- Быть заколдованным, подружка, тяжкая ноша. И страшная беда…

Тьфу ты! Сколько пафосного трагизма… Надо же было так по-дурацки и неестественно сказануть! Хотя… В целом-то, мысль ясна?

- Ой, Кирочка! – простонала чуткая слушательница, и на её розовом личике отразилось всё христианское сострадание мира.

- Да подожди ты! Не обо мне сейчас речь… - она осторожно мотнула головой в сторону дремлющего наиздальке Медведя.

Собеседница округлила глаза, прижала ладонь ко рту и понимающе кивнула.

- У меня-то, - понизила Кира голос, - хоть какая-то надежда на избавленье имеется – благодаря твоему заступничеству перед тёткой. А он… Только тогда – понимаешь? – когда на собственной шкуре испытаешь каково это – примерить чуждое обличье –проникаешься бедой товарища по несчастью. Впрочем, какое уж тут сравнение – я, по крайней мере, человеком осталась… А уж как он чувствует себя в облике зверя – страшно даже представить.

Полностью поддерживая благородные переживания подруги, девчонка истово закивала.

- Но! – Кира сделала ударение на слове и испытующе уставилась на неё. – В его ситуации есть и преимущества по сравнению с моей: во-первых, расколдовывательный механизм уже известен – его надо только запустить; во-вторых, инструмент для запуска тоже в наличии…

- Да что ты! – удивилась слушательница и даже рот открыла, заинтригованная.

«Вот дунька тугодумная! – Кира закатила глаза. – Всё разжевать ей надо!»

- Чтобы снять с Медведя заклятье, - терпеливо принялась она пояснять, - надо, чтобы его поцеловала девушка!..

Пепелюшка охнула:

- Кирочка, так ты хочешь его…

- Да не я! Вот дурья твоя башка! Посмотри на меня – похожа я сейчас на девушку? А даже если бы и была похожа… Предлагала уже свою помощь. Отказался. По рецепту, говорит, поцелуй, должен быть от любви, а не от дружеского участия. Не сработает якобы…

- Так что же мы…

- Послушай, - Кира коснулась её руки и посмотрела в прозрачное небо Пепелюшкиных глаз. – Помоги ему, а? От тебя сейчас зависит судьба и счастье зве… человека. Понимаешь?

- Да… То есть нет! Кира! – девчонку аж подбросило от ужаса. – Как ты можешь мне такое предлагать?! Это же неприлично!

- Тише ты! – дёрнула её за рукав совратительница юных дев. – Чего неприличного?

- Ну… Целовать??! Он же мужчина!

- Сейчас-то он медведь! Сырника ты постоянно чмокаешь в противный мокрый нос – это прилично? А он, да будет тебе известно, тоже не девочка, а полноценный кобель!

- Боже мой, Кира! Это совсем другое! Неужели ты не понимаешь? На самом-то деле он человек, а не зверь!

- Но сейчас-то ты будешь целовать его не в человеческие губы, а в мохнатый медвежий лоб!

- Но после этого он же сразу превратится!.. Кстати, а… с чего ты взяла, что он превратится от… моего поцелуя? Ты ж сама говорила, что…

- С того! С того, что он к тебе весьма неравнодушен. Это я давно заметила…

- Святой Войцех, - проныла Пепелюшка и схватилась ладонями за загоревшиеся щёки. – Ещё и это… Кирочка, ну как можно? Нет, нет и нет! А мой принц? Что скажет он, если узнает о… Даже подумать страшно!

- Ну почему он должен что-то узнать, если ему не сказать? Делай добро молча – не обязательно об этом трезвонить на каждом углу…

Это она сказала совершенно напрасно: последнее предложение, видимо, переполнило чашу вмещения человеческой греховности в невинном Пепелюшкином сознании.

- Ты… - пролепетала она, бледнея, - предлагаешь мне утаить от будущего супруга свои досвадебные прегрешения?..

- Прегрешения? – взорвалась Кира. – Маленькая ханжа! Что ты называешь прегрешениями? Спасение человека от страшной участи? Это прегрешение?

- Нет, конечно! Что ты, Кирочка! Я называю прегрешением поцелуй с мужчиной, с которым я не помолвлена. И ложь будущему супругу…

Кира скрипнула зубами.

Дура твердолобая! Нет, это бесполезно. Она устала от этого железобетонного фарисейства, что намертво окопалось в сознании хрупкой с виду, вроде бы такой жалостливой и податливой девочки.

