Подвыпившая старушенция дёрнула дверь и вывалилась в промозглую сырость улицы.

- Что стоишь, качаясь, то-о-онкая рябина... – донеслись оттуда мало похожие на пение завывания.

Пепелюшка дрожащими руками накинула свой плащ и шмыгнула носом:

- Благодарю вас, великодушные хозяева, - пролепетала она и выложила на стол монетку, - за доброту и гостеприимный кров…

Обречённо ссутулившись, девчонка посеменила к выходу. Но на полпути остановилась и, глядя себе под ноги, спросила:

- Добрая хозяюшка, вы упомянули, что та, к кому мы сейчас идём, не берёт золотом за услуги. А… чем же?

- Кровью, дитятко, - спокойно ответствовали ей. – Поскольку вас двое – либо её, либо твоей. Ты уж в дороге, пока идти будете, подумай, лапонька, покумекай – как сделать так, чтобы в уплату пошла эта дрянная старуха, чтобы самой вернуться к родным живой и невредимой. Ты поняла меня? Подумай, милая, подумай…

Телега с мужиками из «Сивого мерина» догнала их под гулкой аркой городских ворот.

- Садись, что ли, горемыка, - пожалели они красну девку. – И бабку свою грузи. Куды ей, болезной, в дальний путь до Гиблого леса… Эк, развезло-то с кружки сладенького старую каргу!.. Со страху, мабуть, напилася? А, мамаша?

«Мамаша» не без усиленной помощи тройной поддержки молча взгромоздилась на дощатый возок и повалилась на солому.

- Благодарствую, добрые люди! – Пепелюшка свесила с телеги ноги и плотнее укуталась в полсть. – А далеко ли ещё до … этого?..

- До лесу-то? – мужик с пегой бородой почухал колено. – Десяток вёрст – не меньше. А после ещё вдоль кромки леса стока же, чтоб прям до дорожки той вас довезти, которой к Яге-то ходють…

- Так мы не первые? – оживилась его юная попутчица. – К ней всё же ходят? Аж целую дорожку протоптали!..

- Ага, - мужик с чёрной бородой сплюнул на землю и мрачно подхлестнул лошадь, - ходють. Тока не возвращаются. В одну сторону дорожка…

Из ясных глаз девицы вновь потекли два ручейка безмолвных слёз ведомого на заклание агнца.

… Кира проснулась оттого, что телега остановилась. Тряска, покачивание и дребезжание – всё стихло. И наступила абсолютная тишина.

«Как хорошо… - подумала она, не открывая глаз. – Я в нирване…»

- Вы, гостюшки, того… Поторапливайтесь, - раздался из нирваны недовольный голос. – Скоро уж темнеть начнёт по нынешней-то хмарности. Так нам эт не улыбается – у Чёртовой дороги рассиживаться!..

- Кирочка! – затормошила подругу Пепелюшка. – Кирочка, просыпайся же!

Кирочка вяло приподнялась на руках и попыталась провернуть во рту сухой и разбухший язык. Виски ломило. Она поморщилась и с трудом села.

Чернобородый бросил ей кубышку с водой.

- На-ко, поправься, мамаша. И давай ужо, уматывай. Некогда нам!..

Кира тяжело сползла с телеги. Постояла, согнувшись, уцепившись за край опущенного борта, подождала, пока перед глазами перестанут мерцать тёмные пятна и проступят, наконец, очертания сумрачного пейзажа.

Лес недаром Гиблым назывался: такой сухой и чёрный – будто не лето стояло на дворе; и такой плотный и дремучий, что, казалось, проникнуть в эту чащобу не то что человеку или зверю, но даже солнечному лучу не было никакой возможности. Если бы не тропка. Узкая, едва приметная, она змеёй вползала в гущу мшистых стволов и лысого кустарника. Ступить на себя и изведать тайну пути своего она не манила совершенно.

Так подумала Кира, нащупала в соломе кубышку и сделала несколько жадных глотков.

- Чего торопишься так, благодетель? – спросила она у чернобородого сипло. – Боишься, повяжем тебя и с собой поведём?

- Боюсь, - не стал отпираться тот. – Только не вас, куриц бессмысленных. Упырей боюсь, что рыщут вдоль Гиблого леса в поисках поживы.

Он нервно хлестнул лошадь и та, дёрнув телегу, зашагала от путниц прочь. А после торопливо порысила, понукаемая седоками.

