Тягучая тишина, повисшая в зале, какое-то время разбавлялась только её собственным дыханием. Даже шкрябанье грубой щётки по столешнице в дальнем углуеё не нарушало. Потом хмыкнул и откашлялся объездчик, велел подать ужин в комнату и поскрипел ступенями, отправившись наверх.

«Ну вот, - думала Кира, стараясь взять себя в руки и успокоиться, - кажется, я спалилась… Теперь даже этот слепой чурбан не сможет не понять…»

- Послушай, - к её запястьям прикоснулись его горячие пальцы и отвели ладони от лица, - скажи мне правду, - он заглянул ей в глаза неуверенно и несколько ошеломлённо, - почему ты поехала за мной?

- Неужели до сих пор не ясно? – проговорила она чуть хрипло, старательно пряча взгляд. – Разве не видишь, толстокожее ты животное, что мне дышать тяжело, когда тебя нет рядом?

Она выползла из-за стола и поплелась к себе в комнату – обессиленная и опустошённая. Яичницу принесли следом. Кира сжевала её, не чувствуя вкуса, присаливая срывающимися с ресниц слезами.

----------------------------------

Поутру постоялицу разбудила та самая курносая девица, что приносила накануне ужин. Она сообщила, собирая грязную посуду, что пан рыцарь ждёт внизу с нетерпением, поскольку давно готов отправляться.

Кира вскочила как подорванная, торопливо оделась и поплескала ледяной водой в припухшее после вчерашних слёз лицо.

- Ждёт… - прошетала она в осколок зеркала своему отражению, похожему в скудном мутном свете серого утра на бестелесного призрака. – С нетерпением! - добавила, воодушевляясь и торопливо натягивая сапоги, туго подпоясывая кожушок широким ремнём.

Он берёт влюблённую девку с собой? Добровольно? Без слёзных уговоров и ухищрений с её стороны? Что это означает? И… может это что-то означать?

На бегу она подхватила свою торбу и торопливо простучала каблуками по ступеням всхода, сбегая в трапезную. Огляделась. Пара проезжающих, виденных ею ещё вчера, вяло ковырялись в плошках с завтраком.

- Где же господин, что просил меня поторопить? – перехватила она за платье пробегающую мимо с подносом курносую.

- А… - покрутила она головой в растерянности. – Да вот же он! – ткнула пальчиком в распахнувшуюся дверь. – Должно, во двор выходил.

В дверях стоял вовсе не Медведь.

Молодой франт с вислыми рыжими усами, в лисьей шапке с хвостом и форменном камзоле королевского объездчика – тот самый, что гыгыкал давеча с хозяином таверны -стряхнул с плеча редкие снежинки.

- Готова, что ль? – громогласно проорал он Кире и панибратски подмигнул. – Здорова же ты спать, красавица! Лошадка твоя оседлана, поторапливайся ужо!

- Вы кто? – спросила Кира и до боли в пальцах сжала ремни сумки.

Спросила машинально. Ведь нужды в том спросе не было никакой. И без того всё понятно.

- Я Бартош, королевский объездчик, светлая пани. Тот витязь, что уехал нынче до рассвета по Северной дороге, попросил сопроводить свою сестрёнку до Колбаскова.

- Тебя попросил?

- Ну да. Кого ж ещё в этой богадельне? – искренне удивился провожатый. – По мне сразу ж видно, что человек благородный, государственный, девицу, стал быть, не обижу. Ежели, конечно, - он снова подмигнул, - она сама меня об этом не попросит.

Он расхохотался зычно и раскатисто, от души. Вдруг оборвал себя и заторопился:

- Давай, давай, пани, на выход! С твоей клячей нам, дай бог, засветло бы до столицы дотащиться!

Кира послушно вышла, прицепила торбу к седлу и принялась, неуклюже подпрыгивая, карабкаться на свою снулую животину. Королевский объездчик легко и непринуждённо подпихнул её под зад, бустренько усадив, как полагается, и не приминул при этом облапать за ляжки. Хоть и через стёганые штаны, а всё одно – удержаться трудно.

- Только не пускай своего скакуна в галоп! – веселился государев человек, похлопывая своего холёного жеребца по шее. – Коли не угонюсь за тобой, то как прослежу, чтоб не обидели, а?

Они выехали за ворота, топча примороженные кочки, на которые ночью небо соизволило чихнуть снежком.

