Колчак оторвался от карты, встал с кресла и, не глядя на Лебедева, принялся ходить из угла в угол кабинета.

Давно Лебедев не видал адмирала в таком мрачном настроении. Лицо его посерело, и губы сомкнулись еще плотнее, отчего рот стал жестоким и злым.

— А какие меры приняты? — спросил Колчак, лишь на мгновение приостановившись возле Лебедева, и снова еще энергичнее замаршировал по комнате. — Какие меры приняты, чтобы не пустить их на железную дорогу?

— Все войска, что было возможно, высланы на внутренний щетинкинский фронт из Ачинска, Красноярска, Канска и Иркутска. Дальнейшее ослабление гарнизонов опасно. — Лебедев понизил голос, словно боялся, как бы не услыхал его кто-нибудь за стенами комнаты. — Но полковник Кадинец доносит, что этого мало, что это количество войск не позволяет ликвидировать мятеж, даже не гарантирует безопасности железной дороге…

Колчак все быстрее ходил из угла в угол, смотрел себе под ноги и хмурился.

— Неожиданным налетом Щетинкин захватил город Енисейск, — сказал Лебедев. — Кравченко в деревне Кой уничтожил роту цензовиков. Под селом Тассеевским потерпел поражение недавно отправленный туда отряд Красильникова. Они отошли к железной дороге, потеряв три четверти людей убитыми, шесть пулеметов и два орудия. Теперь Кравченко и Щетинкин в глубинных уездах проводят мобилизацию бывших солдат-фронтовиков. Они создают подобие армии…

Колчак ходил по кабинету и молчал. Лебедеву опять показалось, что адмирал не слушает его.

— Полковник Кадинец в своем рапорте просит доложить все это вашему превосходительству, — сказал он. — Просит присылки крупных сил…

Колчак остановился и пристально посмотрел на Лебедева.

— Снять с фронта?

— Никак нет, ваше превосходительство, но войска генерала Жанена… Они не должны ограничиваться охраной дороги. Они должны по примеру американцев и японцев на востоке принять на себя и карательные функции в районах мятежей… Кадинец просит об этом. Чехи, сформированный польский легион, румыны, итальянцы, батальоны французов, англичан, латышей — все эти войска в распоряжении генерала Жанена и все в городах или на линии железной дороги. Их нужно двинуть на внутренний фронт, не ожидая, пока Щетинкин и Кравченко действительно сформируют крупные армии…

— Не время, — сказал Колчак. — Пока не время. Мистер Гаррис в курсе политики союзников, и он говорит, что нужно подождать. Он говорит: «Где не сумела армия, должна прийти на помощь дипломатия».

— Но, ваше превосходительство, на Тассеевском фронте каждый потерянный нами день увеличивает силы красных. Пополнившись путем мобилизации, они, конечно, поставят себе задачей воспрепятствовать движению на железной дороге, — сказал Лебедев.

Колчак подошел к окну, остановился и стал барабанить по стеклу пальцами. На этот раз он, казалось, действительно не расслышал последних слов своего начальника штаба.

Лебедев негромко кашлянул, чтобы обратить на себя внимание забывшего о нем адмирала, и стал бесшумно собирать в папку для доклада разбросанные по столу бумаги с пометками и резолюциями Колчака.

Колчак обернулся.

— Что прикажете, ваше превосходительство, ответить полковнику Кадинцу? — спросил Лебедев.

— Пока ничего. Теперь недолго… — сказал Колчак.

— Слушаюсь, — сказал Лебедев.

— Теперь недолго… — Колчак смотрел мимо своего начальника штаба, словно тот вдруг растворился и стал невидимым. — Мистер Гаррис считает, что все разъяснится в течение каких-нибудь пяти дней.

— Мирная конференция на Принцевых островах? — спросил, вдруг догадавшись, Лебедев.

— Да, — сказал Колчак. — До ответа большевиков иностранные отряды нельзя посылать для подавления крестьянских мятежей. Это покажется большевикам подозрительным…

— Понимаю, ваше превосходительство, — смущенно проговорил Лебедев, вдруг действительно поняв, о чем говорит и на что возлагает надежды Колчак.

