Как ни паршиво было у Киры на душе, она улыбнулась:
- Так и быть, поверю тебе на слово. Но если ты не начнёшь меня немедленно причёсывать, мы переплюнем сегодня в опоздании всех ваших графьёв вместе взятых. Им это вряд ли понравится…
- Вы, наверное, ужасно волнуетесь, - продолжала тарахтеть служанка, шаря по завалам на туалетном столике в поисках расчёски. Нашла, уронила, слазила за ней под кресло, почесала спину. – Каково это – выдавать замуж свою воспитанницу, вскормленную и взлелеянную с рождения? – она сентиментально шмыгнула носом, возвела глаза к потолку и туда же потянула гребнем прядь седых волос.
Их обладательница зашипела:
- Эй, полегче!
- …Ведь кормилица, как мне мыслится, ближе матери, а коли и матери нет, а токмо мачеха, а уж какие мачехи бывают, так уж все наслышаны, тут как ни крути, даже ежели мачеха добра – всё одно не мать родна, а коли у той и вовсе свои девки на выданье, так и вовсе, мыслится мне, не обрадуется она такой падчерицыной удаче, потому как, - горничная назидательно постучала расчёской по Кириному плечу, склонившись заговорщически к её уху, - как бы чего не…
Кира молча отобрала у неё расчёску и принялась самостоятельно чесать свои седые лохмы.
Служанка ничуть не смутилась, напротив, освободившись от повинности, повалилась поперёк господской кровати, раскинула руки и мечтательно улыбнулась:
- Ох, и счастливица же она, эта ваша Габриэлла Збржевская, как в сказке! Какого парня отхватила! Мало того, что принц, так и милашка такой, каких поискать! Нет, должно, девки такой, что пред ним не таяла бы, аки воск… Были бы вы, пани, молодой, тожа, небось, позавидовали бы воспитаннице своей! Вот за какие заслуги ей такое везенье? – возмущённо взмахнув руками, девка подскочила на кровати. – Вот кто она есть такая? Не принцесса ведь! Приданого негусто, да и внешне – так себе, простовата…
- Куда уж против тебя… - пробубнила Кира, стягивая волосы в обычный узел.
Она поднялась с банкетки, отряхнула платье, сняла с рукава соринку и сурово поглядела на служанку:
- Проводишь? Или как?
- Чего тут провожать-то? – махнула рукой та и тяжко вздохнула, занятая своими ревнивыми мыслями. – В королевских садах всё начнётся, у Аленькоцветочникового холма. Оттуда – в костёл, венчаться. Сами, что ль, не найдёте?
Горничная скользнула на пол и принялась уныло сматывать ленты – оживление её недавнее как ветром сдуло.
Кира хмыкнула и вышла из отведённой ей спальни в дворцовый коридор. Прошла под его каменными сводами, спустилась на несколько ступенек. Ещё коридор. Поднялась на несколько ступенек. Поворот – галерея – поворот – лестница – зала – фухххх… Наконец-то дверка в сад…
Дверь эта не была парадной, как, впрочем, и крыло дворца, в котором разместили «кормилицу» будущей принцессы. Распахнулась она в тисовые заросли и узкие тропки одного из удалённых и безлюдных уголков парка, которые Кира успела за время своего пребывания в Колбасково полюбить. Даже странно – удивлялась она самой себе – с чего это заядлая тусовщица Кира Волошкина, непереносящая даже кратковременного одиночества и не мыслящая себя без толп поклонников и весёлых приятелей, вдруг возжелала уединения и сумрака запущенных садовником аллей?
Впрочем, чему удивляться? Ответ вполне очевиден: тяготится она и внешностью своей, и статусом старухи-кормилицы… И так уж ей от нового амплуа тошно, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Никогда не обвыкнется она, не смирится и не научится существовать в этом качестве, чувствовать себя естественно и непринуждённо – не её это роль и не её судьба! Так не должно быть! Так быть не может! И так не будет!..
Кира стиснула кулаки и прибавила шагу. Мраморная крошка поскрипывала под каблуками её новых башмаков. Скрип-скрип, хруп-хруп…
Что ж ты, Кира, до конца себе не признаешься? Прячешься от людей – это да, бесспорно. Но более всего – от одного из них. Встречи с ним боишься, избегаешь изо всех сил и желаешь её сильнее всего на свете.