- Мне твой брат опосля голову снимет! Али он не брат тебе? А, красавица? Не хочешь говорить? Ну ладно-ладно, я тоже молчу – нем, как подстреленный браконьер. Только – чур, уговор! – за моё молчание будешь мне должна, светлая пани: маленький, но жаркий поцелуй в конце пути, а? Коли не схочешь ждать конца пути, можна и таперича – авансом! Я не возражаю!.. Э! Куда?!

Он подпрыгнул в седле, когда на развилке сопровождаемая, без лишних слов, повернула свою клячу на север.

- Нам по другой дороге, пани! Заблудилась?

- Я не поеду с тобой, Бартош, государев человек, - крикнула ему пани и помахала рукой. – У меня другие планы. А ты езжай. Спокойно, без обременения.

- Слушай, я так не могу! – возмутился объездчик и вызывающе подбоченился. – Во-первых, мною дадено четное благородное слово, а во-вторых… - он замялся.

- Да понятно, не жмись, - кивнула Кира, - ты дал слово, а тебе дали за беспокойство – нормальная практика. Ну и чего трепыхаешься? Я с тебя того вознаграждения не спращиваю. И «брату» не скажу. Будем считать, что я от тебя не сейчас срулила, а сбежала с полпути – поэтому совесть твоя чиста!

Она ещё раз махнула рукой и потрусила по дороге, более не оборачиваясь.

Бартош пожал плечами, хмыкнул и, вполне удовлетворённый оставшимся при нём гонораром, пришпорил нетерпеливо переступающего коня в сторону Колбаскова. Бодрая песня про смелых борцов с браконьерами в королевских лесах огласила примороженные хмурые окрестности.

…Прислушиваясь к замирающему вдали горлопанству бравого служаки, сбежавшая от него подопечная подумала с неожиданно охватившей её тоской, что поступает сейчас, как дура.

Если бы она способна была думать головой – разумно и трезво – вернулась бы в Колбасково в сопровождении этого славного идиота. Собственно таковым и было её изначальное намерение, когда, покорившись судьбе, она выходила из таверны вслед за навязанным ей провожатым. Впрочем, что ей оставалось делать? Соображала она в тот момент неважно: от накрывшей её боли разочарования и обиды она даже дышать перестала. Но стоило шагнуть во двор, нырнуть в стылый морозный воздух, как лёгкие заработали, кровь побежала по жилам и ударила в голову – Киру немедленно накрыл ужас при мысли о тех смертельных опасностях, навстречу которым так оголотело стремился человек, не думать о котором она не могла.

«Я не стану его преследовать, - убеждала сама себя Кира, подпихивая пегую клячу под бока, чтоб та совсем не встала, - не стану гоняться за ним и смущать своей любовью. Не собираюсь лезть ему в глаза и надоедать. Зачем? Остатки – хм… вернее, ошмётки гордости во мне ещё присутствуют. Местами. Очень немного… Но всё же! Поэтому сделаем так: отправлюсь прямиком к колдунье. Попробую его опередить… Разведаю обстановочку. Сама с ней поговорю, иначе этот прямодушный простофиля наломает дров и выйдет от неё с каким-нибудь очередным проклятием. Вместо перстня. Он не сможет с ней договориться. Не сумеет. Лучше я. Лучше мне. Пусть, если что, лучше мне прилетит…»

Кира зажмурилась и потрясла головой: это что, её мысли? Это она их сейчас думает? Кошмар какой…

«Короче, надо его опередить. Только как? На чёртовой кляче?»

Будто услышав её мысли, лошадь совсем заспотыкалась и остановилась, скосив на всадницу влажный глаз.

- Ах ты, - пригорюнилась Кира и напрягла память, вспоминая обращения былинных богатырей к своим боевым коням, - волчья сыть, травяной мешок! Отчего ж ты, кляча снулая, спотыкаешься?

Травяной мешок не ответил, только свесил голову к копытам, обнюхивая жухлую придорожную траву. Без всякого результата Кира попинала своего скакуна пятками под бока, а себя кулаками по коленкам.

- Ну что же мне делать?! – задала она риторический вопрос низкому свинцовому небу. – Чип и Дейл, блин, спешат на помощь… Херовый из меня вышел спасатель, что ни говори. Себя бы теперь спасти…