«Он с ума сошел… Он погубит себя…» — ужаснулся Никита и бросился в толпу, чтобы оттащить и спрятать куда-нибудь тощего солдата.

Но Лукин опередил Нестерова. Никита увидел его уже у самого крыльца. Расталкивая «наполеонов», он пробирался к попу и вдруг, схватив тощего солдата за рукав шинели, что было сил дернул к себе.

— Христопродавец, за что жену убили… За что? — крикнул солдат и сорвался со ступенек крыльца.

Лукин потащил его в гущу толпы.

— Молчи! Убью! Молчи! — в бешенстве говорил он в самое ухо солдату. — Дурак, себя губишь… Молчи!

Никита хотел поспешить на помощь Лукину, но вдруг позади себя услышал звон шпор.

Он обернулся.

В калитку входил поручик Харитонов.

Поручик шел, положив руку на расстегнутую кобуру нагана. Не доходя нескольких шагов до толпы, он вдруг остановился и пронзительным голосом крикнул:

— Смирно!

Солдаты, по привычке выполняя команду, сразу притихли.

Кто-то негромко сказал: «Дежурный офицер», и осекся.

— Смирно! — еще раз крикнул поручик и прислушался к тяжелому дыханию солдат.

Потом он медленно повел взглядом по толпе и на шаг отступил ближе к калитке.

Отовсюду на него смотрели угрюмые, чужие и решительные солдатские глаза.

Никита заметил, что у поручика вздрагивает бровь и морщится подбородок.

Харитонов некоторое время неподвижно стоял, глядя на «наполеонов», потом поднес к губам руку, кашлянул и сказал:

— Что вы крик на весь городок подняли?

Солдаты молчали.

— Что тут у вас, батюшка, произошло? — спросил Харитонов.

При виде офицера поп оправился от испуга и осмелел.

— Вызовите, господин поручик, дежурную часть… — заговорил он. — Арестовать их надо… Арестовать… — Он тыкал пальцем то в сторону высокого тощего солдата, то в сторону Лукина. — Священнослужителя оскорбили… Проклинаю, проклинаю проклятием пастыря…

Солдаты молчали.

Поручик Харитонов еще раз обвел взглядом толпу и тихо сказал священнику:

— Вы, батюшка, идите пока… Подождите меня в собрании…

Но священник продолжал голосить:

— Богоотступники! Большевики! Варвары!

Редкая борода прыгала на его дрожащем подбородке, и с мокрых губ срывались капли слюны.

Никита слушал злобные выкрики попа и отыскивал глазами Лукина, но и Лукин и тощий солдат куда-то исчезли.

— Варвары! — кричал священник.

В толпе опять послышался неясный гул.

Харитонов еще на шаг отступил к калитке и нетерпеливо сказал:

— Я вам говорю, батюшка, идите отсюда, или… Или уйду я.

Угроза подействовала. Поп стал спускаться с крыльца. Страшно спеша и поминутно оглядываясь, он пробрался сквозь расступившуюся толпу и, путаясь в своих длинных одеждах, бросился в калитку.

В толпе послышался смех. Улыбнулся и поручик Харитонов.

— Ну, братцы, идите в казарму, — сказал он. — К чему здесь толпиться и шум из-за каждого пустяка поднимать. Идите по своим местам.

Солдаты, негромко переговариваясь, стали расходиться.

Никита оглядывал дворик, крыльцо, дверь в казарму, в которую вереницей потянулись солдаты. Он все еще надеялся увидеть Лукина, но Лукина нигде не было.

Поручик Харитонов недолго постоял посреди двора, глядя, как «наполеоны» поднимаются на ступеньки крыльца и входят в черные двери казармы, потом подошел к дневальному у калитки.

Никита слышал, как он сказал:

— Минут через десять-пятнадцать передайте мое приказание фельдфебелю батареи явиться к дежурному офицеру.

— Но фельдфебеля Староуса, господин поручик, в казарме нет, — ответил дневальный. — Еще в обед господин фельдфебель уехали куда-то с фуражиром и до сих пор не возвращались.

— Когда бы ни вернулся, пусть сейчас же явится ко мне.

— Слушаюсь, господин поручик.

— Так, — произнес Харитонов, словно поставил точку под неписаным приказом, и, звеня шпорами, вышел за проволоку.

