— А в жопу те не дать? Пиздуй давай вперёд, блядь! Пидор гнойный…

Когда шаги и звуки позвякивающего на плечах оружия удалились на достаточное расстояние, я осторожно приподнял край тяжёлого люка и огляделся. Группа «комсомольцев» уже скрылась из вида за углом ближайшего здания.

— Выходим. Подай косу.

Егор, ёжась от холода, протянул мне древко, поправил автомат на спине и полез следом.

Осторожно выбравшись из люка, я помог вылезти кадету и осмотрелся.

Здание, за которым, судя по звуку, скрылась процессия комсомольцев, представляло из себя двухэтажный особнячок. Обогнув его и крадучись поравнявшись со входом, я прочитал на пошарпанной вывеске: «Институт искусств СГУ им. Н.Г. Чернышевского».

— Гопота говорила о каких-то «чернышах», с которых будут подступать основные силы. — Я шепнул Егору, указав на толпу, спускающуюся по улице впереди нас в темноте. — Это улица Чернышевского, что ли?

— Ну да… Оттуда в строительный удобнее всего лезть. От нас не видно будет.

— А «октябрята» — это кто такие? Младшее звено комсомольцев? Может у них ещё и пионеры свои есть?

— Это те, кто выжил в общаге Политеха… Политехнического университета. В Октябрьском районе. Такие же отморозки, как и Комса. Но, вроде на ножах с ними были. Значит объединились. — Егор пожал плечами, укрываясь за углом входной группы и всматриваясь в толпу впереди.

— И чё? У них база в Политехе что ли? Уж не они ли центровых научили электричество жорами добывать?

— Может быть… Но не… Не в Политехе. В областной взрослой больнице. Там рядом, в ущелье между холмами.

— Да знаю… Вперёд… — Бряцающая оружием толпа отошла на достаточное расстояние, чтобы можно было продолжить преследование без риска быть замеченными. Повернув налево, гопники двинулись к следующему перекрёстку и скрылись за углом старого двухэтажного жилого дома.

— Человек десять насчитал… — поделился наблюдениями Егор по дороге к перекрёстку. — Если это только на отвлечение, то сколько ж их там в строительном…

— Сколько ни есть — все наши… Надеюсь, этот твой Вовка Китов предпринял меры…

— Вон там на пересечении дорог — люк, через который должен был выйти Михан — Егор показал из-за угла в направлении, в котором двигалась толпа комсомольцев. — И через дорогу начинаются корпуса больницы, о которых мы говорили. Сначала кардиоотделение, а потом двор инфекционки и этого… Ну как его…

— Паллиативного.

Группа бойцов впереди притормозила и прижалась к зданию у дороги. Потолковав о чём-то между собой, они начали по одному перебегать через открытое пространство дороги под защиту корпуса кардиологического отделения. И когда последний боец пересёк проезжую часть, мы двинулись следом, пригибаясь и прячась за припаркованными машинами.

Подобравшись к группе диверсантов поближе, я стал различать голоса:

— Хуясе там жор… И чё, нам туда шоль?

— Слышь, мудила картавая, тебя спрашивают!

— Да… Это только отсюда так кажется. Там есть пятачок, откуда удобно пост обстг’елять. И за огг’адой укг’ыться…

— Пошли…

Группа двинулась дальше, по направлению к дворику, а мы с кадетом засеменили гуськом через дорогу к углу, следом за ними.

Всё это время я пытался определить наиболее удобный для удара с тыла момент. Атаковать десять стволов с одним автоматом, полупустыми пистолетами и дробовиком на улицах — дохлый номер. Пару-тройку положим за счёт эффекта неожиданности… Ну может ещё пару, пока кипишить будут… А потом оставшиеся обойдут нас по флангам и кранты… Вдарить бы в тот момент, когда они сами стрелять начнут… По первой может и не поймут, откуда прилетело. Подумают, что с постов отстреливаются и продолжат по ним шмалять. В любом случае, им в такой момент отступать и нас преследовать будет уже не с руки — вся идея с отвлечением внимания прогореть может.

Группа снова остановилась.

— Э… Ты чё, уебан, потеребонькать тут при нас собрался? Совсем у вас там в казармах все без баб ебанулись шоль? — Со стороны толпы раздались сдавленные смешки.

Я вгляделся из-за угла в темноту и в свете луны попытался рассмотреть, что именно вызвало такую реакцию. Похоже было на то, что пленный кадет вдруг полез обеими руками к себе в ширинку и что-то натужно пытался выдернуть оттуда наружу.

