- Уваж…аемый, - дрогнувшим голосом проговорила туристка, таращась в темноту с таким усердием, чуть глаза не лопались. – Не знаю, как к вам обращаться… Вы уж пропустите меня, пожалуйства, обратно! Я, правда, ни на что не покушаюсь и… Вот! – она воздела над головой руки. – У меня ничего нет! Я могу пройти? Ай! – взвизгнула она и поджала ноги на скамейку так стремительно, будто ей двадцать пять лет, и колени её вполне могут позволить себе столь стремительные манёвры.

Тень у столба снова колыхнулась и потянулась вверх…

Как-будто… Как-будто человеческий силуэт? Сидел, скрючившись у столба, опираясь на него спиной, а теперь… Теперь поднимается на ноги…

- Кира? – проговорило чудище устало и немного удивлённо. – Перестань ужо верещать. И так голова трещит от превращений…

Сердце замерло. Рухнуло куда-то в живот, а потом забилось заполошно в горле.

Кира сползла со скамьи и медленно пошла к столбу, боясь поверить.

Он стоял, слегка покачиваясь, держась одной рукой за столб. Другой он придерживал слишком тяжёлую и толстую для человека цепь, оттягивающую шею вниз за огромный, словно хомут, железный ошейник.

- Медведь… - произнесла она срывающимся голосом прежде, чем рассмотрела знакомые черты лица, искажённые чёрно-белыми бликами лунного освещения. – Ты… Как это? Чего здесь? Ты, что ли, будешь чудище трёхголовое?

- Отчего ж трёхголовое? – он поморщился и подтянул цепь повыше. Она звякнула холодно и зловеще. – А то, что чудище… Ты ведь ведаешь о моей беде. Почто спрашиваешь?

- Ну, - недоумённо развела руками Кира, - может, я чего пропустила за время отсутствия, но… Разве медведь и чудище – это одно и то же?

Собеседник неловко повёл плечом:

- У страха глаза велики. А у сказочников языки длинны.

- Это да… - машинально согласилась Кира, глядя на него, как заворожённая.

- Но не это чудно, - продолжил расколдованный стражник. – Чудно, что отчего-то вдруг, ни с того ни с сего снизошло на меня ныне прежнее обличье, – он с трудом повернул голову в оковах, пытаясь разглядеть кого-то в тени холма. – Ты с ней разве? Тогда где же она? Я и звериным взором её не углядел, а человечьим уж и подавно… Как же перекинулся? Как это вышло? – в голосе его ещё слабом и слегка хриплом после мучений трансформации явственно зазвучало настороженное беспокойство.

- А? С ней? Нет, что ты! Её здесь нет. То есть именно здесь, в парке нет, она во дворце сейчас отплясывает. Со своим разлюбезным принцем, - добавила Кира с мстительным удовольствием.

- Выходит, - сделал вывод оборотень, - мне уже нет нужды видеть её воочию. – Достаточно присутствовать неподалёку… - она тяжело сполз по столбу на землю и сел, устало обхватив голову руками. – Стал быть, и обратно я могу перекинуться внезапно, никак не опасёшься…

Кира прикусила губу и подняла глаза к луне. Небесное светило по-прежнему горело ярче всех колбасковских фонарей, но чёрные подвижные облачка, кляксами переползающие по небу, угрожали отключить её в любой момент.

- Нет, - сказала она и ухватилась за его ошейник обеими руками, - не перекинешься. Заклятие с тебя снято окончательно. И вовсе не потому, что она здесь…

Кира спокойно стащила огромный, медвежий ошейник через голову человека, бросила его в траву и решительно отряхнула руки.

- Никто тебя здесь в человечьем обличье не видел?

- Не было сего…

- Ну и отлично! Вставай! – она потянула стража за руку, вынуждая подняться на ноги. – Здесь на празднике столько народу сейчас – челядь уж точно никто не считает и не переписывает. Пошли, провожу тебя на кухню. Подкрепишься и вперёд! – вали в свой распрекрасный Мокроград!.. Как ты вообще на цепи оказался? Вот же, блин, угораздило!

Медведь потёр освобождённую шею:

- Обыкновенно, - не очень охотно сообщил он. – Попался в медвежью яму. Ну а дале, сама ведаешь, как бывает…

- Вообще-то, - фыркнула Кира, - не ведаю. Но, в целом, догадываюсь.

