- Стесняются? – промямлила Абели и сжала комок фартука в руках.

Из-за её юбки выглянули заморенные детские мордашки. Подтянулись те, что постарше… Ганс напыжился, заметив среди них ровесницу; та, перехватив его взгляд, покраснела и опустила ресницы. А у остальных как-то сразу отлегло: наличие в доме женщины и детей, даже при столь неприятного вида хозяине, сразу как-то рассеивало страхи. Ну а вид… Да что, собственно, такое вид? Всего лишь оболочка, которая часто не соответствует содержанию – так ведь? – подумали гости и смело шагнули через порог.

- Чего они нас в такую рань уложили? – вздыхал Спальчик в сотый раз переворачиваясь с боку на бок. – Смеркаться только зачало…

- Потому что, - зевнула Кира, - когда спишь, меньше хочется есть…

- Может, - буркнул мальчишка, - когда спишь, оно и так. Тока ты ещё сначала попробуй заснуть, когда желудок сводит от голода…

В комнатке без окон, куда их поселили, было тесно, темно и душно. Гостей уложили вповалку на солому, где они и маялись, урча животами в ожидании спасительного сна. Младшие уже, правда, сопели, но Спальчика словно бес под хвост толкал – он всё кружился, ёрзал, душераздирающе вздыхал, тем самым мешая забыться и остальным.

- Уймёшься ты или нет, чёртов клоп? – пнул его сердитый Ганс.

- Хоть бы корочку хлеба сейчас, - проныл недорослик, – хоть бы напёрсточек молока… Эй! – он потряс за плечо Киру, - помнишь, какая объедаловка у госпожи феи была? Там бы сейчас оказаться! Уж я бы не отступил, как в прошлый раз, от второй курицы – я б щас десяток, наверное, смолотил!..

- Да отстань ты! – Кира дёрнула плечом. – Только растравляешь сильней! Спи уже…

Спальчик покряхтел, поворочался и сел:

- Знаешь, что я тебе скажу – есть у них харчи! Наверняка! Обдурили нас, спать отправили, а сами лопают сейчас тайком – провалиться мне на этом месте!

- Ну и что? – подал голос Фриц. – Нам-то что с того? Раз не угостили, стал быть не хотят. Не силой же мы у них отбирать станем…

Неугомонный Спальчик не внял железной логике младшего брата, напротив: поднявшись на четвереньки, он быстро пошуршал к дверям, приложил к доскам ухо, прислушался…

- Может, и не станем, - раздался его свистящий шёпот. – Только проверить не мешало бы: и ихнюю честность, и ихнюю кладовую… - дверь, не скрипнув, подалась под его рукой. – Я щас…

- Куда?! – подскочила Кира. – Назад, дурак!

Но дурака уже и след простыл. Только стукнула тихонько притворённая дверь.

Уже свыкшимися с темнотой глазами девушка различила силуэты двух старших братьев: они тоже сели в своём соломенном ложе, напряжённо прислушиваясь.

- Принесёт он сейчас нам неприятности на хвосте, - пообещал Ганс.

- Или чего-нибудь пожрать, - предположил более оптимистично настроенный Фриц.

Но Спальчик не принёс ни того, ни другого. Он принёс третье.

Вернувшись минут через пять, он торопливо проскользнул в дверь, упал на четвереньки и споро пополз к той стене, под которой устроилась на ночлег фройлян коровница – единственный взрослый человек в их компании. В темноте он наступил на неё коленом, Кира зашипела и махнула рукой с целью подзатыльника, но цели не достигла – Спальчик резво склонился к её лицу и жарко, возбуждённо дыша, проговорил, захлёбываясь словами:

- Надо быстро сматываться отсюда!

- Что? – выдохнул Ганс.

- Что слышал!

- И как? Из этой нашей кладовки к выходу можно попасть только через большую комнату, где они все толкутся!.. Или там сейчас нет никого?

- Есть! Хозяин и хозяйка… Сидят, шепчутся. И я слышал о чём!

- Спальчик, - Кира почувствовала, как у неё в животе противно засвербела тревога, - что случилось?

- Сам святой Михаил отправил меня в этот час на поиски колбасы – вот что случилось! – дрожащим шёпотом выдал осенённый благодатью промышлятель провианта.

- Ну? – нетерпеливо пихнул его старший брат. – Что ты узнал?