Прости, Медведь. Я пыталась.

- Иди к чёрту! – буркнула Кира и завернулась в одеяло. – Пока я тебя не стукнула.

-----------------------------------------------------------

- Как твоё настоящее имя? Мне бы не хотелось звать тебя этим нелепым прозвищем – «Пепелюшка»… Совсем оно тебе не подходит.

Медведь старался шагать рядом с непоседливой, шабутной девчонкой, проявляющей чрезвычайно живой интерес ко всему вокруг. Вот и снова она зачем-то свернула с дороги в траву, прошла, крадучись, несколько шагов… Ну что там опять?

- Смотрите! Смотрите! – произнесла она с восторженным придыханием. – Ёжик!

Чувствовала себя Пепелюшка прекрасно. Выглядела и вела себя, как обычно. Как ни вглядывалась в неё Кира, так и не смогла заметить на её безмятежном, как луна, лице следов задумчивости или сомнений – ожидаемых последствий вчерашнего разговора. Будто и не было ничего. Будто не отказалась она вчера наотрез спасти от страшного заклятья того, с кем сегодня беззаботно, без тени смущения, болтала.

Поиск ёжиков её, видимо, занимал гораздо больше, нежели судьба несчастного Медведя.

Сырник на находку отреагировал первым; запрыгал вокруг немедленно ощетинившегося иглами шарика, залаял звонко и беспорядочно, припадая на передние лапы и задорно отклячивая зад. И Медведь с готовностью уставился на бурые, едва заметные в траве иголки, будто такое зрелище для него – несусветная редкость и величайшее удовольствие.

- Я что-то не поняла, - забрюзжала Кира, поморщившись, - что за ажиотаж вокруг бедной зверушки? Она чем-то отличается от тех пяти, что мы имели удовольствие видеть вчера?

Медведь хмыкнул и попятился с обочины обратно на дорогу.

Кира опасно качнулась на его спине и вцепилась в длинную шерсть загривка покрепче.

- Габрусей её зовут, если тебе это так необходимо… - представила она подружку, которая, отвлёкшись на ёжика, давно забыла про оставшийся без ответа вопрос.

- Чудесно… - протянул Медведь с явным удовольствием.

Всадница раздражённо фыркнула:

- Тебе, как я погляжу, всё чудесно, что с нею связано.

Зверь обернулся к ней через плечо и - Кира готова была поклясться! – ухмыльнулся. Потом медленно и вразвалку зашагал по дороге.

Девушка и собака их вскоре догнали. Сырник, не останавливаясь, прокопытил мимо, развеваясь розовым языком по ветру, а Пепелюшка притормозила: протянула Кире горсть ягод, а Медведю впутала за ухо полевой цветок.

- Какое великолепное утро! – закружилась она посреди дороги. – Как хорошо в лесу! Я могла бы так идти и идти вечно! Всю жизнь! И мне бы не надоело! Если бы не мои обязательства перед принцем…

- Милая Габруся! – поспешил замять принцевую тему Медведь. – Какое совпадение – я тоже люблю летнее лесное утро! Лето – лучшая пора, не правда ли?

- О, бесспорно! Зелень, небо, птицы – такая радость кругом, столько солнца! Но больше всего я люблю весну: это цветение и эти ароматы ни с чем невозможно сравнить! А ещё больше всего люблю, когда лес становится золотым и сам по себе светит, словно солнце и… паутинки медленно летают между ветвей и тишина звенящая, и… воздух пахнет дымком… Обожаю осень! А после? Что за прелесть, когда начинает падать снег! Когда щиплет за щёки жгучий морозец, от которого так бодро и весело! Боже, а Рождество! А санки! Зиму люблю больше всего на свете!

- Ты же говорила… весну?

- Да? Ой, знаете, я всё люблю! Всё вокруг прекрасно и жизнь прекрасна! Как же можно что-то выделить в ущерб другому?

- Прекрасна!.. – буркнула Кира. – Только не у всех.

- Кирочка, ты не расстраивайся, прошу тебя! Осталось совсем немного, скоро… Когда, кстати?

- Думаю, - Медведь сделал паузу, - завтра к вечеру будем на месте.

- Вот видишь! Все будет у тебя хорошо!

- А у него? – подковырнула Кира, кивнув на своё средство передвижения.

- И у него! Обязательно! – не моргнув глазом заверила восторженная девица. – Может, его истинная любовь ждёт за поворотом – а мы об этом ещё просто не знаем и оттого грустим напрасно!