«Где же Лукин? — подумал Никита и вбежал на крыльцо. — С ним непременно нужно поговорить… Непременно…»

Он не знал и не обдумывал, о чем станет говорить с Лукиным и чем может помочь ему, да сейчас для него это было и неважно. Он просто должен был видеть Лукина, может быть, проститься с ним.

В слепой прихожей перед спальней, собравшись кучкой, курили солдаты. В темноте, неярко освещая лица курильщиков, вспыхивали огоньки папирос.

«Не здесь ли Лукин?» — Никита подошел к кружку солдат.

Из темноты раздавался чей-то незнакомый голос:

— Завтра всех арестовывать будут. Поп-то кого надо приметил. Да еще этот Харитонов прибежал, теперь добра не жди. Змея шипит ласково, жалить больнее будет…

— Куда же им всех арестовать? — донесся из угла второй голос. — Гауптвахты не хватит…

— Гауптвахты? На что им гауптвахта? За такие дела на гауптвахту не садят. У контрразведки, не горюй, помещениев хватит.

Кто-то протяжно вздохнул и закашлялся.

— Нету здесь Лукина? — спросил Никита.

— Кого?

— Лукина.

— Нету.

Не было Лукина и в казарме.

Никита сдал писарю рассыльную книгу, еще раз осмотрел казарму и снова вышел на крыльцо.

Начинал падать снег — первый снег задержавшейся зимы. Он падал пушистыми обильными хлопьями и застилал во дворе подстывшую комьями грязь. На улице почти стемнело.

Никита оглядел пустой двор и вдруг увидел Лукина. Тот стоял на углу казармы, прижавшись спиной к стене, и глядел в землю.

Никита сбежал с крыльца.

— Лукин!

Лукин вздрогнул и отошел от стены.

И тут неожиданно даже для самого себя Никита крикнул:

— Эй, Лукин! Где тебя черти носят? Идем быстрее, до поверки вернуться надо…

— Куда идем? — спросил Лукин.

Никита покосился на дневального у калитки и сказал:

— Командир батареи господин капитан Бызов приказал тебя немедленно к нему привести. Давай живее. Ждать тебя господин капитан не будет, я и так больше получаса тебя ищу.

Лукин подошел к Никите.

— А зачем я ему?

— Пошли! — не отвечая на вопрос, приказал Никита и подвел Лукина к калитке.

— Это со мной по вызову командира батареи капитана Бызова, — бросил он на ходу дневальному, словно тот мог не слышать его крика с крыльца казармы, и, не ожидая разрешения на выход, вывел Лукина за колючую проволоку. — Налево, да побыстрей шевелись… Взгреет нас с тобой капитан по первое число… Тебе-то ладно, а меня за какие провинности…

Все это Никита проделал с таким спокойствием, которое позднее удивляло его самого. Он не чувствовал ни страха, ни тревоги, даже не остерегался погони. А ведь ее каждую минуту мог послать за ними одумавшийся дневальный.

Он уверенно вел Лукина к тому самому месту, которое наметил для побега еще утром.

— Да куда ты меня ведешь? — спросил Лукин, когда они отошли от казармы.

— Куда надо, туда и веду, — сердито сказал Никита. — Молчи!

В молчании они дошли до офицерских флигелей.

Снег становился все гуще, облеплял лицо, одежду и руки.

Потянул ветер и, словно ускоряя падение снежных хлопьев, гнал их, сливая в бесконечные белые нити.

На окраине военного городка Никита остановил Лукина.

Позади тянулась шеренга мутных казарменных огней, расплывчатых и туманных. Кругом не было видно ни одного человека. Снег продолжал валить, быстро застилая землю.

— Соображай, да поскорее, — шепотом сказал Никита. — Хочешь, назад иди, будто побывал уже у командира батареи, а хочешь — со мной в побег…

Лукин схватил Никиту за руку и крепко сжал ее.

— В побег? Да-да, конечно, в побег… Идем, идем…

Больше не сказав ни слова, они подбежали к проволоке. Никита приподнял ее нижние нити, и Лукин ловко подлез под них. Потом Лукин подержал проволоку и подлез Никита.

Не сговариваясь, они что было сил побежали к пустырю, прочь от городка.

Полы шинелей хлопали по коленям и мешали бежать. Снег бил в лицо и слепил глаза.

— Там кирпичные сараи, в них спрячемся — передохнем, — задыхаясь, говорил Никита. — Дальше — город…