Лебедеву было стыдно. Он показал себя адмиралу несмышленым политиком и недальновидным генералом. В то время, когда все газеты кричали о мирном предложении Вильсона и Ллойд-Джорджа, он — начальник штаба белых войск — предлагал подчиненные Ллойд-Джорджу иностранные отряды использовать на тыловых фронтах. Разве об этом не узнали бы в Москве? Разве не сам он докладывал адмиралу о пробравшихся из Советской России агентах большевиков? Значит, у них есть связь, значит, и сибирские большевики пробираются в Москву…

Как он мог не подумать об этом? Мирная конференция на Принцевых островах в Мраморном море! О ней сейчас на все лады кричали все белые и заграничные газеты. Они называли Вильсона и Ллойд-Джорджа миротворцами. Вильсон и Ллойд-Джордж по радио обратились с воззванием ко всем воюющим в России правительствам. Они предлагали немедленно прекратить братоубийственную войну и собраться на мирную конференцию. Они даже устанавливали срок — 15 февраля на Принцевых островах.

Обо всем этом Лебедев знал не хуже других. Он знал, что в предложении Вильсона и Ллойд-Джорджа, войска которых терпели на севере неудачу за неудачей, кроется какая-то крупная дипломатическая игра, но он упустил из вида, что предложение касается и войск Жанена. Теперь ему хотелось, оправдаться в своей ошибке.

— Мистер Гаррис предлагает ждать ответа большевиков? — спросил он.

— Да, — сказал Колчак. — Перемирие даст нам передышку, позволит произвести нужные перегруппировки, подтянуть резервы и приступить к ликвидации внутренних фронтов.

— Но, ваше превосходительство, согласятся ли на мирную конференцию большевики? Если бы они терпели поражения, но сейчас…

— Мистер Гаррис убежден, что согласятся, — сказал Колчак. — Американцы уже зондировали почву. Их советник посольства в Англии Буклер выезжал в Стокгольм для встречи с представителями Советской власти. Буклер утверждает, что ради достижения мира большевики готовы не только начать переговоры, но даже пойти на некоторые уступки…

Лебедев завязал узлом тесемки папки для доклада и снова развязал их.

— Но неужели союзники действительно хотят заключить с большевиками мир?

— Они хотят вести переговоры. Переговоры это еще не мир, — сказал Колчак. — Переговоры можно прервать…

Лебедев посмотрел на Колчака и вдруг понял, что тот не мысли свои высказывает, а повторяет слова Гарриса. Теперь и он — Лебедев — разгадал секрет мирного предложения Вильсона — американцам, так же как белым войскам, нужна была передышка, чтобы подтянуть резервы.

— Тогда, конечно, нельзя сейчас посылать иностранные отряды в бой, — сказал он, улыбнувшись, но вдруг в лице его снова мелькнуло беспокойство. — Но если… Но если, ваше превосходительство, большевики не согласятся?

— Тогда они тоже проиграют, — сказал Колчак. — Они будут виновниками войны. Об этом узнает весь мир. Союзникам легче будет мобилизовать новые контингента войск для отправки в Сибирь и на север России. Это поможет им заткнуть рты своим красным крикунам, которые и в Америке и в Англии выносят протесты против помощи нам и против посылки сюда войск…

Мария Прокофьевна прожила в Иркутске недолго и уехала обратно в Читу. Лена осталась у Ксеньи.

Сразу, без разведки, вести Лену в Черемхово к Никитиным родным Ксенья не решилась. На рудниках было неспокойно — там только что окончилась забастовка шахтеров и оттуда только что вывели войска. Благополучно ли было в семье Нестеровых?

Ксенья решила поехать одна и все разузнать. Как Лена ни просила взять ее с собой, Ксенья наотрез отказалась и оставила Лену домовничать.

День показался Лене нескончаемо длинным. Она бродила по пустым комнатам, не находя себе ни места, ни работы, бралась за книгу, но тотчас же закрывала ее и смотрела в окошко на пустой белый двор.

Сугробы громоздились, подперев никогда не отворяемые ворота, и от калитки к дому серела узенькая тропинка, еще плохо утоптанная, и на ней, как на первой пороше, отчетливо виднелись следы Ксеньиных маленьких ботиков.

Лена смотрела на эти голубоватые, словно водой наполненные следы, ведущие к калитке, и подсчитывала время, которое должна была потратить на поездку Ксенья.