----------------------------------

Кира споткнулась о мшистый влажный корень и оступилась прямо Сырнику на лапу. Тот заверещал так, будто лапу эту ему взрывом оторвало – ни дать, ни взять.

- Ну что ты голосишь, идиот? – заорала в свою очередь виновница переполоха. – Велено же – не поднимать лишнего шума!

Идущие следом матросы заржали и загикали вослед псу, шарахнувшемуся прочь, а после дыхнувшему вперёд, за ушедшим авангардом – туда, где сквозь просветы в деревьях золотился солнечный простор опушки и проблёскивал отражённый от воды свет. Решил, видимо, внезапно и окончательно, что жаться к ногам этой неуклюжей коровы ради безопасности – сомнительная идея.

«Неуклюжая корова», кстати, придерживалась того же мнения, о чём весьма цветасто и убедительно бурчала всю оставшуюся часть пути. Впрочем, и оставалось-то немного – сотня-другая шагов – и буераки свежепрорубленной тропы в тропических душных зарослях сменились речным берегом. Кира с облегчением сбросила с ног жёсткие заношенные ботинки, которые были велики ей не менее, чем на три размера, и ступила на прохладную мураву. Одежда её отяжелела от тяжкой тропической влажности леса, и здесь, у реки, Кира с наслаждением подставила мокрую спину лёгкому ветерку. Одежды той - Никанорычева рубаха, неровно обрезанная и подпоясанная бечёвкой, да шаровары Синьбао, закатанные на лодыжках. Вид у Киры в этом наряде был весьма нелеп и жалок. Ну так что ж? Не ходить же ей в огрызках гаремных шелков, сверкая перед двумя десятками мужиков неприкрытыми прелестями. Это, знаете ли, чревато. Лучше быть нелепой – так безопасней…

Трава разрослась почти по всему берегу, лишь у самой кромки воды уступая песку и круглым камням. Путешественница с облегчением пошевелила пальцами ног, горящими от неудобной обуви и долгой дороги по нетореному пути, а после спустилась к воде. Всмотрелась вверх по течению из-под ладони – не видать пока никого – и присела на один из валунов…

Маленький отряд со «Стремительного дракона» должен был дождаться здесь деревозаготовителей – артель, отправившуюся накануне в составе четырёх матросов и боцмана на поиски подходящего материала для починки потрёпанного бурей дао. Вчера вечером прибыл от них вестовой. Доложил, что артель нашла реку, поднялась вдоль берега – и небезуспешно: подходящая древесина отыскалась. Завтра уже спустят увязанные плотом брёвна до условленного места, откуда и надобно будет уже на себе перетаскать их к бухте. Потому как река, она, конечно, в море впадает, но достаточно далеко от места стоянки. Да и течение её в устье так стремительно, что унесёт от берега плотик вместе с погонщиками – пикнуть не успеешь.

Так что лучше уж как-то так, немного поднапрячься – зато наверняка.

Часть команды, отряженная для перетаскивания брёвен, принялась сматывать верёвки и рассовывать сухари по карманам сразу после полудня. Кира увязалась с ними. Не брёвна, конечно, таскать – здесь от неё вряд ли была бы польза, а так – от скуки. Чем прикажете коротать досуг в подобных обстоятельствах – ни ютуба, ни телеграмм-чатов, ни крючка с мотком шерсти на худой конец! В бухте купаться после того, как Никанорыч весьма убедительно потыкал её носом в мурен, чего-то больше не тянуло. А расслабленно предаваться неге, чем весьма естественно и привычно днями напролёт занималась Зарема, у неё не выходило. Максимальное рекордное время медитативного безделья, которое она выдержала, длилось не более десяти минут. После Кира начинала маяться и изнывать. Дефицит плодотворной и интересной деятельности толкал несчастную на непозволительную, вульгарную сублимацию: она и репьи из Сырника вынимала, и рыбу на камбузе потрошила, и за хворостом ходила, и шаровары капитановы под себя ушила. Ну… как смогла ушить, так и ушила, учитывая полное отсутствие навыка. Сойдёт.

Устав наблюдать Кирину неприкаянность, Синьбао почти с облегчением отпустил чрезмерно деловитую девку в поход за стройматериалами…

… - Во! – заорал один из матросов. – Вижу их! Плывут черти!

Вскоре уже и Кира разглядела чёрную козявку на глади широкой реки. Козявка росла, приближаясь, и всё более трансформировалась по мере приближения в плот, управляемый дядькой Джанджи и матросами, приветственно размахивающими руками.