— Чё за херня… — Только и успел выдохнуть я, как пленный резко выдернул из штанов руки, сжимая в них какой-то белый пакетик. Подпрыгнув к сидящим перед ним двум гопникам, он разорвал его и втёр им в лица его содержимое.

— Ай, бля! Ай, сука! Чё это за хуйня… А-апчхи! А-кха, бля!..

Подростки откатились назад и начали вытирать глаза, отплёвываясь и кашляя…

— Ког’пус в г’ужьё!!! Вг’аг у ворот!!! Тг’евога! Тг’е… — Отчаянный крик пленного оборвался. Один из конвоиров прыгнул в его сторону, повалил на землю, зажав пятернёй рот, и принялся без остановки часто колоть ножом в живот чем-то острым. И последних сил кадет измазал в тёмном порошке и его лицо тоже.

— Огонь! — Я выдернул из-за пояса пистолет и открыл стрельбу по прижавшейся к забору группе.

Пули успели зацепить парочку гопников, прежде чем они поняли, что к чему и, гневно матерясь, попрыгали на другую сторону забора, протиснувшись между вывороченных прутьев ограды. И перед тем, как они начали отвечать, Егор приземлил короткими очередями ещё пару ублюдков.

Щёлкнув пустым пистолетом в последний раз, я нырнул обратно за угол. А ефрейтор, заметив, что противники и не думают укрываться от его беглого огня и высовываются для ответа, быстро опустился обратно за ограду.

Угол кардиологического корпуса и забор, за которым залёг кадет, испещрили многочисленные ответные выстрелы. Очереди и одиночные — поредевшая толпа прижимала нас в укрытия, гневно сквернословя. Особенно выделялись гнусавые ломкие голоса тех, кто пострадал от диверсии пленного.

— Сука! На, бля! Валите пидоров! А-кха! А-чха!!!

Со стороны забора вокруг детских отделений тоже открыли огонь — прямиком в тыл диверсантам-неудачникам. Сдавленные крики раненых сообщили нам о том, что и те пули достали пару-тройку целей.

Судя по возне, подстреленная группа, продолжая яростно материться, попрыгала обратно через ограду во дворик, скрываясь от огня со стороны охранных постов. И двинулись в нашем направлении. Продолжая палить по нашим укрытиям, они не давали нам высунуться.

В коротких перерывах между приближающимися выстрелами послышалось угрюмое рычание и шелест множества ног по прошлогодней листве. Мат невидимых за углом гопников сменился воплями ужаса и боли. Выстрелы не останавливались, но пули перестали врезаться в наши с Егором укрытия.

Я выглянул одним глазом за угол. Так и есть — толпа жор вскачь пересекла пустое пространство между инфекционным корпусом и толпой атакующих. И обрушилась на тех троих, чьи лица были испачканы зарезанным кадетом. Похоже, это были какие-то специи или душистый молотый перец.

Истерично вопя ломающимися голосами, перчёная гопота мигом лишилась лиц и потонула под волной голодных заражённых. Остальные пытались перестрелять наступающих жор, но их усилия даже не останавливали поток тел, покрывающий агонизирующих товарищей тройным слоем.

— Мочи, Егорыч! — Я выпрыгнул из-за угла и в сопровождении возобновившейся стрельбы «калаша», побежал к остаткам диверсионной группы с косой наперевес.

Ближайший ко мне низкорослый гопник успел оглянуться на мой топот. И тут же рухнул, подрубленный ударом серпа по ногам. Обратным движением я воткнул ему конец черенка в раскрытый орущий рот и метнулся вперёд ногами, опираясь на древко, как прыгун с шестом.

Под хруст ломающихся зубов, раздавленной глотки и выскакивающей из пазов челюсти, я врезался ногами в спину следующего противника. Он отлетел мордой вперёд прямо на извивающуюся кучу из урчащих голодных тел. Жорам, которые покрывали кучу сверху, очевидно, показалось, что он претендует на их добычу, раз так резко их толкнул. И они немедленно среагировали на его падение тем, что начали покрывать его серией тычков и ударов по всем частям тела, до которых дотягивались. Пара худощавых кулаков немедленно врезалась ему в глаза, какая-то босая нога из кучи пнула его аккурат между ног. В итоге тело несчастного быстро было сброшено с кучи и конвульсивно свернулось в позу эмбриона от боли.