Однако фельдфебель сейчас же привел свое лицо в порядок и, приосанившись, сказал:

— В наряд пойдешь — посыльным. Пакеты по городку разносить будешь. Идем!

Он вывел Никиту из казармы и подвел к воротам.

— Канонир Федотов мною назначен посыльным, — сказал Староус дневальному у калитки. — Выпускать с рассыльной книгой по надобности. Понятно?

— Понятно, господин фельдфебель, — повторил дневальный. — Выпускать с рассыльной книгой по надобности.

— Так, — произнес Староус, отдулся и протянул руку в сторону стоящего за площадью высокого дома, обнесенного палисадником. — Это управление дивизиона, ближе к реке дом с зеленой крышей — собрание господ офицеров, вон там маленький домик — дежурный офицер. Больше, пожалуй что, никуда тебе ходить не придется, разве к господину капитану Бызову. Усадьбы его отсюда не видать, туда, ближе к бане, идти нужно. Он в офицерском флигеле живет. Да сам спросишь, чай грамотный. А то и спрашивать не надо. У господина капитана кобель есть, такая зануда, круглосуточно скулит, не переставая. Как к бане пойдешь — беспременно услышишь. Так прямо на кобелячий голос и иди, там и господин капитан Бызов живут. Будешь находиться в распоряжении писаря, — добавил Староус. — Куда пошлет, туда и иди. Все понял?

— Так точно, все, господин фельдфебель, — ответил Никита, чувствуя, как у него сильно и радостно забилось сердце. — «Выйду за проволоку, — подумал он. — Все осмотрю, разведаю все пути…»

В казарму Никита вернулся веселым и возбужденным.

«Сегодня, может быть, сегодня, — думал он, направляясь в канцелярию, чтобы взять у писаря пакеты. — Только бы Староус не передумал…»

В коридоре перед канцелярией Никита столкнулся с Лукиным. Тот, видимо, поджидал его.

— Посыльным меня назначили, — крикнул Никита улыбаясь. — Сейчас пойду по городку гулять…

— То-то, смотрю, нарядный, — сказал Лукин, пристально глядя на Нестерова. — В доверие, значит, вошел? — Он усмехнулся, но сейчас же лицо его снова стало серьезным. — А впрочем, хорошо… Городок погляди как следует, потом расскажешь мне, как здесь люди живут…

— Обязательно расскажу, — сказал Никита и побежал в канцелярию.

На счастье Никиты пакетов оказалось много и во все концы городка. Он должен был побывать и в управлении дивизиона, и у дежурного офицера, и у капитана Бызова, разыскать взводного командира прапорщика Леонтьева, который был «где-то в городке», и зайти даже к заведующему баней.

Свобода передвижения и надежда на побег как бы переродили Никиту, и на все он сейчас смотрел новыми глазами: и на марширующих по плацу солдат, и на суетящуюся у пушек орудийную прислугу, и на офицеров, прогуливающихся по мосткам с видом скучающих бездельников.

Настроение у Никиты было веселое и такое легкое, каким не бывало все дни, проведенные в военном городке. Он даже засмеялся, увидев в сторонке от плаца, на бугорке с вытоптанной рыжей травой, цепочку разведчиков, которые, стоя на растопыренных ногах, изображали скачущих во весь опор всадников.

С шашками наголо, откинув корпус назад и делая вид, что в левой руке держат поводья, разведчики «пружинились» на полусогнутых коленях, как бы сотрясаемые невидимыми лошадьми.

Около каждого был воткнут в землю прут лозы. Эти прутья изображали неприятельских солдат, чьи головы следовало срубить на всем скаку.

Разведчики пружинились, а фейерверкер, косясь на прогуливающегося молодого офицера, отрывисто и громко командовал:

— Руби! Направо вниз, руби!

Шашки взлетали в воздух, падали вниз и со звоном спущенной тетивы срезали сочную лозу.

Срубленные прутья падали стоймя и, как стрелы, вонзались во влажную землю.

— Пружинь ноги! Не шагом едешь! — кричал фейерверкер. — Личность злей! Торопи коня! Не к теще на блины едешь, а на врага скачешь…

Разведчики стягивали брови, морщили лбы, приседали чаще.

Снова раздавалась команда «Руби!» и снова падали срезанные прутья.

