«Так это ты, скотина, был тогда на дороге?!»

Медведь почесался.

«Преследуешь ты меня что ли?»

- Стало быть, между этими нашими двумя встречами ты успела нахамить Бригитте?

Кира открыла и закрыла рот. Она была так поражена осведомлённостью своего лесного собеседника, что даже бояться перестала.

- Чего вытаращилась? – поинтересовался он. – Угадал? Ещё бы не угадать… Её почерк-то. Жабами плевать, хых! – он одобрительно мотнул головой и хлопнул себя передними лапами по бёдрам. – Любит она всякие этакие штуки… Но ты не раскисай – подумаешь, жабы! Ерунда какая! Я знаю, она одного мужика заставила ежами оправляться – вот это жесть, ничего не скажешь! А жабы… - он пренебрежительно махнул лапой. Сверкнули длинные и загнутые, словно турецкий шамшир, когти.

Кира, не сводя глаз с разговорчивого чудища, потянула с ветки свои котомки…

- Уже уходишь? – осведомилось оно миролюбиво и подобрало под себя лапы, поднимаясь. – Жаль… Хотя, собственно, собеседница ты так себе, уж не обижайся… Куда путь-то держишь?.. Ах, да…

«Дашь ты мне уйти, зверюга мохнатая? – Кира осторожно попятилась. – Или…»

- Чего это ты? А! Боишься, съем тебя? Хых!.. Истеричку, фаршированную жабами?.. Сомнительная, знаешь ли, эстетика потребления… Да и вообще: может, ты ядовитая. Ты не ядовитая?

Сомнительное блюдо замотало головой. Потом неуверенно закивало. Пятясь, стало отступать к дороге.

- Ты это… - медведь потёрся боком о ствол дерева. – Деревня тут недалеко. Ты не ходи туда… Праздник у них нынче… Слышишь-то меня, девица? Странная какая-то…

Кира запнулась о корень и чуть не упала: ходитьзадом наперёд – тот ещё трюк. Поэтому пришлось решиться и повернуться спиной к зверю. В хребте неприятно свербил страх нападения…

- Эй! – окликнул её вновь неугомонный медведь. – Насчёт жаб. Ты вспомни, о чём с Бригиттой говорили. Обычно, заколдовывая, она сама же и озвучивает рецепт к избавлению. Несколько завуалировано, конечно, но… Но ты покумекай – может, что и придёт на ум…

---------------------------------------------------------------------

Стайка мальчишек в количестве семи человек растерянно топталась на лесной полянке. Дети с одинаковым страхом переводили взгляды с густого ельника, темнеющего по левую руку, на светлый сосновый бор, откуда только что вышли.

Те, что помладше, уже принялись кривить рты, размазывая по чумазым лицам сопли со слезами.

Крепился и бодрился только самый маленький. Он деловито оглядывал окрестности, глубокомысленно хмурил брови и сердито поругивал плакс.

Росточком малыш был не более семилетнего ребёнка. Но если присмотреться, становилось очевидно – среди своих братьев он далеко не самый младший, хоть и застрял в границах метра с кепкой, как это ни прискорбно, по всей видимости, на всю оставшуюся жизнь…

- Иоганн, - обратился он к одному из рослых братьев, - ты бы залез на сосну, поглядел с высоты – может статься, дорогу углядишь. Али дымок…

Иоганн среагировал молниеносно – сунул недорослю под нос грязный кулак.

- Во, видал? Раскомандовался, козявка… Тебе надо – ты и лезь на свою сосну! Из-за тебе, между прочим, мы тут заблудились! Доверились, как дурни ярмарочные: «всё будет хорошо, братцы, я всё придумал, братцы»… Ну и чё? И где?

- Ага! – подключился ещё один. – «Я всё устрою, я всё устрою»… И облажался, индюк!

- Ладно-ладно! – прервал их малорослик, явно смущённый этими обличениями. – Залезу сам! Подумаешь…

Он подбежал к ближайшей сосне у края поляны и потрогал ладонью её сыпучий ствол. Ближайший сук торчал из смолистой шелухи не ниже, чем на расстоянии роста двух таких героев.

Мальчик уставился на него задумчиво, покусывая губу. Братья угрюмо стояли поодаль, скрестив руки и злорадствуя по поводу затруднений разочаровавшего их умника.

