Кира растерянно огляделась и тут только, остыв от азарта погони за попавшим в беду Сырником, поняла в какой переплёт угодила: и шесты, и рулевое весло – всё осталось на берегу! Закусив губу и сжав в кулаке мокрую верёвку, она соскользнула в воду. Судорожно, размашисто загребая воду, принялась усиленно толкаться поперёк течения, к берегу, подтягивая за собой махину из брёвен. Пёс, склонив голову набок, с интересом наблюдал за её потугами.

Кира старалась, как могла. И лишь окончательно выбившись из сил, она рискнула признаться себе, что берег, к которому она так стремилась, не приблизился ни на метр. Зато пейзаж на нем давно сменился – течение, всё шире распахивая берега устья, неумолимо тащило за собой всё, что попадало на стрежень. Незадачливая спасательница ощутила солёный привкус на губах и поняла куда их с Сырником вскоре вытолкнет неумолимый локомотив стремнины. В открытое море.

Упершись дрожащими от напряжения руками в бревно, девушка забралась на несущийся навстречу неизбежному плот и попыталась собраться с мыслями.

Разнылся Сырник: он висел над ней, тихо и обречённо поскуливая. Кира повернула к нему лицо, после села и погладила собаку по голове:

- Что, дуралей, - вздохнула она, - впервые не удалось слинять до начала неприятностей? Как же это тебя угораздило? Ну ничего, ничего… Узнаешь хоть, наконец, как они выглядят. И чем пахнут. Новый опыт, псина, тебе пригодится. В отличие от меня. Я наелась этого опыта по самые уши… Не отказалась бы от чего-нибудь диетического… лет этак на двадцать вперёд…

--------------------------------

- Знаешь, Сырник, - меланхолично вещала Кира, обняв колени руками, - в детстве я читала приключенческие книжки… Про потерпевших кораблекрушение тоже были. Всё думала: каково это – умирать от жажды посреди океана воды? Жуткий парадокс, не правда ли?

Сырник лежал у её ног, устроив голову на вытянутых лапах и смотрел слезящимися карими глазами на происходящее с неизбывной собачьей тоской. В ответ на обращённый к нему вопрос он что-то жалобно проскрипел и подвигал белыми бровями.

- Впрочем, можно продержаться чуть дольше, если напиться свежей крови… Хм… Откуда я это взяла? Не помню. Но есть шанс проверить. У того из нас, кто раньше кукухой поедет от голода и жажды. Кто вперёд, друг Сырник, перегрызёт другому горло – я тебе или ты мне?

Берега кончились. Слева скальный аппендицит ещё сопровождал их какое-то время, но потом и он остался позади, освобождая открывшийся морской простор, пронизанный ярким солнцем, от ненужных помех.

Жёлто-бурые воды реки, врезающиеся в малахитовое море, становились всё бледнее и жиже, растворялись, терялись, разделялись на пряди, но ещё тянулись вокруг плота, выплюнутого ими на погибель. Они прощались со своей жертвой, облизывая брёвна, подталкивали сзади и бежали впереди, указывая направление…

- Я ведь даже не сказала ему, что люблю… - она осеклась и задумчиво посмотрела на кружащихся над головой чаек. – Ну, хоть себе… призналась… тоже зачёт… А ещё, Сырник, собаченька… ещё я очень соскучилась по маме. И по болтовне её, и по воскресным ватрушкам, и по запаху её духов… Знаешь, ей ведь всегда и на всё можно пожалиться, а она всегда пожалеет. Погладит по спине – так, знаешь… чмокнет в макушку, поведёт на кухню кормить… И правда, знаешь, легчает… да…

Сырник вздохнул и уткнул нос в лапы.

- Ох, собакен… Что-то я раскисла совсем. Даже с Лизаветой бы сейчас с радостью увиделась… с бабушкой то есть… Я, наверное, виновата перед ней. Как думаешь? Чёрт… - Кира закрыла лицо ладонями, а после с усилием прижала их к щекам. – Перед смертью своей очередной, сто пятьдесят первой по счёту за последние четыре месяца, я решила, наконец, покаяться… Задолбалась я, друг Сырник, помирать. Хотя могла бы уже и привыкнуть.

Она поплескала себе в лицо забортной водой, вылила несколько пригоршней на макушку – солнце палило нещадно. Давно уж обсохли на ней одежда и волосы, лицо стянуло от жара.

