— И что же? — Её глаза превратились в узкие щёлочки. Но Алина не делала попыток вытащить свою ладошку из моей лапищи.

— То, что я от тебя это до сих пор скрывал. Я знаю, такая хрень очень сильно подрывает доверие.

— Есть немного... — Она снова уставилась в чаинки на дне своей кружки.

— Поэтому я хочу, чтобы ты знала, что этим я пытался защитить не себя от тебя. А тебя от себя. Чтобы ты не сбежала от меня в первые же дни. И мне очень жаль, что я тебя этим расстроил. Я прошу прощения.

— В первые дни ты не особо дорожил моим обществом... — Девчонка всё ещё дулась. Но уже было заметно, что ей понравились мои слова. И она делает это по инерции.

— Возможно, я бы и сам с этим согласился. Тогда. Но сейчас... Посмотри на меня... — Я привлёк её взгляд лёгким движением руки. — Сейчас я понимаю, что именно ты... Ты научила меня быть человеком. Напомнила о том, что в жизни бывает что-то кроме тупого потребления, глупости, фальши, ненависти и жадности. Что можно просто видеть мир вокруг. Познавать и преодолевать его опасности. Заглядывать через стены и находить друг друга. Чувствовать то, что ты здесь всё-таки не один. Ты меня понимаешь?

— Понимаю... — Алина сжала мои пальцы и положила голову на плечо. — Мы живём в очень страшное и жестокое время... Наверное, по-другому сейчас и нельзя. Поэтому мне было очень важно то, что со дня нашей встречи я всегда могла на тебя опереться. Всегда могла тебе верить. И была уверена, что ты надёжнее всех вокруг. И сегодня я впервые почувствовала, что это может быть ошибкой. Что это совсем не так. И это очень меня напугало. Я словно опять оказалась обратно в том самом погребе... Посреди моих убитых братиков... Совсем одна...

Я повернулся к ней и вдохнул аромат её волос. Ничего особенного. Просто запах хозяйственного мыла. Но в сочетании с щекоткой от её локонов, это было одно из самых приятных ощущений на свете.

— Чтобы со мной не случилось. Что бы я сам не сделал... Ты теперь точно не одна. И никогда больше не будешь одна. — Я отстранился и заглянул ей в глаза. — Уж с этим-то ты спорить никак не можешь, а?

— Не могу... — Девчонка стеснительно отвела взгляд и поджала губки. — И я тебя прощаю.

Помедлив ещё немного, она добавила:

— А знаешь... Пока вы бензин с Саней разгружали, мне тут Егор сегодня в любви признался...

— Ну наконец-то!

— Что-о?

— Да он уже сто лет на тебя щенячьими глазами смотрит. Давным-давно уже тебе про это толкую! — Я подпёр подбородок кулаком и опёрся на стол. — Так и что ж ты ему ответила?

— Ну... — Алина дико засмущалась под моим взглядом и покраснела. — Пока ничего... Ты же сам говоришь, время сейчас такое... Не до этих всех глупостей...

— А другого у вас не будет! И никакие это не глупости. Вы главное — предохранятесь.

— Да ну тебя! — Девчонка как обычно ткнула меня кулачком в плечо. — Пошляк!

— Ну а как иначе-то... Алин... Он действительно хороший парень. Заметь, это говорю тебе я — человек, который вообще-то детей на дух не переносит.

— Да я знаю...

— Ну вот и не огорчай его попусту, если он тебе тоже нравится. — Оглянувшись на тихую суету вокруг нас, я поделился ещё одним соображением. — Используй момент. Живите. Сейчас бы вот вам девчонкам обсуждать то, о чём вы там обычно во время ночёвок сплетничаете... Парни, косметика, мода, кто насколько потолстел, актуальная ширина бровей... А вместо этого все думают о том, как бы теперь изловить какого-то жорского главаря. Чокнутого профессора, превратившего себя в кусок полуразумного студня. Это что — жизнь?

— Ну... Это борьба за жизнь. — Алина сделала неожиданно глубокий вывод.

— Так... Но нельзя же ей посвящать двадцать четыре часа в сутки. Как ты там говорила? Утро вечера мудренее.

— Ага...

— Ну вот и давай, отдыхай. И не отшивай Егора, если он тебе правда нравится. Скажи ему с утра всё, что о нём думаешь. Честно.

