- Габруся, милая, - сказал он ласково, чтобы унять её тревогу, - ты не могла бы идти впереди, чтобы я всегда мог видеть тебя?

Девушка нерешительно дёрнула уголками губ в недоулыбке и двинулась по тропе, поминутно оглядываясь на непонятного, пугающего её оборотня. Ещё бы! Эти его жуткие превращения! Эта его одержимая влюблённость! Эти странные просьбы быть постоянно на виду! Как же это всё необычно и страшно! Как всё это неприятно… Скорей бы уж принц нашёл её! И всё бы стало так, как положено!

Интересно, какие в Колбасковском дворце принято подавать пирожные к послеобеденному чаю?..

- Постушай, не дури! – пробухтела в спину обращённому бывшая коровница, одышливо поспешая за молодёжью. – Ты в самом деле собираешься с неё глаз не сводить? По-моему, чрезмерная предосторожность! Вчера ведь – помнишь? – ты вполне позволял себе удаляться от нас, исчезать на какое-то время – без всяких последствий. Наверное, должно пройти какое-то время, прежде чем…

- Возможно, - перебил он, не оборачиваясь, - возможно вчера так и было. А сегодня всё изменилось, поверь: та таинственная сила, что владеет моим телом, стала гораздо стремительнее реагировать на отсутсвие или присутствие Габруси… Сегодня, Кира, всё по-другому. Вот так-то…

- Ой, бабочка! – пискнул авангард маленького отряда и метнулся за бархатным махаоном в кусты.

- Пепелюшка!!

- Габруся!!

Совместный вопль сопровождающих заставил легкомысленную девицу вернуться и накукситься: что они, в самом деле, странные какие-то сегодня… Дулась она, правда, недолго. Впрочем, и шагала в поле видимости, как было велено, тоже недолго – ровно до следующего поворота тропинки и фыркающего в траве ежа:

- Ой, ёжик!..

День выдался долгим и тяжким. Медведю пришлось пережить ещё две трансформации туда-обратно – всё из-за беспечности возлюбленной. Поэтому к вечеру до цели своего путешествия они, конечно же, не добрались.

Кира ужасно устала: и от трудно дающихся её немощному телу переходов, и от медведевых страданий, и от разочарования, связанного с новой отсрочкой… Проклятье! Будет ли конец этому походу? Будет ли конец пытке преждевременной старостью? Ничего и никогда ещё она так истово не желала, стремясь всем существом к Бригиттиному обиталищу, будто к земле обетованной! В сознании своём она давно поставила знак равенства между долгожданной встречей с колдуньей и обретением себя прежней. Но… Так ли это? Ждёт ли её там спасение с тем же нетерпением, с которым она к нему стремится? Ждёт ли избавление несчастного Медведя от последствий неразделённой любви?..

Кира зачерпнула из котелка жидкого кулеша на сале, шлёпнула в миску и осторожно протянула горячее варево товарищу по несчастью. Он слабо улыбнулся ей и принял с благодарностью. Но есть не стал, поставил на траву подле.

- Не хочется, - сказал извиняющимся тоном. – Я позже…

У Киры от жалости сердце сжалось.

«Хм, - среагировала она на непривычное чувство, поморщившись и потерев ребро, - чего это? Нерв, что ли, защемило?»

- А чаю? – она попыталась искательно заглянуть ему в глаза.

Ничего не вышло: взор его, естественно, был устремлён исключительно на животворный образ Пепелюшки. Это, ставшее уже привычным обствоятельство, неожиданно взбесило Киру. Она поджала синюшные старушечьи губы и с раздражением выплеснула отвергнутый травяной чай в ночь. Швырнула деревянную кружку в мешок.

- Не понимаю всё же! – не удержалась она. – Как можно влюбиться в эту дурочку убогую? Ты извращенец? – хотелось задеть его почувствительней. – Или так изголодался по человеческим самкам, пока медведем был, что на первую попавшуюся запал? Она же блаженная!

Если целью обличительно спитча было привлечение его рассеянного внимания, то здесь, можно сказать, Кира преуспела: страж отвёл взгляд от своей иконы и посмотрел на расквохтавшуюся старуху. В глазах его не было обиды или гнева, только печальная снисходительность.

- Блаженная? – повторил он раздумчиво, будто пробуя сущность этого определения на вкус. – Почему?