«Если когда-нибудь, - уныло хмыкнула Кира, - мой труп найдут на дрейфующем плоту, он будет иметь весьма прожаренный вид – фу…»

Она стащила через голову рубашку, с треской оборвала у неё рукава. Намочив их в морской воде, намотала на голову подобием кривобокого тюрбана и обернулась к удаляющейся земле. Может, удастся увидеть ту бирюзовую бухту, где покачивается на лёгкой зыби «Стремительный дракон»; где в прохладной тени пляжа жуёт кишмиш Зарема, флиртуя с вышеградским купцом; где точит свой верный цзянь Синьбао. Вот отложит он саблю, не спеша потянется к подзорной трубе, покрутит в руках, протрёт линзы, приставит к глазу, дабы проверить их прозрачность и… Увидит вдалеке чёрную точку плота. Капитан нахмурит бронзовый лоб, подкрутит резкость, вглядится пристальней… Да это же…

Эй, там! Вэй? Бэй? – кто есть? Ставьте паруса! Снимаемся с якоря немедленно! Надо снова спасать эту непутёвую девчонку, чтоб ей утопнуть!..

… Кира тряхнула головой. Нет, это пустые мечты. Бухта далеко отсюда. Была бы близко, плот по реке спустили, не заморачивались с перетаскиванием тяжёлых брёвен по бездорожью, ломая ноги и надрывая спины.

Она сглотнула, с ужасом ощущая зарождающуюся жажду, и покосилась на Сырника, вывалившего изо рта язык. Стянула с головы тюрбан, прополоскала ткань и отжала над собакой. Потом ещё раз… И ещё… Склонившись в очередной раз над пучиной, она зависла, уставившись на воду. Что-то было не так… Что? Да что же?

Кира с усилием потёрла виски. Потом намочила рукава рубахи и шлёпнула себе на темя. Странное ощущение не оставляло… Может, это мозг уже начал плавиться под солнцем? Она снова огляделась – всё неизменно: позади полоска удаляющегося берега, изрядно поредевшие чайки в огромном, бездонном небе и синее-синее-синее море вокруг…

Стоп. Синее… Ну да. С остаточными хвостами речного течения.

Путешественница перевела взгляд на бороздящий штилевое море «нос» своего судна и поняла: тянущиеся впереди, по курсу движения мутные речные хвосты начали загибаться, словно… Словно стрелы осота, клонимые ветром. Как же это возможно? И почему? Речное течение сворачивает? Да нет же, дурочка! – одёрнула девушка саму себя. – Здесь, видимо, начинается течение морское, и я в него сейчас попаду. Ну и что?

Да, собственно, действительно… Если не можешь свернуть с пути, какая разница куда ведёт дорога.

Она легла на плот и прикрыла глаза.

- Привет, Сырник, - прошептала товарищу по несчастью. – Приступаем к умиранию. Ложись.

Но мужественно и спокойно умирать не получалось. Солнце палило нещадно, спрятаться от него было негде, и Кира, ради облегчения предсмертных страданий, уже несколько раз окуналась в пучину прохладных вод, предварительно привязав верёвку от плота к запястью. Но облегчение казалось ложным – из солёной воды девушка выбиралась ещё сильнее страдая от жажды.

Было тяжко. Она стонала, ругалась и плакала. Потом устала. И ждала в этом сверкающем аду только одного – когда беспощадное солнце покатится, наконец, к закату.

Сырник страдал молча. Иногда только жалобно поскрипывал и прерывисто дышал с открытым ртом. У Киры сердце разрывалось смотреть на его бессловесные мучения, и она отворачивалась.

- Ненавижу море, - шептала пересохшими губами. – Чего все его так романтизируют? Чего я сама, как бобик, каждый отпуск стремилась на тропическое побережье? Какая пошлость! Какая убогость пристрастий! Да и вообще – ну что здесь хорошего? Солёная вода и адское пекло. И всякая дрянь в глубине, типа мурен и акул… Если выживу – завяжу с этими морскими отпусками. Перейду на зимние… Увлекусь горными лыжами… санками… Да, пожалуй… Как прекрасно было бы увидеть сейчас снег, подержать его в руках, приложить к щекам, съесть… пару сосулек… да…

Казалось на обожжённой коже волдыри вздуваются в режиме реального времени.

- Не могу больше… Надо снова окунуться…

Страдалица с трудом села, спустила ноги в воду, поплескала себе в лицо.