Выбравшись на краснопесочковую дорожку, она сложила ладони рупором и прокричала в сторону узилища:

- Порфирий Никанорыч, друг любезный! Может, передумаешь насчёт побега? Чудище я обезвредила путём усекновения всех его огнедышащих глав!

Темнота помолчала в недоумении, потом всё же отреагировала:

- Потешаешься надо мной, коварная злободейка? – буркнул купец сердито. – Нешто заслужил я сие за свои благодеяния? Приютил, накормил, напоил, пожалел бесприютность твою старушечью – и вот те на! Кушай таперича, Порфирий Никанорыч, свою благодарность с хреном, не обляпайся!..

- Да не пойдёт он, - Медведь потянулся, заново обвыкая к человеческому телу. – Я уж сколько ему пенял на сиденье его пустое. А он токмо крестится да глаза закатывает. Я и отстал…

Кира плюнула в сердцах и махнула сердито рукой:

- Вот дубина стоеросовая! Ну и бес с тобой!

Она развернулась и быстро зашагала в сторону кленовой аллеи, прислушиваясь к шороху нагов у себя за спиной.

Медведь нагнал её и пошёл рядом:

- Ты, навроде, оговорилась, будто бремя колдовское снято с меня насовсем… Или ослышался я?

Кира глянула на него исподлобья:

- Не ослышался, не боись.

Он резко остановился, перехватил её за локти, развернул к себе и уставился выжидательно, напряжённо, боясь поверить… Молча.

- Ну… - Кира смутилась. – Встретили мы Бригитту. Попросили за тебя. Она не отказала, как видишь. С чем и поздравляю…

Страж шумно перевёл дух, разжал пальцы на предплечьях старухи:

- Неужто… - пробормотал он глухо. – Слава богу… Как мне отблагодарить её?

- Кого? – Кира потёрла онемевшие от его стальной хватки руки. – Бригитту?

- Да нет же! Чем простой стражник может порадеть всемогущей колдунье? Я не о ней, о Габрусе! Ведь это её ангельское заступничество снова вернуло меня к жизни?

- Э… - растерялась Кира.

- Я знал! Я верил, что её нежная, чистая, добрейшая душа не сможет остаться глухой к чужим страданиям!

- С чего ты, интересно, взял, что заступничество было именно её?

Мечтательное, размягчённое выражение нехотя сползло с его лица:

- Прости, Кира, - он взял её руки в свои и быстро пожал, - вы ведь вместе были. Само собой, я вам обеим благодарен… Так как её увидеть?

- Надену это, - сказала Кира и огладила по бёдрам чёрный бархат платья с серебряным шитьём.

Горничная, которой эти слова адресовались, не смогла скрыть разочарования. Вернее, скрывать его она и не собиралась:

- Это? – служанка возмущённо швырнула на кровать ворох цветной кисеи, шёлка и скарлата. – Ваша воля, конечно, пани, но я б такое сроду не выбрала! Вы, чай, не на похороны собрались – на что чёрное? Да и вообще – виду оно мало из себя имеет, неприметное: серебра совсем чуть - и не разглядишь в толпе! Примерьте, можа, это, из зелёной тафты? Или вот – о! – гляньте-ка! Пурпур сплошняком вышитый, как архиерейская парча! Красотень…

- Отстань! – Кира отпихнула перетрясаемую перед нею «красотень». – Или ты не видела меня сейчас в этих шелках и кружевах? Как старая цирковая мартышка, блин…

Она искоса глянула на себя в зеркало и отвернулась, стиснув зубы: как страшно, как невыразимо больно видеть своё отражение таким!..

- Причеши меня лучше, курица ты болтливая. Сколько времени зря с тобой потратили на эти примерки! Наверное, торжество давно началось…

- Ой, прям! – не согласилась горничная, выпутываясь из вороха лент и чулок. Она несколько раз споткнулась о разбросанные по ковру туфли, пару раз уронила-подняла шпильки, чихнула на пыльный шиньон и, наконец, добралась до Киры. – Нипочём не началось!

- Откуда такая уверенность?

- Так уж заведено у благородных особ – или не знаете что ли? Каждый стремится другого в опоздании переплюнуть. У нас на пасхальный бал у прошлом годе графиня Западловская на час припозднилась – так ране всех прибыла! О чём ей все высокородные паны и пани доси забыть не дают: «Вам, дражайшая графиня, хорошо, вы мало, по всему видать, обременены заботами, то ли дело мы…» - напыжившись и изобразив на лице змеиное благодушие, забавная девка спародировала высокородных кривляк.