Однако бдительная девчонка всё-таки легонько вздрогнула, когда я чуть скрипнул запорным механизмом:

— Рик? — Похоже, она потянулась в карман за ножиком.

— Я. Расслабься уже.

— Рик… — Белла Снова сунула тонкий подбородок под спальник. — Мы тебе тут оставили местечко с края…

— Крайнее местечко?

— Ну уж точно не последнее… — Улыбнувшись глазами, девчонка подавила зевок и сонно почмокала. — Там снаружи ничего нового, надеюсь?

— И даже никого. Спи.

Ответом было согласное молчание, которое сменилось глубоким сонным дыханием ещё до того, как я осторожно прилёг рядом. Подложив руки под голову, я с вытянул отваливающиеся ноги. Надо бы пока прикинуть, что обыскать тут при свете дня в первую очередь…

— Белла! Рик!

Когда я не без труда разлепил один глаз, в лицо ударил свет фонарика Рикардо. И это определённо был его голос…

— Проснитесь! — Чёрная рука паренька настойчиво потрясла меня за плечо. А разве я уже уснул?

— Ты чего? — Белла недовольно засопела, растирая глаза кулаками. — Кошмар, что ли?

— Да не! — Паренёк убрал фонарик, подсел поближе и оглянулся на входную дверь. — Я тут это… Ну… В туалет в общем, ходил… — Он снова завертелся и в итоге указал в сторону ближнего берега. — Туда вот… То есть, в ту сторону… Ну что б подальше…

— Да понятно, понятно… — Снова заворчала девчонка, закончив с глазами. — Мы-то тут при чём?

— Там ничего не видно! На берегу, то есть… — Вытаращенные глаза чернокожего паренька светились в темноте не хуже фонарика. — Но я, кажется, что-то услышал…

— Что? — Я приподнялся и глянул за окна. О

т заката снаружи, и правда, уже ни следа.

— Там… — Рикардо стеснительно втянул голову в плечи и снова указал в сторону берега. — Там, по-моему, кто-то поёт…

— Поёт⁈

— Ага. — Паренёк бесхитростно похлопал ресницами. — И, вроде, хором…

Кромешная тьма над мостом отличалась от темноты над водной гладью лишь отсутствием чуть слышного плеска мелких волн. Но почти перед самым проломом странный призрачный свет выхватывал у ночи небольшой кусок широкого сооружения. Именно в районе этого тусклого сияния к водному плеску добавлялась жутковатая многоголосица.

Низкие и, вдобавок, какие-то дребезжащие голоса время от времени перемежались странным присвистом, непохожим ни на один знакомый мне духовой инструмент. Казалось, такое сочетание никак не могло исходить из человеческих глоток. Но, едва я тоже расслышал эти звуки сквозь волны и ветер, память тут же подсказала мне, что человек способен и не на такое исполнение. А перед мысленным взором всплыл короткий, но достаточно информативный текст о культурных традициях коренных народов Сибири. Раздел о множестве стилей горлового пения.

— Ну и где тут хор? — Белла ещё раз протёрла глаза, подобравшись к краю решётчатой площадки справа от меня. — Нет же никого!

— Я не говорил, что тут хор! — Рикардо недовольно засопел, осторожно примостившись по левую руку. — Я говорил, что тут хором поют!

Низкие трескучие перекаты в очередной раз резко взлетели вверх, зазвенев, словно какая-то инопланетная флейта. И я снова засомневался в человеческом происхождении этих звуков.

— Это песня по-твоему? — Настроение девчонки, похоже, сильно зависело от того, в какой фазе сна её разбудили. Но ворчать она продолжила уже вполголоса, тоже внимательно вглядываясь в голубоватое свечение. — Жоры какие-то на луну воют… Ни разу не слышал, что ли?

— Этот стон у нас песней зовётся… — Память услужливо подсказала подходящую по случаю цитату из русской классики. Настолько классической, что знать произведение и автора, видимо, считалось необязательным. Наверное, именно так некоторые произведения обретают статус «народных».

— Чего? Какой стон?

