- Тем более! – обеспокоился его собеседник. – Надо бы предупредить девицу – она-то, видать, не знает!.. Чего её вообще туда понесло?

- Как чего? – мальчишка старательно принялся откручивать с придорожной ракиты хворостину. – Небось, за пожитками своими ринулась, скалдырница…

Он со свистом рассёк хворостиной воздух. Остался вполне удовлетворён.

- Пойдём-ка, Спальчик, - бросил через плечо медведь, заторопившись следом за свирепой фурией возмездия. – Негоже бросать в беде дурочку убогую…

Хворостина свистнула над травой, срубая бошки васильков.

- Тыдыщщщщь! – озвучил косарь и крутанулся на месте, принимая стойку фехтовальщика. – Сам иди, коль охота… Я не дурак.

- Разве тебя не учили, - удивился медведь, - что слабого нельзя бросать в беде?

- Чё?

- Сам погибай, а товарища выручай – не учили?

- Гхы… - офигел недорослик от столь невероятно безрассудного постулата.

Потом почесал маковку и вздохнул:

- Всё равно не пойду.

- А я тебя съем, - загадочно-выжидательно пообещал Хозяин Леса.

Спальчик сердито зашвырнул хворостину в кусты и неохотно двинулся по дороге, загребая босыми ногами дорожную пыль.

- Не понимаю зачем! – прохныкал он. – Чего ради я за манатки этой немой должон живот свой подставлять, а?

- Да нет же! Ты ошибаешься! – заверил его медведь, подпихивая в спину для скорости. – Я уверен, не ради тряпья своего она на риск решилась, а за ради друга верного – пса! Его идёт выручать, невзирая на опасность! Только ради этого можно вести себя столь опрометчиво и смело, и только это того стоит! Прекрасные, благороднейшие порывы души движут этой бедной девушкой. А ты говоришь, манатки…

----------------------------------------

Редкие люди-тени, ползающие по деревенской улице по своим редким надобностям, нынешним утром вынуждены были испытать сильнейший стресс. Спровоцировало его неудавшееся и всё ещё ходячее приношение – красное от гнева и лохматое от пережитого оно решительно пылило мимо потрясённых сельчан к усадьбе старосты.

Спросить у местных где та усадьба находится, немая, конечно, не могла. Но она и так обошлась, безошибочно определив искомое, как самый большой, крепкий и видный дом в деревне.

Ворвалась Кира в этот крепкий дом, сметя с крыльца обескураженную её явлением Эльзу, в разгар тихого семейного завтрака. И, несмотря на состояние аффекта, сумела успеть оценить заговорённость семейства от скудости и общего неблагополучия.

Всего на столе было вдоволь: и каши, и зернистого творога, и хлеба, и сливочного масла… И растерянности. На лицах домочадцев. С наслаждением в этом удостоверившись, Кира решила, что пора переходить к отстаиванию своих прав и вытребованию имущества. Свирепо оглядевшись вокруг в поисках доступных средств объяснения, и, не найдя ничего лучшего, она схватила со стола крынку с молоком и хряпнула об пол.

- Э-э-э… - сказал староста, удивлённо наблюдая за белыми ручейками, устремившимися в щели половиц. – Рупрехт! Разберись…

Из-за стола поднялся здоровенный детина с квадратным подбородком и пустым взором поросячьих глаз. Он спокойно, безо всякого усилия взял в пальцы-клещи шею разбушевавшейся жертвы и выволок её таким образом во двор. А после на улицу.

У старостиных ворот к тому времени уже образовалось небольшое стихийное собрание самых осведомлённых.

Пальцами-клещами другой руки Рупрехт извлёк из толпы одного из возчиков-палачей и ткнул его носом в бедную жертву, как нашкодившего кота в дерьмо.

- Гоц, - прогудел он, - это что?

- Что-что! – заорал вопрошаемый заполошно. – Аль ослеп? Ясно же, как белый день – отверг Хозяин жертву убогую! Обидели мы его жадностью своей! Обиде-е-елиии!.. Скажешь – не так? А? Не так, люди?!!