- Ну лезь, чё… - подзадорил старший. – Раз такой умный…

Недорослик с остервенением почухал давно не мытую макушку, решительно потащил из штанов – тут же с него свалившихся - гашник и перекинул его через сук. Не сразу, правда. С третьей попытки.

Намотав оба конца верёвки себе на кулаки, он подёргал её, проверяя надёжность конструкции, и, подтягиваясь, принялся взбираться по стволу, сверкая незагорелым задом.

Переместившись всего лишь на одну ветку выше первоначально покорённой, мальчик уже разглядел что-то интересное…

- Да тут дорога! – заорал он вниз с восторгом первооткрывателя Нового Света. – Здеся прям, за кустами!.. Фройлян! Подождите, фройлян! Куда ведёт эта дорога?

Мальчишки, не дожидаясь брата, ломанулись через кусты в обозначенном направлении с треском и шумом лосей, бегущих от лесного пожара…

---------------------------------------------------------------------

Солнце, тяжелея, проваливалось за горизонт. А над зелёными холмами уже повисли тишь и сверчковое умиротворение летнего вечера, когда у шаткого деревенского тына остановились путники.

Табунец разновозрастных мальчишек замешкался лишь на мгновение и – ринулся в счастливом, радостном нетерпении по знакомой улице меж покосившихся хибар к своей родной и единственной.

Немая девушка с котомками на плечах и лопоухой собакой в сопровождении шагнула в давно полинявшие от времени и непогод ворота с гораздо меньшим воодушевлением. Но решительно. Она всё привыкла делать решительно.

«И где же тут деревенский праздник?» – Кира вертела головой по сторонам, отмечая безрадостную картину застарелой бедности и вслушиваясь в странную тишину дворов.

Не мычали коровы, не блеяли овцы, не квохтали куры… Даже собаки не брехали на пришлецов.

Сырник заскулил. Ему всё это категорически не нравилось. Поджав хвост, он так старательно жался к ногам своей спутницы, что, запутавшись в конце-концов в юбках, чуть не уронил её в придорожную пыль.

Но Кира на пса даже не рассердилась как следует. Ей тоже вдруг стало не по себе.

«Что там болтали эти сопляки дорогой? – она поправила ремни на сумках и нервно оглянулась вокруг. – Будто в третий раз за последнюю неделю в лесу потерялись. Будто бы в первые разы по камушкам возвращались, которые самый мелкий из них полные карманы запасал. С чего бы, интересно? Типа запасливый такой? Хм… Может, знал то, чего не знали остальные? Впрочем, любящие родители, как я понимаю, в третий раз подстраховались от лёгкого возвращения своих спиногрызов – пресекли попытку ночного сбора речных камушков… Прежде чем снова повести эту ораву за грибами… Чёрт, что-то мне эта история напоминает…»

Кира резко остановилась и прислушалась. Сырник от неожиданности боднул её под коленку, но тут же отпрянул и поднял уши торчком. Что это? Да это же звуки! Наконец-то! Наконец-то звуки – свидетельство человеческого бытования в этом жутковатом местечке!..

Где-то загудели рожок и дудка, нестройно и сбивчиво выводя плясовую. Звучала она так натужно и неестественно, что под неё уместнее было бы повеситься, нежели потанцевать.

«Ну конечно же! - тем не менее воспряла духом незваная гостья, устремляясь в направлении звуков. – Праздник же! Вот почему селение кажется опустевшим – как я сразу не сообразила! Наверняка весь народ тусуется на какой-нибудь деревенской площади…»

Ага, - буркнул сидящий внутри унылый скептик, - а обитатели хлева, курятника и собачьих будок тоже на деревенском празднике?

Кира от внутреннего зануды отмахнулась – не до него сейчас: улица выкатилась на небольшую площадь и упёрлась в главное украшение этого публичного места – деревянный фонарь виселицы. В настоящий момент он, правда, пустовал. Да и вообще выглядел буднично и не зловеще.

Под ней разместились, опершись спиной на помост, два музыканта с дудками. И выглядели так, будто каждый их выдох в ненасытные свистелки может стать последним. Тем не менее, несчастные пыжились из последних сил, создавая кислую праздничность. На которую блеклые, облезлые, прочерневшие от лишений жители реагировали соответственно. То есть никак.