Она подбросила вверх лепестки ощипанной между делом ромашки и понеслась вприпрыжку догонять Сырника, нисколько не грустя о настоящем, не жалея о прошлом и не страшась будущего.

- Ну разве она не прелесть? – осведомился Медведь.

- Нет, - сухо отрезала Кира и надулась. Непонятно за что и непонятно на кого.

К полудню дорога стала более торной и широкой, начала разветвляться в разных направлениях. Поэтому, опасаясь встречи с людьми, Медведь предложил свернуть в чащу и двигаться дальше под её прикрытием. И не напрасно. На обеденном привале, затевая кашу с солониной, путники даже слышали дальний перебрёх сторожевых собак. Но поскольку близость человеческого жилья им была нынче без надобности, они её признаками не заинтересовались.

Хотя Медведь забеспокоился: он то и дело задирал по ветру нос, нюхал воздух, фыркал и крутил большой головой.

- Что-то не так? – подозрительно осведомилась Кира, помешивая в котелке.

Медведь почесал за ухом задней ногой, по-собачьи.

- Всё так, - сказал он неуверенно. – Тут просто неподалёку усадьба одна…

- Збжевских? – подпрыгнула Пепелюшка.

- Ну прям! Во всём мире у одних Збжевских что ли усадьба есть? Другая…

- Жалко, - расстроилась разлучённая с семьёй девица, с отвращением грызя кусок солонины и сухарь. – Я бы забежала сейчас домой – совсем на минуточку! Только чтоб проведать батюшку, матушку и добрых сестриц. Сообщить им, что со мной всё в порядке – они, должно быть, ужасно переживают… А пуще того, - она протянула на ладошке недоеденный кусок Сырнику, - чтобы разжиться чем-нибудь вкусненьким – так надоела эта ужасная солонина и противная каша! Так хочется… - она мечтательно закатила глаза, - ну… пусть не пирожных с киселём и не конфект с безе, но хотя бы кусочек сахару погрызть… Без сладкого я чувствую себя совершенно несчастной!

- Вот ещё! – хмыкнула Кира и сняла с огня котелок. – Сладкого ей! Меньше сахару съешь – дольше проживёшь… Иди, зачерпну тебе противной каши.

Пепелюшка, жалобно вздохнув, подставила миски – свою и Сырника.

- Ты будешь? – спросила Кира у Медведя и заозиралась, не дождавшись ответа. – Где он есть-то? Ну надо же – только что ведь…

- Во-о-от! – хнычущее протянула Пепелюшка, ковыряясь ложкой в парящем месиве. – Ему тоже каша надоела! На охоту, наверное, сбежал…

В отличие от Медведя, Сырник свою паечку дождался. Понюхал миску, чихнул в неё презрительно и потрусил куда-то в кусты – друга своего, видимо, догонять.

- Хватит ныть! – буркнула Кира. – Можно подумать, я одна наслаждаюсь нашим походным меню, в то время, как все остальные мучаются. Да, каша! Да, солонина! Но это всё же лучше, чем голодать!..

«Я ли это говорю? – ужаснулась она. – Дожилась… Вернусь домой – крошки, наверное, буду в ладошку сметать со стола, приговаривая про святость хлеба… Интересно, это незапланированная старость на меня так действует? Или пережитые голодовки? Или…»

Внутренне замерев, она принялась анализировать нежеланные перемены.

«Что же это? – Кира пугалась своим открытиям всё больше. – Я последнее время думаю и говорю совсем не то и совсем не так, как прежде! Надеюсь, пройдёт… Конечно, пройдёт! Я вернусь в свой возраст, в свой мир и – автоматически – в себя саму: прежнюю, настоящую, привычную Киру. Ну, пожалуйста! Пожалуйста, только бы вернуться!..»

Кира так закопалась в самокопании, что не заметила пролетевшего времени. А его минуло достаточно: Пепелюшка успела уже и посуду в ручейке сполоснуть, и вздремнуть лёгким детским послеобеденным сном… А четвероногие друзья, между тем, так до сих пор и не соизволили появиться.

- Где они? – зевнула Пепелюшка, присаживаясь рядом с задумавшейся старухой. -Долго ещё их ждать? Скучно же…

Кстати, да. Кира встрепенулась и извлекла себя из тревожных дум к беспокойной реальности: можно уже начинать волноваться? Пожалуй, нет. Если они и впрямь промышлять затеялись – это дело не быстрое. Жаль, конечно, времени… Ведь тогда они не к завтрашнему вечеру доберуться до пряничного домика, а… когда?