Люди ахнули. Загудели, зашептались…

Руки-клещи предупреждающе тряхнули смутьяна, но он не унимался:

- Осерчал таперича Хозяин – так и знайте! Не видать нам от него ни покоя, ни поблажек – так-то! И сенокос вам – вот! – он сложил кулак в кукиш и повёл вокруг, демонстрируя собравшимся свой прогноз визуально. – Шиш вам будет, а не сенокос! И это ещё что-о-о... Как бы Он самолично в деревню не заявился, дабы наказать нас, нечестивцев, немедля!..

- Господь всемогущий… - простонал голос из задних рядов.

Молитву оборвал заполошный женский визг, раздавшийся за пределами круга митингующих.

Народ у ворот заволновался, озираясь и как-то сразу припухнув, расступился, освобождая обзор улицы.

По дороге медленно и с достоинством двигался Хозяин Леса – порыкивая, скаля клыки, загребая огромными, тяжёлыми лапами. Онемевшая толпа вжалась в забор. Потрясённый увиденным Рупрехт разжал клещи и два полупридушенных тела шмякнулись в дорожную пыль.

Медведь подошёл вплотную, обнюхал причитающуюся ему девку. Поднял на её мучителя жёлтые бесстрастные глаза, ощерился. После недвусмысленно мотнул головой. Но тугодумный Рупрехт его не понял, бестолково лупая гляделками и потея от страха.

- Чёрт тебя раздери совсем… - просипел стоящий на четвереньках Гоц. – Дубина стоеросовая! Не видишь, остолоп, за ней Хозяин пришёл – видать, сбежала курва… Быстро погрузи ему девку на спину!

Рупрехт отмер. Подхватил с земли за шкирку и за пояс платья задушено кашляющую жертву, вскинул на спину зверю. Посмотрел на Гоца испуганно, словно ожидая дальнейших инструкций. Тех, однако, не последовало. Потому что медведь развернулся и вразвалку закосолапил прочь, к деревенским воротам. Никто Хозяину Леса препятствий не чинил. Он спокойно вышел за тын, спокойно дошёл до леса. Углубился в него… Прошёл ещё немного, понюхал воздух, остановился и стряхнул поклажу в траву.

Девка, не поднимаясь на ноги, отползла к ближайшему дереву и села, привалившись к нему спиной. Рукой она держалась за горло и сглатывала с трудом.

Из кустов возникла нечёсаная голова недорослика.

- Ну чё? – осведомился он, оценивая потери. – Не спасла собаку свою?

- Куда там… - вздохнул Медведь. – Саму едва успел вынести. Видал, как помяли-то?..

- Ты б и сумки стребовал! – Спальчик выполз из кустов, заботливо отряхивая замызганную ветошь, которая служила ему одеждой. – Не посмели б тебе отказать – а то как же!

Медведь смутился, почесал лапой нос:

- Представляешь, даже в голову не пришло…

Кира медленно приходила в себя. И с удивлением прислушивалась к разговору участников той странной компании, в которой повторно за сегодняшнее утро умудрилась оказаться.

Эта лохматая зверюга – что? Неужели ходила вызволять её из лап жертвователей? Зачем ему это? И причём тут собака? Они решили, что она Сырника спасать ринулась? Хорошо же они о ней думают…

Кира поморщилась и потёрла шею. Было больно. Жгла свирепая обида на причинивших ей зло людей. Бесила собственная беспомощность, невозможность исправить случившееся, но…

Но неожиданным червячком-древоточцем среди маяты этих мрачных эмоций вдруг завелось и засаднило странное неприятное чувство - навязчивое и беспокойное… Что за небывалые ощущения? Кира прикусила губу, напряглась, пытаясь поймать ускользающее ощущение, удержать и идентифицировать… Может? Нет. Скользкая, смутная дрянь… Неприятно… Как будто бы от того, что она кого-то обманывает… Кого? И в чём? Но даже если и так – и что? Когда её подобное смущало?

Этих что ли? Кира зыркнула на своих странных спутников. Её мучает то, что эти клоуны обманулись в её благородных побуждениях? Какая чушь! Да ей плевать на эту кунсткамеру, а также на все их заблуждения и ожидания с высокой колокольни!

Кира фыркнула и тут же снова закашлялась.

Медведь вздохнул:

- Пошли что ли позавтракаем, - сказал он и направился к ближайшему малиннику.

----------------------------------------------------