Встречающая сторона возликовала невероятно: она носилась по берегу, свистела, гикала, приплясывала, будто рассталась с коллегами не вчера утром, а, по крайней мере, пару лет страшных испытаний назад.

Сырнику передалось общее возбуждение – он носился по берегу вместе со всеми, вместе со всеми приплясывал, кружась на месте, смело вбегал в воду и заливисто, оглушительно лаял.

Когда плот наконец-то успешно причалил, преодолев в восемь рук и четыре шеста срединную стремнину и вырулив из неё в тихий плёс береговой заводи, дурная псина стремительно проплюхала по мелководью, влетела на утлое судёнышко и принялась сновать там между ногами прибывших, упиваясь самозабвенным собачьим весельем.

Матросы кинулись обниматься и похлопывать друг друга по спинам, накинув между делом чалку на прибрежный валун.

«Однако! - хмыкнула Кира. – Это не мужики, а стая сорочья…»

Матросы так живо принялись галдеть, самозабвенно перекрикивая друг друга, взахлёб рассказывая о своих, прямо скажем, скудных приключениях: одни - о процессе рубки деревьев, вторые – о получасовом пути через джунгли к реке, что даже заглушили пронзительного, как велосипедный звонок, Сырника. Крутясь под ногами и задорно погавкивая в особо эпичных местах, пёс вскоре разочаровался в своих невнимательных собеседниках. Поэтому, нарезав пару бешеных кругов по берегу, он снова побежал, разбрызгивая воду, к плоту – тыдым! – запрыгнул на него. Плот качнулся, заколыхался на круговой ряби… Плюх! – Сырник спрыгнул, понёсся обратно на берег. Два положенных цирковых круга и – плюх! плюх! плюх! – по воде. Тыдым! – на плот. Плюх-плюх – по воде, тыдым!..

Самовязанное судёнышко качалось и дёргалось на привязи, вода вокруг него бурлила от беспрестанных скачек и прыжков, верёвка натягивалась и провисала… Петля на камне скользила и елозила…

«Как-то ненадёжно, - успела подумать единственная зрительница Сырникового представления, - пришвартовались эти болтуны. Нашли за что зацепи…»

Закончить мысль она не успела – петля таки соскользнула с камня. Плот, вместе с гарцующей на нём собакой, стал медленно поворачиваться вокруг себя, подтягивая мокрую верёвку в воду.

- Эй! – позвала Кира. – Курымушки! Брёвна-то ваши сейчас…

Но слова её потонули в хоровом ярморочном гоготе развеселившихся мужиков, откупоривших флягу с рисовой водкой.

Дальше всё происходило очень быстро…

Когда, значительно позже, кляня на чём свет стоит свой порыв, Кира пыталась восстановить хронологию событий, вспомнить поэтапно их никак не удавалось. Чтобы не думать об этом бесконечно, не ломать голову над причинами и не мучаться бесконечными сожалениями о произошедшем, Кира решила для себя, что было, видимо, так: подпихнутый Сырником плот цапнуло за угол течение. Оно крутануло его и потащило за собой, всё более затягивая к середине реки, всё более разгоняя, всё более завладевая беспомощной, неуправляемой вязанкой брёвен.

Сырник заметался бестолково, заскулил, а после жалобно, с привизгиванием залаял.

Под Кирой будто пружина сработала – она бросилась в воду и в несколько стремительных гребков догнала ускользающую змею верёвки. Перебирая её в руках, она ловко подтянулась к плоту. Сырник заплясал вокруг карабкающейся на бревенчатый островок спасительницы, морально поддерживая и бестолково топоча лапами по её цепляющимся за крепления пальцам.

Оседлав, наконец, беглые стройматериалы и и отпихнув радостного дуралея, девушка оглянулась: где-то вдалеке, на зелёной полоске берега бегали, суетились, кричали и махали руками фигурки людей. В речной ряби мелькали горошины голов тех, кто бросился догонять вплавь, кто-то втопил по берегу, надеясь на перехват, но… Пловцы безнадёжно отстали и, осознав это, принялись поворачивать обратно. Да и берег вскоре перестал быть проходимым: густые заросли подобрались вплотную к воде, остановив бегунов. Они больше не кричали и не махали руками попавшим в беду. Им молча и беспомощно смотрели вслед и с унынием думали о том, что снова придётся тащиться в давешней вырубке, тратить ещё один день на работу, вновь связывать плот, гнать его сюда… Ну не глупо ли вышло! Тьфу!