Почему он не уехал сразу? Тыняется по перенаселённой, словно муравейник, резиденции Колбасковской королевской фамилии в ожидании свадьбы – чего хочет? на что надеется? Кира о том с ним не говорила. Она вообще с ним ни о чём не говорила с той ночи. Даже не виделась. Она от него пряталась.
А на что эти встречи? Подбрасывать в чадящий огонёк своей кручины лишние дровишки, чтобы разгоралась она шибче? Нет уж, увольте, и так от неё деваться некуда… А так, если не смотреть в его синие глаза каждый день, может, повезёт, и забудутся они?
- Уважаемая! – воскликнул лакей, на которого Кира наткнулась, выползая из кущей на широкую людную нынче каштановую аллею – это по ней всего пару недель назад она шла в свете масляных фонарей спасать Никанорыча. – Где же вы ходите, уважаемая? Госпожа спрашивала о вас, волновалась!
- Вот как… - рассеянно отреагировала старуха-кормилица.
- Процессия уже направилась в костёл, - осуждающе поджал губы поборник регламента. - Если поторопитесь, - заметил он, демонстрируя полную уверенность в том, что эта ветхая старушенция вряд ли сможет должным образом поторопиться, - успеете к окончанию церемонии…
Кира не стала разочаровывать ливрейного радетеля её материнско-кормильцинских чувств и поплелась по аллейке, шагу не прибавив. На церемонию ей, честно говоря, было глубоко начхать. Да и вообще, чужое счастье и сбывшиеся мечты, на фоне собственных бед и страданий, казались ей глумливой усмешкой злокозненной судьбы. И в усмешке этой ей отчего-то всё явственнее слышалось знакомое старушечье хихиканье одной досужей ведьмы, будь она неладна…
Обходя знакомой дорожкой холм, Кира заглянула в пустующее узилище, посидела на нарах, наслаждаясь подвальной прохладой среди жаркого дня и примеряя на себя участь несчастного сидельца. Вспомнила свои препирательства с последним из здешних постояльцев, усмехнулась. Никанорыч, небось, сейчас в первых рядах, разряженный в пух и перья, блистает на свадьбе своей любимицы, соревнуясь в проявлении отеческих чувств с паном Збжевским.
Следует отдать должное Пепелюшке, как только Кира рассказала о приключившейся с купцом неприятности и о месте его скорбного пребывания, невеста принца тут же уладила это маленькое недоразумение. Самолично вывела несчастного из темницы, усадила его в трапезной подле себя и пообещала не отпускать в Вышеград, пока тот не отпляшет всю неделю свадебных гуляний от начала до конца. Обласкав, она про своего протеже тут же, правда, забыла. Но что за беда? Слуги же запомнили? На то они, собственно, и приставлены к рассеянным принцессам, дабы те, благодаря усердию верных людей, избегали конфузов.
Кстати! Кира, задрав голову, постаралась разглядеть против солнца кованые кружева беседки на вершине холма. За всё это время она ведь так и не сподобилась взглянуть на знаменитый сказочный артефакт, ради обладания которым так встрял взрослый, неглупый дядька. Сколько суеты вокруг него! Интересно, почему? Может, он источает мирру и ладан? Или сверкает ценнейшими рубиновыми гранями – типа, месторождение такое в холме, хе-хе… Ну или, на худой конец, аленький цветочек представляет собой неугасимый огонь или… А вдруг он волшебный, исполняющий желания?
Подобрав бархатные юбки, Кира полезла вверх. Преодолев по солнцепёку крутую лестницу, одышливо с присвистом пыхтя, она вцепилась в прутья клетки и заглянула внутрь.
На зелёном пятачке газона мирно и очень буднично колыхали головками на ветерке пяток красных тюльпанов.
- Эй, пани! – окликнули её снизу. – Более двух минут у охраняемого объекта стоять не положено! – мухортенького вида охранник грозно и значимо подтянул болтающийся на впалом животе оружейный пояс.
- Прошу пардону, начальник, - отозвалась нарушительница и дисциплинированно поковыляла вниз.
Повалившись у подножия холма на одну из парковых скамеек, отдуваясь, задыхаясь, хватаясь попеременно то за бок, то за грудь, обмахиваясь платком и полуобморочным голосом поминая всех выученных у Пепелюшки святых, Кира, наконец, пришла в себя и с интересом оглядела насупленную стражу.
