— Вот теперь понятнее… А другие голоса наверху — не знакомы?

— Комса. У них там зеки всегда в почете были. Поэтому феню вставляют как могут. Да и Горян же через них должен был идти… Вот ведь… Никогда бы и не подумал, что он на такое способен. — Продолжал сокрушаться Михаил.

— Ты и про себя такого никогда заранее не знаешь, пока яйца не прижмёт как следует. Дерьмо со всеми случается. И только то, как мы на него реагируем — определяет наш характер. А в мирной обстановке все вы миленькие.

Я дал им время переварить эту простую житейскую мудрость и продолжил:

— Как я понял, отвлекать нужные посты они будут небольшой группой. А основа полезет через слабое место. Через этот… Заборо-строительный. Есть идеи, откуда именно они будут отвлекающий удар наносить?

— С одной точки такое не получится. — Егор отломил с потолка небольшой сталактит и принялся царапать на грязной стенке примерную схему расположения зданий в уязвимом месте. — Вот тут с юга со стороны жилого здания нужно садить. Там и обзор и укрытие. С такого расстояния постам даже из гранатомёта особо не повредишь. Но этого и не надо, раз подходить отсюда они не собираются…

Егор снова почесал бритую голову, прикидывая тактические возможности атакующих, и продолжил чертить:

— А другие посты, по идее, можно отвлечь тут — с востока. Со стороны корпусов взрослой больницы… Но тут… Не знаю, как они отсюда будут атаковать. Там и посты то… Не против людей. Не знаю, даже как объяснить… Там херня какая-то всё время творится.

— В смысле?

Егор снова задумался, вздрогнул, помотал головой и зашептал:

— На этом углу два корпуса. Инфекционка и отделение для безнадёжных… Не помню, как правильно называется…

— Паллиативное. — Пришёл на помощь сержант.

— Ага. Помнишь, мы ещё когда медиков освобождали, тоже хотели отсюда бить. — Егор обратился к командиру и тот согласно кивнул. — Но там жоры просто друг у друга по головам ходили. И в корпусах и во дворике между ними. Нигде больше такого не видел… Мы в итоге с другой стороны пошли. А потом, когда переехали, пытались эту тусовку зачистить. Да так до сих пор и не смогли…

Ефрейтор помедлил, углубившись в воспоминания.

— Неужели прям так много? — Нетерпеливо перебил я его размышления.

— То, что много — не так страшно. — Пояснил Петров. — Проблема в том, что они никак не кончаются.

— Так вы их, может, жгли? Конечно тогда новые набегут с половины города.

— Нет. — Михаил недовольно отмахнулся, словно их обвинили в непроходимой тупости, и поморщился. — Резали и таскали к реке. Не под окнами же их гнить оставлять. Мороки до чёрта. Но могилы копать — ещё дольше. Да и негде там столько выкопать… Но, короче, вот так за весь день около сотни можно успеть зачистить. Ухайдокаешься весь до дрожи в руках… И сны потом всю ночь про них… Как орут и кровоточат. А утром — как и не спал вообще.

— Ну, мало по малу… День за днём… В чём проблема-то? Вам, детишкам, такое должно быть весело…

— А в том, что всё свободное место в этом дворике на утро опять забито. Тянет их туда, как мух на дерьмо… Поэтому хрен знает, как Комса туда лезть собирается…

— Инфекционка, говоришь… А если оттуда не дёргать, тогда пост с востока будет простреливать подход от строительного колледжа, так?

Кадет утвердительно кивнул.

— Значит так… Шуруйте-ка, братцы, быстренько к своим. Поднимайте тревогу, усильте охрану на этих точках и встречайте южную группу, пока они туда ещё не подошли. Обычно перед рассветом такие праздники устраивают, время есть. А я отсюда за вашим плохишом с его приятелями послежу. Буду действовать по обстоятельствам.

— Мы не можем снова тебя оставить. — Упрямо мотнул головой сержант. — Исключено.

Что ж… Может и правда помощь не помешает.

— Тогда Егор — со мной. Всё равно хромает. — Я повернулся к Сержанту. — Ты один быстрей добежишь. Шуруй, не тормози.

Михаил кивнул и шепнул, прищурившись вверх на лестницу:

— Постарайтесь этого подонка живым взять… — Сняв ранец, он достал ещё две пачки орехов и бутылку сока. — Вот… Если ждать придётся.