Несмотря на самоуспокаивающие самоувещевания, Кира занервничала. А час спустя психовала уже вовсю. И мысленно изобретала всевозможные кары и сочиняла уничижительные речи, кои собиралась обрушить на загулявшегося и забывшегося Медведя.

Когда же в кустах, наконец, раздался хруст сучьев под тяжёлой пятой пропажи, а на поляну выбралась лохматая бурая туша, Кира так обрадовалась, что моментально позабыла все свои грозные заготовки. Он вернулся! Он их не бросил! И, в общем-то, если не привередничать – не так уж и долго отсутствовал!..

Пепелюшка, от скуки дрессирующая жука-навозника, тут же бросила своё занятие, оставив насекомое навеки недоучкой, и радостно вскочила на ноги:

- Ура! Ура! – захлопала она в ладоши. – Наконец-то мы выступаем! Что же вы так долго, Сырник?

Пёс подбежал к своей любимице, попрыгал на неё передними лапами, лизнул в нос. Между делом схрупал не успевшего далеко сбежать жука и зашарил по поляне, воткнув нос в траву, в поисках другого лёгкого и случайного перекуса.

- Я… тут кое-что принёс вам, девоньки, - сказал смущённо Медведь, глядя исключительно на Пепелюшку. – Вот… У меня узелок на шее закреплён… Отвяжи, Габруся, будь ласка…

- Ой, в самом деле! – воскликнула девчонка и принялась проворно разматывать верёвку, а после распаковывать тряпичный свёрток, к ней привязанный. – Ах! – обмерла потрясённо, обнаружив в узелке колотый сахар и несколько имбирных пряников.

Тая от блаженства, сладкоежка положила на язык белый осколок наслаждения и зажмурила глаза.

- О, милый, милый Медведь! – проворковала она, причмокнув. – Какой же ты славный, хороший, лучший в мире друг!

- Да что там… - проворчал он довольно. – В ближайшей усадьбе просто мой давний знакомый служит… Иногда захожу к нему – он в курсе моей беды, сочувствует, в общем, как умеет…

Пепелюшка с трепетом отвернула ущё один уголок тряпицы и обнаружила под ним неописуемое сокровище в виде горсти изюма и засахаренных орешков. Взвизгнув, она прижала сладости к груди и заскакала по поляне в припадке безудержной эйфории. А потом – никто не успел понять, как это случилось – она порывисто обняла зверя за необъятную шею и чмокнула в жёлтый глаз. Ну… куда попала, одурев от радости и благодарности, туда и чмокнула. И тут же снова зарылась в свои сокровища.

И даже не обратила внимания, что с Медведем начало твориться что-то неладное.

Он вдруг медленно осел на задние лапы. Даже дышать как-будто перестал… И замер. Но столбняк длился недолго – зверь мучительно взрыкнул, его выгнуло дугой, скрутило, опрокинуло навзничь и… Он забился в припадочных судорогах, всё более… более… и более… теряя прежние очертания…

У Киры посыпались из рук котелки, которые она прибирала. Пепелюшка завизжала и спряталась за дерево. Сырник завыл.

- Фу! – прикрикнула на него Кира дрожащим голосом. – Заткнись, идиот!

Она во все глаза пялилась на человека, лежащего на том месте, где только что крутило в припадке огромного лохматого зверя.

Человек застонал, задвигался и попытался сесть, опираясь на дрожащие руки. Движения его были неуклюжи и нескладны – бултыхался, как уроненный на спину жук.

Не сильно раздумывая, Кира подбежала к обращённому и упёрлась ему в лопатки, помогая подняться. Усадив, протянула свою кубышку с водой.

Человек пил долго и жадно, обильно проливая воду на русую бороду и холщовую рубаху на груди.

- Я думала, - сказала Кира и глупо хихикнула, - что оборотни, перевоплощаясь, оказываются голыми…

Он отвёл руку с кубышкой и положил её, тяжёлую и слабую, только что бывшую медвежьей лапой, на подтянутое колено. Свесил голову, помотал ею из стороны в сторону, прогоняя дурноту, и поднял глаза на свою подспорщицу.

«Боже…» - подумала та и, зачарованная этим взглядом, опустилась на колени рядом с ним. Промокнула краем своего фартука испарину на его висках, дотронулась до мокрых прядей, прилипших ко лбу…