- Потому! – Кира сердито насупилась. – Потому что она дурочка – вот почему! Ведёт себя, как дура, мыслит, как полоумная и поступает соответственно! Чего тут объяснять? Разве это и так не видно?

Страж покачал головой, лицо его стало более сухим и менее располагающим:

- Знаешь, я давно приметил за людьми такую особенность: каждого они стремятся препарировать на предмет поиска несоответствий неписаным нормам и заклеймить одним из заготовленных ярлыков…

- Я не…

- Почему ты считаешь её дурочкой? – он внимательно вгляделся в морщинистое, жёлчное лицо. – И не только ты, я уверен… Потому что она бесхитростна и наивна? Потому что жизни улыбается, вместо того, чтобы жеманничать и кичиться благородным сплином? Потому что не осознаёт своего очарования и не пользуется им? Поэтому?

- Нет! Потому что она недалёкая и глупая ханжа! Уж поверь мне, я знаю её лучше!

- Что ж, - он грустно улыбнулся и вновь перевёл взгляд на играющую с Сырником Пепелюшку. – С таким доводом трудно спорить… Но знаешь… у моего приятеля дед был – пустынник… Это тот, что в рубище ходит, в пещере живёт, с лесным зверьём общается, пеньку-богу молится – так вот он как-то говорил… а я запомнил: нет истины в том, что мы видим, ибо каждый смотрит из своего угла – кто из тёмных сеней на свет, кто со света в темноту. А кто и вовсе закопчённый потолок небом мнит… Разно всё…

- А! – махнула рукой Кира. – Пустая демагогия! Истина есть, истины нет… Истина в том – откуда не посмотри, хоть из сеней, хоть в сени – что овца эта наша бесхитростная измывается над тобой целый день по простоте душевной: из одной ипостаси в другую швыряет по причине своей радостно-наивной сущности! А будь у неё хоть капля разума в её куриных мозгах и хоть толика сочувствия, поостереглась бы пропадать надолго из поля зрения. Так нет же! – погляньте на неё: порхает бездумно с цветка на цветок – и всё-то ей хрен по деревне!..

- Ну хватит! – заявил страж, нахмурившись, и поднялся на ноги. – Не желаю слушать о ней подобного. Опомнись, Кира! Что с тобой? Ты же добрая, великодушная – я таких в жизни не встречал! Зачем сейчас чернишь передо мной светлый образ своей подруги? Этого невинного ребёнка, которого, я знаю, ты тоже любишь, которым дорожишь!

- Я добрая и великодушная? – фыркнула Кира. – В жизни не слышала большей чуши… Вот тебе и доказательство, друг оборотень, что в людях ты разбираешься, как глухарь в Шостаковиче! Все, видать, тебе кажутся лучше, чем есть на самом деле. Оттого – все твои неприятности, как не крути! Если бы ты тогда, как последний дурак, не рассказал всю правду князю, то…

- Вот видишь! – широко и почти весело усмехнулся собеседник. – Я у тебя, выходит, тоже получаюсь дурак! В таком случае, мы с Габрусей и в самом деле два сапога пара – оттого, должно быть, и не вижу я в ней недостатков…

Страж поставил перед носом у Сырника нетронутую миску с кашей и отправился на ночлег. Спать он, правда, не собирался. Собирался всю ночь просидеть сиднем, подпирая спиной сосну и созерцая мирный сон возлюбленной. На всякий случай. Авось, до утра перевоплощений удастся избежать. Это и будет для его измученного тела и смятенной души лучшим отдыхом…

-----------------------------------------------------------

В дырах изрядно обглоданного и оплывшего пряничного домика посвистывал сквозняк. Муравьи, выстроившись бесконечными, деловитыми вереницами, растаскивали крошки, не обращая внимания на пришельцев. Тем тоже было не до муравьёв…

Кира в изнеможении опустилась на траву перед провалившимся крыльцом, застывшим взором созерцая свои погибшие надежды.

Страж бросил на неё быстрый взгляд и нахмурился.

- Габруся, - окликнул он девчонку, засунувшую любопытный нос в один из стенных проломов, - где ещё может обретаться твоя крёстная? Не знаешь?

Пепелюшка вынырнула из развалин, отколупнула леденцовую резьбу с карамельного наличника, сунула в рот и, сочувственно вздохнув, скорбно покачала головой…