Избранные хозяйкой, разлучённые с родителями, брошенные в бурлящий поток как подношения.

Их затаённая злоба до сих пор не рассеялась.

Но поскольку хозяйка всё время топила масло из мертвецов, демонята не могли отомстить. Линь Цюши почувствовал, что ухватился за ключевую подсказку.

— Хочешь сказать, мы должны избавиться от хозяйки? — спросил Гу Лунмин. — Но мы же выяснили, что она не человек.

Тварь, хранящая молодость сотню лет, не могла быть человеком.

— Верно, она не человек, — тихо рассуждал Линь Цюши. — Мы не способны её убить. Но зато они могут.

Гу Лунмин сразу понял намёк:

— Ты хочешь использовать мелких демонов? Но это же так опасно!

Демонята вовсе не являлись легкоуправляемыми помощниками. Если неосторожно взяться за обоюдоострый клинок… поранишь сам себя.

— День рождения речного бога приближается, мы не можем больше тянуть, — Линь Цюши закрыл книгу. — Тогда мы либо умрём все вместе, либо, если повезёт, выживет кто-то один. Хочешь поставить свою жизнь на один к семи?

Гу Лунмин вовсе не хотел. Глядя на Линь Цюши, он страдальчески усмехнулся:

— Ладно, будь по-твоему. Всё-таки у тебя больше опыта.

Линь Цюши кивнул, вернулся на кровать и улёгся поудобнее.

— Спи, иначе ночью лампа может опять загореться.

Гу Лунмин согласно хмыкнул, погасил фитиль и устроился рядом с Линь Цюши.

Лёжа на кровати, Линь Цюши видел, как на бумажное окно снаружи падают неясные тени, похожие на силуэты деревьев, качающихся от ветра. Но при внимательном рассмотрении можно было разглядеть среди этих деревьев высокую худую тень, уже очень знакомую Линь Цюши. Это была хозяйка двора. Мужчина закрывал глаза, и в сознании появлялся её образ в красном платье, как она стоит посреди двора и смотрит в сторону их комнаты.

Ветер становился всё сильнее, его завывания походили на плач. Ночь спускалась всё глубже, Линь Цюши закрыл глаза и заставил себя погрузиться в крепкий сон.

 Этой ночью ничто не разбудило Линь Цюши, он спокойно проспал до утра и проснулся только от голоса Гу Лунмина, встающего с кровати.

Линь Цюши протёр глаза, переоделся, умылся, и они поспешили на завтрак. И дело не столько в голоде, сколько в желании поскорее узнать, не случилось ли чего ночью с другими членами команды.

Оказавшись в зале и пересчитав людей, Линь Цюши убедился — никаких несчастий не произошло.

Линь Цюши без особого энтузиазма позавтракал простой кашей, в отличие от Гу Лунмина, который со счастливым видом чуть не окунал лицо в миску перед собой.

После завтрака они отправились в дом хозяйки. Несмотря на явный риск, Линь Цюши уже продумал план действий.

Гу Лунмин, который шёл следом за Линь Цюши, спросил, что тот собирается делать.

— Возьмём большой мешок, — ответил Линь Цюши, — и украдём все её лампы.

— Украдём? — удивился Гу Лунмин. — Но зачем?

— Ты забыл, каково назначение этих ламп?

Гу Лунмин сразу понял:

— Хочешь сказать, что женщина до сих пор жива только благодаря лампам? Но что если она поймает нас за кражей? Зарубит ведь на месте!

— Такое вполне вероятно… — Линь Цюши обернулся и посмотрел на Гу Лунмина. — Но это вопрос выбора. Ты хочешь быть загрызенным мелкими демонами или зарубленным тесаком хозяйки?

Подумав, Гу Лунмин выбрал:

— Лучше пусть меня зарубят. По крайней мере, останется тело.

Мелкие демоны не оставят даже костей.

— Не факт, — возразил Линь Цюши. — Что если она решит сделать из тебя масло для ламп?

— Тогда я готов освещать тебе путь своим светом, «обернуться грязью весенней, чтобы новый бутон не зачах»¹…

¹Строка из стихотворения Гун Цзычжэня, мыслителя и поэта эпохи Цин.

«Стихи о разном, написанные в год Цзихай, стих пятый»

Огромна разлуки печаль, покидаю столицу в закатных лучах.

Свиснет плеть, указав на восток, не найти мне пристанища в мире.

