- Ну-ка, дорогая, - велела она, - передвинься-ка! Мне под тобой помыть надо.

Кира с трудом соскоблила себя с деревянных половиц. Тело гудело и стонало, так же, как и потрёпанный бурей корабль. Она отползла к стене и брякнулась под ней, подперев спиной.

- Есть попить? – проговорила хрипло, с трудом шевеля пересохшим языком.

Зарема подала ей флягу со стола. Потом выставила вёдра с грязной водой за дверь, где их принял один из матросов, и забрала у него чистые. Обмылась, причесалась, постиралась… А вот переодеться… Беда состояла в том, что наряды для девиц на «Стремительном драконе» предусмотрены не были. Естественно. Но беда оказалось при ближайшем рассмотрении вовсе не бедой, а поводом для Порфирия Никанорыча выказать свою заботу и внимание пленившей его красавице. Забота выразилась в форме собственных рубах благодетеля, присланных девицам на рассвете.

Персиянка заботу оценила. Провела задумчиво рукой по вышитому льну, улыбнулась мыслям своим. Потом нырнула в огромное одеяние, укрывшее её до колен, подвернула рукава и – свежа, словно утренняя заря – выпорхнула на палубу, вдохнуть первых солнечных лучей, пробивающихся сквозь стремительно разбегающиеся тучи.

- Ну же, - обернулась она в дверях, - сделай над собой усилие, дорогая, поднимись и приведи себя в порядок. Воды я оставила, рубаху уважаемый господин купец тебе выделил со своего плеча… Переодевайся и выходи – утро нынче чудесное!

Когда Кира выползла из каюты, то на мгновение обомлела – утро и впрямь зачиналось великолепное. Не утро, а праздник какой-то: ярко светило солнце, играя мириадами золотых всполохов на безмятежной бирюзе моря. В такт вздохам ласковых, медлительных волн покачивалась в мягком кресле Зарема, пригубляя густой, ароматный и горький, как хина, кофе. Рядом с ней примостился, картинно опершись на борт, Никанорыч – он увлечённо вёл светскую беседу о минувшем шторме, жмурился от счастья и отражённого морем нестерпимого солнечного блеска.

Кира подковыляла к ним и тяжко, словно старуха, плюхнулась на скамью. Наполнила пустую чашку из кофейника, вдохнула аромат бодрящего напитка – даааа… Это именно то, что ей сейчас необходимо…

- Как ты, Кирушка? – участливо осведомился добрейший Порфирий Никанорыч. – Измучилась, поди? Ну подкрепись, горемычная, отпустит вскорости…

Кира возражать не стала, напротив: с усердием последовала совету. Она подкрепилась рисом, солониной, сыром, ячменными лепёшками и апельсином. Допила термоядерный кофе, сыто икнула, послушала немного трёп купца с предметом его обожания и огляделась по сторонам. Ей и вправду после завтрака получшело: вернулись силы, бодрость духа и неистребимая любознательность, которая и повлекла её досужий нос на поиски Синьбао. Где, интересно, капитан? И почему не ставят паруса?

Капитан нашёлся на корме. Широко расставив ноги в шароварах и зацепившись большими пальцами рук за кушак, он угрюмо внимал своему помощнику. Тот что-то говорил неохотно и отрывисто, щурясь на морской простор.

У ног помощника бодро чесался Сырник – обсохший, сытый, по всему видать, - и оттого вполне довольный настоящим. Весело подбежав к вывернувшей из-за угла девушке, он подставил глупую голову под ласку. Она принялась машинально перебирать в пальцах шелковистые рыжие уши, чутко прислушиваясь к негромкому разговору. Ни черта не слыхать…

- Что-то не так, Бао? – обратилась она к сяньцу, когда помощник ушёл. – Почему ты не распорядился ставить паруса? Мы ведь сегодня должны прибыть на место?

Капитан скользнул по горизонту ничего не выражающим взглядом и уставился на загнутые кверху носы своих щегольских сапог.

- Должны, - буркнул он. – Но это вряд ли.

- Вряд ли? – Кира ждала уточнений.