Но уже рано с утра реальность основательно напомнила нам, почему разговоры о том, как ловить и пытать жорских главарей сейчас намного актуальнее обсуждения подростковых романтических проблем...

Солнце, медленно выползавшее над горизонтом, ещё совсем не слепило. И мы с двумя Игорями без проблем провожали взглядами и прицелом пулемёта нашу небольшую поисковую экспедицию. Дежуривший на этом посту паренёк уступил мне место и я прильнул к оптике оружия, внимательно оглядывая окрестности затопленного городка.

Внизу, в небольшой пластиковой плоскодонке, отплывавшей на поиски нужного софта, кроме Жука и Сани, находился весь остальной отряд под командованием Егора. Макс и Васёк сидели на вёслах, а Белый залёг на носус автоматом наготове.

— Нормально вы тут, всё-таки, окопались... — С утра мы с Игорем сначала зашли на склад, где я смог оценить запасы их провианта и патронов. — Хотя Саня говорил, что к вам никто, кроме единичных жор, до сих пор не совался...

— Ты, я слышал, зимой в городах не был да? — Молодой пилот глянул на меня с некоей долей скепсиса. И, как мне показалось, гордыней.

— Нет.

— Если бы был — то и сам бы так укрепился при первой возможности. Большинство детей, конечно, попряталось по своим квартиркам. Или вообще оттуда выйти не смогли... Но те, кто решил брать ситуацию в свои руки, были не особо разборчивы с средствах. — Кажется, я услышал в тоне Игоря некий пафос. Дескать, эх ты, деревня, жизни не нюхал...

— Слушай, братишка... Тебе сколько лет было, ну... Скажем... В девяносто третьем? Минус два? — Я поспешил слегка охладить его самомнение и понял, что примерно угадал. — Я тогда был знаком с одним пацаном, который с дружками зарабатывал на жизнь исключительно взломом квартир. И не принимали его потому, что он каждый месяц заносил нехилую долю участковому. А тот ещё и наводил его на хаты побогаче. У коммерсов каких-нибудь или челноков. На тех, у кого и так рыльце в пушку было. И далеко не все бы пошли в ментовку за помощью.

Сделав паузу, я ещё раз оценил реакцию. Пока что нейтральная.

— И вот как-то осенью, в девяносто четвёртом, он проявил инициативу — решил побыстрее к успеху прийти. А то, говорил, слишком много мент стал себе брать. Борзел, типа. И грабанул тогда весьма понтовый коттедж в соседнем районе, татар каких-то. Баксы, пушки, рыжьё... Богато наварился, базара нет. Неделю бухал на радостях. Жизнь удалась, хуль. Даже мне тогда тоже по дружбе перепала пара «Сникерсов» — много ли нужно пятиклашке для счастья... А ещё через пару дней его зарезали как собаку в собственном подъезде. В моём, по совместительству. Я тогда в школу с утра пораньше вышел. С хорошим настроением, надо сказать. Первым уроком физра была. Смотрю, а он под батареей валяется, в луже крови. И вместо глаза — дыра с каким-то фаршем. А вторым — смотрит на меня с такой грустью, какой я у него в жизни никогда не видел.

Игорь никак не комментировал эту историю, очевидно поняв намёк на то, что в городском аду я далеко не новичок. Но его юный тёзка, дежуривший на этом посту, всё же поинтересовался:

— А друзья его чё? На дно залегли?

— На дно... Как бы не так. Пересрались и с повинной к ментам прибежали уже тем же вечером. Думали, что в тюрьме их не достанут. Всё равно потом в колонии всех повесили. Точнее... Типа сами повесились. На собственной одёжке. А участковый тот недавно на пенсию вышел. Полковником. Может, сейчас ещё шляется где-нибудь в Волжских Далях, около дачи своей.

— Слушай, Кир... — Пилот всё-таки решил сменить тему, переварив мой рассказ. — А ты что, правда надеешься найти в Москве сведения о складах Госрезерва?

— А что нам остаётся? — Я пожал плечами, продолжая разглядывать местность через прицел. — Думаешь, детишки смогут наладить натуральное хозяйство до зимы, при этом постоянно отмахиваясь от ульев или очередных степных набегов? Они, конечно стараются... Но вот у них наверняка скоро у самих дети пойдут. В то время, как они сами себя ещё так... На грани голода и авитаминоза прокормить могут.