Цветок опадёт, оторвавшись от ветки, но чувства не чужды ему.

Обернётся он грязью весенней, чтобы новый бутон не зачах.

перевод: М. Кулишовой.

Прослужив в столице чиновником более 20-ти лет, Гун Цзычжэнь был вынужден уйти в отставку и покинуть Пекин, в этом стихотворении он выразил печаль от прощания со столицей и намерение начать преподавательскую деятельность, чтобы взрастить новые поколения учёных и мыслителей на благо родине.

Линь Цюши подумал: «Дружище, этот стих тут ну совсем не к месту».

Они незаметно подобрались к дому хозяйки и притаились у входа. Гу Лунмин выглянул из укрытия и заглянул во двор:

— Кажется, её здесь нет.

Дверь оказалась открыта, как и в прошлый раз.

Никаких звуков изнутри не доносилось, и Линь Цюши велел:

— Подожди снаружи, покарауль. А я пойду внутрь.

— Может, не надо? Давай вместе…

— Нет, — отрезал Линь Цюши. — Если со мной что-то случится, ты по крайней мере сможешь помочь, если будешь в безопасности.

Гу Лунмин хотел возразить, но Линь Цюши был непреклонен, поэтому пришлось согласиться и остаться снаружи, во все глаза глядя в след Линь Цюши.

Оказавшись в доме, Линь Цюши наметил целью ту самую комнату, куда уже заглядывал ранее. Чтобы не тратить время впустую, он сразу же принялся скидывать лампы в свой рюкзак. Когда рюкзак оказался полон, Линь Цюши просто смёл остальные лампы с полки и выбросил в растопленную печь.

Только лампы соприкоснулись с огнём, по воздуху поплыл сильный запах масла, и если не знать, из чего оно сделано, то ничего страшного, в противном же случае неизбежно подступит тошнота.

Линь Цюши с трудом сдержал рвотные позывы, бросая лампы в печь. И когда последняя лампа сгорела в огне, он услышал из комнаты плач ребёнка. Такой пронзительный, что разболелись уши. Мужчина хотел посмотреть, что именно так надрывается, но тут до него донёсся голос Гу Лунмина.

Тот неожиданно разразился бранью, самой грубой, на которую только был способен бравый дунбэец².

²Выходцы с дунбэя, или северо-востока Китая, согласно стереотипам, сложившимся в обществе, очень суровые люди.

Линь Цюши сразу понял, что Гу Лунмин хотел этим сказать. Мужчина не решился оставаться в доме, схватил рюкзак и бросился наутёк, но побоялся бежать прямо через двор к выходу, а сначала спрятался в укромном месте.

Вскоре, как он и ожидал, на пороге двора появилась женщина в красном платье. Видимо, она услышала плач ребёнка из комнаты, её чёрные глаза медленно округлились, а на бесстрастном лице появился неудержимый гнев.

У Линь Цюши при виде разъярённой женщины душа ушла в пятки.

Хозяйка сразу же повесила на ворота огромный замок и направилась в дом.

Линь Цюши понял: у него только одна попытка. Он даже задержал дыхание, и когда женщина исчезла в доме, помчался к воротам.

Он быстро вынул шпильку, чтобы открыть замок.

Быстрее, быстрее… На его лбу выступил холодный пот, однако рука осталась твёрдой — Линь Цюши заставил себя успокоиться и не обращать внимания на раздающиеся за спиной шаги, сосредоточившись на открытии замка.

Замок с громким щелчком открылся, в ту же секунду шаги женщины подобрались совсем близко. Линь Цюши распахнул дверь и ощутил, как к нему летит что-то, со свистом рассекающее воздух. Гу Лунмин, стоящий прямо за дверью, в ужасе посмотрел ему за спину и закричал:

— Линьлинь, беги!!!

Только было уже слишком поздно: Линь Цюши увидел на земле тень, которая опустилась ему на спину, дальше последовал удар… Он сразу понял, что это за тень — огромный тесак хозяйки, который рубанул его по спине с такой силой, что Линь Цюши буквально полетел вперёд.

И тяжело упал на землю.

Гу Лунмин выругался от испуга и поспешно подбежал к нему.

— Юй Линьлинь! Юй Линьлинь! Ты в порядке?

Парень обернулся и посмотрел на женщину. Та осталась стоять на пороге двора с кривой улыбкой, уверенная, что Линь Цюши уже труп.