- То, что колбасы у них и вправду нет. Но скоро будет! – он сглотнул. - Из нас. Это семейка людоедов!

Фриц тихонько вскрикнул и тут же зажал себе рот рукой.

- Они выжидают, пока мы все заснём, чтоб перерезать! Как овец – без лишнего шума и пыли…

- О боже…

На Киру обрушился внезапный ужас – новое, непривычное для неё ощущение; ощущение суперадреналиновое - за которым её современники ходят в кино на кровавые триллеры и тянущие жилы саспенсы. Под хруст попкорна и завывание стереозвука люди получают за свои деньги небольшую порцию безопасного пугания и, довольные, возвращаются к своей повседневной пресной суете. А вот Кире подфартило больше: леденящий душу страх ей пришлось испытывать не в кресле наблюдателя в уютном зале кинотеатра, а внутри самого киношного кошмара, вдруг ставшего почему-то явью.

Как всякое испытываемое вновь переживание, ужас почти оглушил её, обездвижил…

- Эй! – тормошили её испуганные мальчишки. – Что делать? Что будем делать?

- Что делать… - повторяла она примороженными губами.

Отчаявшись, недорослик плюхнулся на зад и обхватил голову руками:

- Дурацкая, - проныл он, - глупая, дурацкая коровница!

Посреди всеобщей растерянности самым стрессоустойчивым оказался Ганс. Он с усилием потёр лоб кулаком…

- Вы заметили, - выговорил он неуверенно, соображая на ходу, - что когда хозяин разводил нас и своих дочерей на ночлег, то спальня девочек оказалась напротив нашей?

Никто ему не ответил. Чем подобная информация может им сейчас помочь?

- Я… это… случайно заглянул туда… Там, короче, есть окно.

Слушатели напряглись, пытаясь додумать рождающийся план побега. Никому и в голову не пришло подколоть Ганса насчёт повышенного интереса к наличию окон в девчачьей спальне – если выберутся отсюда живыми, тогда уж понасмешничают вволю! А пока…

- Ты намекаешь, - подхватил Спальчик, - что нам нужно тихо прошмыгнуть в комнату напротив и…

- И эти девки поднимут такой визг, что не только папенька-людоед, все лесные оборотни сбегутся, - покачал головой Фриц.

- Ну уж! – подскочил на четвереньки недорослик, вновь обретая деловитость. – Предоставьте это мне! – он быстро шурша соломой, как заправский Маугли, добежал на карачках до двери, поднялся… приоткрыл… выглянул…

В торце маленького коридорчика светился рыжим, тревожным светом огонь очага сквозь линялую замызганную занавеску на дверном проёме: там выход на вожделенную волю сторожили гостеприимные хозяева. Спальчик вздохнул, отвёл взгляд от завораживающего света и уставился на дверь напротив. Скользнул к ней неслышно, надавил плечом… Ещё раз… Дверь не подавалась.

Он сунул голову обратно в кладовку:

- Ганс! Иди скорей!

Брат поспешил на зов. Пошептавшись, они снова подошли к запертой двери. Ганс тихонько поскрёбся… Как ни странно, но ему тут же ответил, будто дожидался, тихий голос:

- Кто здесь?

- Агнес, - прошептал он. – Это я, Ганс.

Молчание.

- Хотел увидеть тебя… Ты… короче: ты умеешь целоваться, как взрослая?

После недолгой паузы, показавшейся пленникам вечностью, тихонько щёлкнула задвижка. Дверь приоткрылась, пустив в коридор полоску лунного света…

- А ты? – спросили из-за двери юного ловеласа.

Но ответить тот не успел – его оттеснил проворный младшенький:

- Агнес, - сказал он и приложил палец к губам, - твой отец почему-то велел нам поменяться комнатами. Я щас до ветру ходил – он сидит за столом мрачный такой, топориком поигрывает… Грит: поди к девчёнкам, пусть они вам, как гостям, комнату свою уступят, а то в той кладовке, куда вас старуха моя определила, такие потёмки – мне, грит, ни черта не видать!.. Не знаешь, кстати, чего ему должно быть видно в нашей кладовке?

Девочка угнулась и медленно покачала головой.

- Да! Он ещё сказал: тихо и быстро! Что за спешка, не знаешь?

Агес сжала худые кулачки, не поднимая глаз, снова помотала головой. И не двинулась с места.

Повисло молчание.