Две одинокие женщины остались стоять у врат поджидающего их царства теней, не решаясь переступить границу: Пепелюшка из-за сковавшего её ужаса, Кира, плохо соображая из-за терзающей её похмельной головной боли. Она поморщилась, со стоном потёрла виски и равнодушно побрела навстречу чёрному зеву мёртвого леса. Через пару минут, заметив, что бредёт одна, вернулась, дёрнула спутницу за руку и поволокла за собой.

- Какого чёрта! – бурчала старуха, прижав ко лбу прохладную кубышку и стараясь не двигать полуприкрытыми от боли глазами. – Упыри какие-то… Баба Яга… Дорога в один конец… Похмелье… Старость… Как это всё случилось со мной? Откуда? Как я докатилась до жизни такой? А начиналось-то в этих проклятых сказках, кстати, всё не так уж и плохо… - она раздражённо дёрнула за руку Пепелюшку, до такой степени еле волочащуюся следом, что чуть ли не упирающуюся. – Я бы даже сказала – гламурненько начиналось: шёлковые платья, дворец, слуги и фрейлины, качели, увитые розами… И полная уверенность, что это просто дурацкий, но очень дорогостоящий розыгрыш! Вот времечко было золотое… Так, наверное, все старухи говорят. А, дурында? – волокумую на прицепе девчонку, путающуюся от страха в собственных ногах, снова дёрнули за руку. – Где, скажи, моя молодость и красота? Где мой красный «ягуар», способный унести от любой опасности? Если втопить под двухсотку, эх… Где влюблённый в меня безобразный принц Рике, готовый на любое рыцарство ради моих прекрасных глаз? Сходил бы сейчас вместо меня к Бабе Яге, я бы не возражала… Так нет же! Тащусь сама, как проклятая, и тебя, обормотку, тащу… зачем-то…

Кира споткнулась и остановилась, как вкопанная, будто на каменную стену налетела.

- О-о-о… - протянула она, мученически сморщившись, и ударила себя ладонью по горячему лбу. – Да не рехнулась ли я… к старости?.. Может, стала жертвой гипноза? С каких это пор стала ходить туда, куда послали?!

Она в растерянности запустила пальцы в волосы, вцепилась в них и замотала головой:

- Ещё Пепелюшку дурой обзывала, а сама-то!.. – она покосилась на свою спутницу. В сгущающихся сумерках мёртвого леса её лицо белело полной луной.

- О чём ты, Кирочка? – пролепетала та, едва разжимая сведённые судорогой страха губы.

- Зачем? – в тон ей, понизив голос до шёпота, просвистела старуха. – Зачем мы вообще сюда притащились? Ведь не под дулом пистолета нас сюда вели!

- А…

- Кто помешал бы нам свернуть на любую из встречных дорог? Кто помешал бы сесть в порту на любой попутный струг и рассекать сейчас на приволье речную волну, вместо того, чтобы, подобно зомбакам, тащиться навстречу своей погибели? Кто?!

Пепелюшка похлопала глазами. Ей эта мысль в голову тоже не приходила.

- Но… - она судорожно попыталась найти слова, чтобы выразить ими то неправильное, что смутно ощущалось ею в подобном варианте действий. – Это ведь было бы нечестно, Кирочка? Если бы мы пообещали, а сами… Кто бы помог тогда Порфирию Никанорычу?

- Кто? Дед Пихто! Да плевать я хотела на Никанорыча и всю его дурацкую сказку! Он, может, мужик и неплохой, но, как не крути, для нас – малознакомый. С какой стати нам ради него жизнью жертвовать?.. Бежим отсюда, быстро! - она рывком развернула в обратную сторону свой бестолковый прицеп.

Но не успела сделать к спасению и шага – прямо перед ней вспыхнули жёлтым огнём глаза огромного гибкого зверя. Встопорщив вдоль хребта шерсть, он переступил волчьими лапами и низко, булькающее зарычал, оскалив длинные клыки.

Подле него метнулась ещё одна серая тень с горящими глазами… И ещё одна… слева… И справа…

«Ну всё, - мелькнула у неудавшейся беглянки закономерная мысль, - кабздец моим мечтам и упованьям… и злоключеньям заодно…»

Несчастные путницы вцепились друг в друга судорожно сведёнными пальцами, попятились из сжимающегося полукольца… Да! Кира быстро оглянулась: именно полукольца – позади, на тропинке, ведущей в чащу, не сверкали ничьи голодные гляделки.

- Они нас съедят? – проблеяла Пепелюшка, громко клацая зубами.

- Возможно, - продолжая пятиться, согласилась Кира. – Но позже… Пока у них, как видно, немного другие задачи… Смотри! Теснят нас в чащу обратно… направляют, как овчарки овец. Из леса нам теперь уж не выйти…