И без лишнего промедления кадет развернулся и зашагал по тоннелю дальше, стараясь не создавать лишнего шума плеском воды.

— О! Живём, Егорыч! — Я отдал продукты ефрейтору. — Ты пока похрусти. Не отказывайся. Считай, что приказ. А я — наверх. Ещё послушаю.

Судя по расслабленной беседе гопников у люка, они действительно не собирались атаковать прямо сейчас. Травя дурацкие анекдоты и хвастаясь своими боевыми подвигами, заключавшимися по большей части в массовом избиении одиноких бедолаг, подростки ждали возвращения разведки.

Я спустился и доел всё, что оставил Егор, смяв упаковку под одним из наростов, ниже уровня воды. Из-за прохлады внутри тоннеля спать не хотелось.

— Ну расскажи, что ли и ты про себя, боец. Как дошёл до жизни такой? Где воевать научился? Нешто в школе у вас так натаскивают?

— Ну… Нас учили стрелять. И немного про тактику, про оружие тоже рассказывали. — Ефрейтор улыбнулся, словно вспомнив что-то приятное из прошлого. — Со мной отец занимался. Я всё время к нему приставал — покажи, да расскажи. А он только рад был, что я хочу быть как он. Хороший был у меня папка… И мама.

— Заболели? — Я постарался выразиться поделикатней.

— Не… Точнее… Отец погиб ещё два года назад. В Сирии… Мама меня тогда в интернат и пристроила. Друзья батины помогли. У меня ещё сестрёнка была, маленькая. Маме с нами двумя было тяжело. Да и вообще… Там с пенсией отцовской какие-то проблемы были. Официально он типа не в бою погиб. Денег не хватало ни на что.

Я не стал настаивать на рассказе о судьбе матери и сестры. И так было понятно. Но Егор продолжил:

— Я, как началось, сбежал из школы почти сразу. Так-то я тоже сержантом уже был, как Михан… Добрался до дома кое-как. — Сидя на известняковом камне и свесив руки с колен, он неотрывно смотрел на поток воды. — Мать, как холодильник опустошила, из окна выбросилась… А Юлька замёрзла там взаперти. Дверь открывать ещё не научилась… Может и к лучшему. Говорят, от холода помирать легко. Просто засыпаешь. А то я пока к дому добирался — всякого насмотрелся… Как другим малышам не повезло.

Что ж… Теперь понятно, чего он такой серьёзный. И глаза как у старика. Хотя, сейчас у многих выживших такие. У тех, кому взрослеть пришлось не по дням, а по часам.

— Я ещё помыкался в одиночку по Завчику после этого… По Заводскому району, в смысле. Комса тогда ещё только магазины грабила. — Поглядев на бегущий поток ещё немного, кадет добавил. — Потом узнал, что школа ещё живёт, что не разбежались все. А Вовка Китов командовать стал. И я вернулся. Чтоб хоть кому-то помочь.

— А что за фрукт этот Вовка Китов? Прям такой мощный авторитет у вас там был, что всех построил?

— Да не… Когда учились, я его и не знал толком. Тихий. Забитый какой-то, что ли… Не, его, конечно, не трогали. У нас в интернате всегда с дисциплиной строго было. Но как началось… Наверное, он один мог думать на пару шагов вперёд. А не только о том, где сёдня пожрать, а завтра поспать. Как будто всю жизнь готовился к такому… — Егор развёл руки, как бы демонстрируя мне окружавший нас горький катаклизм. — Он и щас тихий. Но когда говорит — все слушают…

Трофейный G-Shock показывал около трёх ночи, когда голоса наверху стали заметно громче. Судя по всему, вернулись разведчики.

— …всё так. Бойницы вот тут, тут и тут. Со стороны чернышей братва ща в строительный лезет, там прям ништяк, до забора два шага. Доски кинем и как через парадный… Октябрята тож пришли, как и добазарились. Народу ваще ебок! Пизда краснопёркам.

— Ништяк. Шнырь, бери своих и сюда, в обход. Хаты не шмонай, там давно всё вынесли. И рацию включить не забудь, ебать её…. А мы на больничку. С этим уебаном. — Раздался глухой пинок. — Э, красный! Подъём, ёпта! Короч, Шнырь, я скажу че-как, када там будем. Канай!

— Может, хоть пистолет дадите всё-таки? — Послышался удаляющийся голос переметнувшегося кадета.