Похоже, что этот раздел отечественной литературы мои юные спутники пройти ещё не успели. И, судя по тому, что на дворе уже пятое сентября, а они и не на занятиях — уже и не пройдут. Даже если у тех самых выживших подводников, которых постоянно упоминает Белла, есть цель восстановления системы массового обучения — вряд ли они сейчас будут преподавать своим «питонам» поэзию XIX века. Если уж что-то и заимствовать из того столетия в современные реалии, то, разве что, линейную тактику и штыковой бой.

Поэтому и я заострил внимание своих юных приятелей на более актуальных проблемах. И указал на края странного светлого пятна:

— Мне всё-таки кажется, что вон там стоят совсем не жоры.

После срочного пробуждения мои глаза тоже всё ещё слипались. И я не был уверен в том, что именно заметил на границах тусклого света и глубокой тьмы. То ли там действительно промелькнули человеческие тени в каких-то развевающихся на ветру просторных одеждах с глубокими капюшонами, то ли это всего лишь очередные импортные шмотки, слетевшие на мост с обломков контейнеров в передней части судна.

— Ну, может, тогда это крабы так ревут… — Сонная Белла продолжала недовольно огрызаться. Но уже явно просто по инерции, совсем беззлобно. — Какая разница-то!

— Да какие крабы! Это же в Калмыкии так поют! — Чернокожий южанин немедленно напомнил нам о том, что гораздо лучше подкован не только в музыке, но и в сведениях о ближайших соседях своей малой Родины. — Я там был один раз в их храме, в Элисте. Ещё в школе, с экскурсией! И точно такие же песни слышал! Это называется… Как его… Как «хомяк»… Похоже, только по-другому как-то…

— Хоомей. — Судя по тому тексту, который я вспомнил, в Калмыкии должен быть распространён именно этот стиль исполнения. Должен был быть…

— Ага, точно! Буддисты там у них так поют!

— Буддисты? — Отважная девчонка оглянулась на рулевую рубку и почему-то зябко поёжилась. Хотя высокая конструкция как раз сейчас достаточно хорошо защищала нас от промозглого ветра.

Рикардо, заметив такую реакцию, немедленно тоже начал с опаской оглядываться:

— А это… Вы же не думаете, что… Ну… — Помявшись, он всё-таки решился озвучить свою дерзкую версию. — Что это призраки мёртвой команды…

— Чего-о-о? — Белла, наконец-то, перестала хмуриться. И даже широко улыбнулась.

Чем, однако, окончательно вогнала пацана в отчаянное стеснение:

— Ну… Блин… Я не знаю… — Забегав глазами в поисках спасения, Рикардо резко указал в сторону пятна голубого света на мосту. — А чё это тогда вообще⁈

— Да ночник какой-нибудь! На солнечных батарейках!

— На солнечных? — Паренёк выразительно поднял взгляд на беззвёздное низкое небо.

— Ну днём зарядили, ё-моё… — Девчонка снова подобралась к краю парапета и легонько похлопала меня по плечу. — Дайте лучше прицел посмотреть! В него видно хоть чё-нить?

— Со стороны берега почти ничего не разобрать. — Я отдал приборчик морячке, чтобы она убедилась лично. — А вот прямо под нами, похоже, опять движение…

Оба подростка как по команде уставились с края площадки вниз. В темноте между контейнерными башнями по-прежнему ничего не было видно. Но к поскрипываниям и булькающему кашлю там сейчас совершенно определённо добавилось шлёпанье множества босых ног. Которое, вроде бы, преимущественно направлялось с корабля на сушу.

Перестав без пользы таращиться в тёмную бездну, Белла прильнула к объективу прицела:

— Да, это не жоры… Стоит кто-то… Прямо… — Быстро пересчитав тени пальчиком, она снова с тревогой оглянулась на рубку управления корабля. — А сколько там бутылок было, не помните? Ну, с пеплом…

— Двенадцать… — Обернулся на неё чернокожий паренёк. — А что? Сколько там их внизу? Тоже двенадцать⁈

Девчонка молча кивнула.

Раскрыв глаза ещё шире, Рикардо прижался к решётке так, словно хотел слиться с ней в одно целое. И поскорее превратиться в какой-нибудь малозаметный элемент корабельного экстерьера. Но у него всё-таки хватало самообладания на то, чтобы не сокрушаться о своей судьбе вслух. Разве что в виде чуть заметного поскуливания, теряющегося на фоне звуков ветра, волн и жутковатых песнопений.