?

Темная Ночь вздохнул, из его рта запахло кровью. Станах сразу начал быстро-быстро говорить — надо было успокоить Кельду.

— У всего живого есть свое тепло. У вещей неживых, таких как камни, песок, своего тепла нет, они нагреваются от солнца и потом только сохраняют то тепло, которое они накопили. То, что я вижу, — это тепло, которое отдают живые тела. Все очертания я вижу нечеткими, но всетаки вижу. Я житель подземелий. Ну а люди всегда жили на поверхности земли и в темноте видеть не могут.

Кельда глубоко вздохнула:

— А что будет с нами?

Станах задумался, не зная, что ей сказать. Он покачал головой, но тут же вспомнил, что она ничего не видит.

— Лит хваер, я не знаю. Меч Бури уже у Рилгара. И я не понимаю, почему он нас пока еще не убил.

Кельда долго молчала. Потом сжала руку Станаха. Он уже знал, что она сейчас скажет.

— Тогда… Тогда, значит, Хаук уже мертв.

Кузнец проглотил комок в горле и ничего не ответил.

— Станах, скажи: он мертв?

— Да, — прошептал он. — Хаук мертв.

О, как здесь темно! Станах не мог заглянуть ей в глаза!

— Лит хваер, — прошептал он.

Она уткнулась лицом ему в плечо и заплакала. "Лит хваер" называл он ее. Маленькая сестра. Она лечила его искалеченную руку, она помогла ему, успокаивала его ласково, как сестра.

— Прости меня, — прошептал он. — Кельда, прости меня.

Она отстранилась от него, поникла. Полным слез голосом сказала:

— Это я, да, я убила. его…

Станах услышал ее слова, но не был уверен, правильно ли он их расслышал. Он попытался разглядеть ее лицо, ее глаза, но не увидел ничего, кроме дрожащего пятна красного цвета.

— Кельда, что ты сказала?

— Я должна… Я должна была лучше охранять Меч. — Ее руки, как призрачные птицы, метнулись вверх, закрыли лицо. — Нет. Мне следовало отдать его тебе или Тьорлу. Если бы я сохранила его, если бы ты смог принести его сюда и отдать своему тану… — Она горько вздохнула. — О, Станах! Если бы я не была такой глупой и отдала Меч тебе, Хаук был бы жив!

— Нет, — прошептал Станах. — Нет, Кельда, это не так. Ты делала то, что и должна была делать.

Он обнял Кельду левой рукой, правая рука висела безжизненно.

— Кельда, прости меня. Прости! Смерть Хаука… Нет, его спасение от тебя не зависело. Никогда.

Она вздохнула и покачала головой:

— Но, если бы я…

— Нет, — прошептал он, — нет. Хаук мертв, это верно, но ты никак не могла бы его спасти. Кельда, он, наверное, был мертв еще до того, как мы ушли из Старой Горы…

Она отшатнулась от него, как если бы увидела наставленный на нее нож.

— Но…Ты сам говорил… — Ее голос задрожал. Нет, Станах. Ты же мне сам говорил…

— Я лгал. Мне был нужен Меч Бури. И я тебе лгал.

Она застонала.

Станах прислонился к каменной холодной стене и закрыл глаза. Он не сказал Кельде, что виноват перед ней. Впрочем, ему еще никогда в жизни и не приходилось извиняться. Да, даже перед Изарном — за потерю Королевского Меча… Он не мог найти слова, чтобы выразить свои чувства, но, наверное, таких слов нет и не было ни в одном языке.

Он слышал дыхание дракона и почти беззвучные рыдания Кельды, молчал, потом почувствовал тепло ее легкой ладони на своей правой руке. На той руке, что была перевязана лоскутами, оторванными от ее плаща. Он услышал слабый шорох и понял, что она гладит его изуродованную руку поверх бинтов.

Гуйил фир стремительно мчался через Равнины Смерти. Длинные узкие языки пламени вырывались вперед, как передовые отряды всадников, несущих сверкающие ярче солнца знамена. С жадностью мародера огонь набрасывался на болота и трясины, пожирал сухие травы и папоротники.

Стоя у своего стола в Чертоге Черной Луны и глядя на гладкую стеклянную поверхность столешницы, Рилгар видел, как движется огонь. Заклинаниями он вызвал изображение пожара и теперь смотрел на него сверху, как если бы стоял на вершине горы.

Затем, вполне удовлетворенный, он провел рукой над столом и прошептал какое-то магическое слово; изображение стало более четким и ярким.

Вот водяная крыса, спасаясь от огня, побежала в свою нору на дне мелкого озерка, но не успела добежать и упала мертвой, вытянувшись около самой норы.

Вот утка с изуродованным оперением попыталась взлететь, но весь воздух уже пожрало пламя, и она бессильно упала в огонь.

Вот длинноногий журавль и шустрая серебристая лисица… Они ранее других почуяли опасность и стали уходить от огня; и всетаки безжалостное пламя догнало их и убило.

Там, где проходил огонь, воздух закручивался в смерчи, и никогда не утихающий на Равнинах ветер гнал несущие всему живому смерть смерчи к горам.

Рилгару огонь виделся яростным чудовищем, в бешенстве поднимающимся на задние ноги.