- Я сказал «вряд ли»? О нет, не то. Надо было сказать «наверняка нет», - Синьбао снова уставился на солнечную линию горизонта. Шторм значительно унёс нас с пути. Колесница Си-дзю, указующая полдень, повреждена, но… даже если бы она была цела… Всё равно необходимо сначала определить, где мы находимся, чтобы знать куда двигаться, - он неуверенно покосился на Киру. – Когда наступит ночь, и темноликий, многоглазый Фуси посмотрит вниз мириадами звёзд, я, пожалуй, смогу высчитать то злополучное место, куда закинуло нас буйство громовержца Лэйгуна.

Кира вздохнула – высадка на берег откладывается. Досадно с одной стороны. Но с другой – попадалово в египетские сказки откладывается тоже. И слава Лэйгуну. Она поймала себя на том, что бессознательно скрестила пальцы на левой руке: уж лучше поболтаться подольше в море, чем снова встрять в очередные приключения. Кто его знает, какой жути народ, поклоняющийся смерти, наваял в своих сказках. Ну их… прямо скажем, пускай себе плывут мимо…

- Я виноват перед тобой, - Кира вздрогнула и уставилась на капитана. – Ты уж не держи зла, мэймэй. Но по-другому я бы и сейчас не поступил.

- Что ж, - усмехнулась мэймэй, - хотя бы честно…

- Земля!! – заорали сверху.

Кира от неожиданности сжала Сырниково ухо. Прибалдевший под её почёсываниями пёс взвизгнул. Капитан вскинул подзорную трубу.

- Ставь парус! – скомандовал он высыпавшим на палубу матросам. – Подойдём, осмотримся.

----------------------------------

Открыв рот, Кира таращилась на проступающие из голубого марева очертания незнакомой земли. Земля приближалась. И по мере приближения всё чётче вырисовывались её рельефные очертания: сперва серо-синие, но вскоре запестревшие всеми оттенками жёлтого, охристого и зеленого. Солнечную пестроту подчёркивали чёрные штрихи теневых обрывов.

Линия берега не прерывалась ни справа, ни слева – она тянулась, насколько видел глаз. Остров? Если только очень большой… Скорее, материк. Или всё же остров?..

Синьбао высмотрел подходящую бухту и велел следовать в её направлении.

- Придётся зайти, - буркнул он, будто оправдываясь, хотя никто – и Кира в том числе, коей пояснения, скорее всего, и адресовались – не возражал. – Осмотреть корабль надобно, сильно его потрепало… Да водой запастись. Путь наш ныне непредвиденно удлинился.

Корабль долго и медленно, не менее двух часов тащился за лоцманской лодкой меж высоких обрывистых берегов, чтобы к полудню бросить якорь в облюбованной бухте.

Вид на берег открывался сказочный. Конечно, Кире не в первый раз выпала возможность полюбоваться тропическим пейзажем – за свою недолгую, но насыщенную развлечениями и удовольствиями жизнь она побывала и на Бали, и в Гоа, но всё же: подобный этому живописный пляж с бирюзовым мелководьем встречался ей только на заставках рабочего стола своей мечтательной секретарши.

Забыв обо всём на свете, путешественница устремилась к манящим берегам: вначале попрыгала нетерпеливо, ожидая возвращения лодки с разведывательным десантом; после принялась таскаться за капитаном по всему кораблю канюча место в следующем рейсе; а уж когда совсем отчаялась его получить в нагруженной вещами шлюпке, сумасбродно сиганула в бирюзовую, прозрачную, словно слеза, купель и поплыла своим ходом.

Вода была чудесной – ожидаемо дарила блаженство распалённому зноем телу и чувство полёта. Её невероятная прозрачность стирала грани между водой и небом – то ли плывёшь, то ли летишь, то ли паришь в безвоздушном пространстве. И Кира парила…

Никто особенно её выходкой не обеспокоился. Хоть Сырник, вскинув передние лапы на борт, и облаял её возмущённо. Зарема улыбнулась, а Никанорыч только головой покачал да поцокал неодобрительно: ну что за вздорная девка! Вечно чего-нибудь учудит! То ли дело Заремушка… И степенна, и добронравна…

Кира благополучно выбралась на пляж и принялась, жмурясь на солнце, отжимать волосы.

- И впрямь не врут, когда говорят, что дуракам везёт, - сообщил Сырнику несколько удивлённый Синьбао. – Здесь же мурен полным-полно - вон они, так и снуют! А девке нашей хоть бы хны, - он замысловато подвигал бровями. – Видно, духи местной земли не возражают против нашего визита… Вот и славно.