Весело поглядывая на приседающих рубак, Никита прошел мимо и повернул к дому управления дивизиона.

Никита торопился. Ему хотелось поскорее разнести пакеты и выкроить для себя побольше времени, чтобы побывать на окраине военного городка, поразведать выходы из него и дороги к городу. Он считал каждую минуту, однако, приблизившись к казармам учебной команды, невольно замедлил шаги и остановился.

Перед казармой в пешем строю стояли еще невиданные Никитой солдаты в зеленых шинелях, рыжих ботинках и высоких фуражках с широкими козырьками.

«Кто это? Откуда они взялись? Американцы? Англичане?» — в тревоге подумал Никита, исподлобья разглядывая зеленый строй солдат, и вдруг услышал позади себя насмешливый голос:

— Чего смотришь? Или не видел — дивуешься?

Никита обернулся.

Перед ним стоял солдат, очевидно, тоже посыльный из какой-нибудь батареи, так как из-под локтя у него торчала целая пачка пакетов.

— Дивлюсь, — с сердцем сказал Никита. — Кто это? Американцы?

— Цензовики, — сказал солдат, — сынки купцов да богатеев. Только, видать, к американцам на работу нанялись и в их одежу обрядились. Инструктора к ним прибыли, то ли американцы, то ли англичане — кто их разберет… Вчера один, носатый такой, на черта похожий, всю ночь с нашим командиром батареи в офицерском собрании водку пил… Пушки свои привезли, чудные пушки — люлька сверху ствола торчит…

Никита во все глаза смотрел на строй учебной команды. Лица солдат в иноземных шинелях казались ему холодными, не русскими, чужими. Все они, как на подбор, были по-барски выхолены и хранили то высокомерное выражение самодовольства, которое отличает людей привилегированных.

Он смотрел на них, и на душе у него становилось все тяжелее, все тревожнее.

«Пушки привезли, инструктора приехали… — думал он. — Значит, американские войска уже в Иркутске?»

— Ребята сказывали, скоро и нас с тобой этак же обрядят, балакать по-ихнему заставят и ихним офицерам козырять, — насмешливо сказал солдат.

Шутка не понравилась Никите.

— Ладно тебе зубы скалить, ладно, — оборвал он солдата и, махнув рукой, пошел прочь от зеленого строя цензовиков.

Никита забыл и об управлении дивизиона, куда должен был сдать пакеты, и о дежурном офицере. Он шел все быстрее, подчиняясь какому-то неосознанному чувству, которое гнало его вперед и вперед, и, как во хмелю, бормотал, не слыша себя:

— Бежать!.. Сегодня же бежать!.. Больше ждать нельзя…

Остановился Никита, лишь наткнувшись на колючую проволоку, протянутую на вбитых в землю кольях. Вдалеке чернели казармы, слева на берегу Ангары — здание бани.

Никита понял, что он на окраине городка.

«А что если сейчас меня кто-нибудь заметит здесь, возле проволоки? — опомнившись, подумал он. — Если спросят, что я тут делаю? Ах да, разыскиваю прапорщика Леонтьева… Прапорщика Леонтьева…»

Колючая проволока тянулась в два ряда, огораживая весь городок. За ней расстилалась широкая рыжая равнина с пучками растрепанной ветром высокой мертвой травы. Нигде кругом не было видно ни ворот, ни калиток, охраняемых дневальными.

«Наверное, выезд где-нибудь далеко, где-нибудь у самой реки, — подумал Никита и стал осматривать проволоку. — Подлезть под нее можно, приподнять и подлезть… Хорошо бы вдвоем…»

Никита глядел за проволоку.

Равнина простиралась насколько хватал глаз, пустынная и голая, без единого деревца. Вдалеке виднелись разрушенные кирпичные сараи, и рядом с ними чернела полоса ям, из которых, видимо, выбирали глину.

«Нет, днем не уйдешь. Заметят, обязательно заметят, наверное, у них за проволокой патрули… — подумал Никита и медленно пошел к центру военного городка. — Можно только ночью или в поздние сумерки. Кирпичные сараи… Далеко ли они от окраины Иркутска… Что же теперь делать? Ах да, разыскивать прапорщика Леонтьева, разносить почту, ждать вечера…»

Незаметно Никита подошел к офицерскому собранию.

«…разыскивать прапорщика Леонтьева… Может быть, прапорщик здесь?»