— Подумай вот о чем. Вычислительная программа. Адрес исходных данных: «Аэрокосмический альманах». Непрерывно вычислять текущее расстояние по прямой до планеты Марс. Результаты сообщить по предъявлении запроса. Выполняй.
— Программа в действии.
— Сообщи результат.
— Километры два-два-четыре-ноль-девять-ноль-восемь-два-семь запятая плюс-минус девять-восемь-ноль.
— Текущие данные держать на дисплее.
Ая вывела цифры на дисплей.
— Ты умница, Ая.
— Я и карточные фокусы умею показывать.
— Ну и как мы будем это делать, Джейк?
— Совместим одну из пространственных осей с прицелом твоей пушки. Это самое простое.
— И правда. — Я прицелился в Марс, словно бы намереваясь сшибить его с неба… потом похолодел. — Джейк! Как бы мы с тобой не натворили чего не надо. По-моему, это расстояние между центрами тяжести. Давай-ка сдвинем прицел этак на полмила[585], тогда нам обеспечена безопасная дистанция. Сколько у нас тут будет половина углового мила? По-моему, чуть больше ста тысяч километров. — Сто двенадцать тысяч, — уточнил Джейк, сверившись с дисплеем.
Я отклонил прицел на полмила.
— Второй пилот!
— Да, капитан.
— Приготовиться к перемещению. Выполнять.
По правому борту висел Марс во второй четверти, огромный, рыжий и красивый.
Глава 14
«Не волнуйся попусту и катайся в свое удовольствие»
Дити:
Тетя Хильда тихо промолвила:
— Барсум. Мертвые моря. Зеленые гиганты.
Я только ахнула.
— Марс, дорогая моя, — мягко поправил папа. — Барсум — это миф.
— Барсум, — твердо повторила она. — Никакой это не миф, вот же он. Кто сказал, что это Марс? Какие-то дурацкие римляне, которых давно на свете нет. Все названия должны быть местные. Барсум.
— Милая моя, здесь не может быть местных названий, их некому давать. Названия присваиваются международным комитетом под эгидой Гарвардской обсерватории. Он утвердил традиционное название.
— Еще чего! У них ничуть не больше прав давать названия, чем у меня. Верно, Дити?
По-моему, тетя Хильда была в чем-то права, но я предпочитаю не спорить с папой без крайней необходимости, он слишком заводится. Мне вовремя пришел на помощь муж.
— Второй пилот, астронавигационная задача. Как нам вычислить расстояние и вектор? Я бы хотел вывести наш фургон на орбиту, но Ая же не космический корабль, у меня нет приборов. Даже секстанта.
— Так… не все сразу, капитан. Кажется, мы пока что падаем не слишком быстро — м-м-м…
— В чем дело, Джейк?!
Папа побледнел, покрылся потом, стиснул челюсти, сглотнул, еще раз сглотнул. С трудом произнес:
— М-морская болезнь.
— Не морская, а космическая. Дити!
— Да, сэр!
— Аптечку, в спинке моего кресла. Открой, достань «бонин». Только одну пилюлю, смотри не рассыпь.
Я достала аптечку, нашла баночку с надписью «бонин». Одна лишняя пилюля все-таки выпала, но я перехватила ее в воздухе. Странная вещь невесомость: непонятно, то ли ты стоишь на голове, то ли тебя сносит вбок.
— Вот, капитан.
— Ничего, — сказал папа. — Это так. П-пройдет.
— Конечно, пройдет. Как ты, сам проглотишь или мне впихнуть эту пилюлю тебе в пасть своей грязной лапой?
— Капитан… Без воды я ее не проглочу. И вообще, наверно, не проглочу.
— Воды не нужно. Раскуси ее, дружище. Вкусная, малиной отдает. Раскуси и глотай слюну. Ну, давай. — Зебадия ущипнул папу за нос. — Открывай рот.
Позади себя я услышала сдавленный звук. Тетя Хильда сидела с носовым платком у рта, из глаз ее текли слезы. Еще доля секунды, и в воздухе кабины поплыли бы использованные бутерброды.
К счастью, чуть было не улепетнувшая пилюля все еще была у меня в руке. Тетя Хильда сопротивлялась, но куда там. Я проделала с ней то же, что мой муж проделал с ее мужем, и зажала ей рот рукой. Я-то морской болезни не подвержена, и от невесомости меня не тошнит: могу в любую качку расхаживать с бутербродом в одной руке и бокалом в другой, радуясь жизни. Но кто подвержен, те действительно мучаются и слегка обалдевают. Так что я крепко зажала ей рот и шепнула на ухо:
— Разжуй ее, тетечка, или проглоти, а то я тебя сейчас здорово тресну.
Очень скоро я почувствовала, что она жует. Еще через несколько минут ей стало лучше.
— Ну что, — спросила я, — можно уже тебя отпустить? Не опасно?
Она кивнула. Я убрала руку. Она через силу улыбнулась и потрепала меня по руке:
— Спасибо, Дити. — И добавила: — Ты ведь не стала бы на самом деле бить тетю Шельму, правда?
— Еще как стала бы. Плакала бы, а лупила, плакала и лупила. Я рада, что не пришлось.
— Я тоже рада. Ну что, давай поцелуемся и помиримся — или, может, у меня изо рта плохо пахнет?
Изо рта у нее не пахло, но если бы и пахло, это меня не испугало бы.
Я расстегнула ее и свой пристежные ремни и обвила ее обеими руками. Я знаю два способа целоваться: один я применяю, когда приглашаются на чай папины коллеги, другой — когда всерьез. Тут и речи не было о том, какой из них выбрать, — тетя Хильда, надо думать, просто не знала о существовании первого способа. Нет, изо рта у нее определенно не пахло — разве что малиной.
Я девушка бесхитростная, если бы не эта пара широковещательных выпуклостей у меня на груди, то мужчины на меня и не смотрели бы. А Хильда — миниатюрная Мессалина, чистый секс в мелкой расфасовке. Вот ведь как смешно: пока растешь, как-то не верится, что взрослые, среди которых ты выросла, — не просто особы разного пола, а — мужчины и женщины. И вот теперь оказывается, что мой папочка — ненасытный козел, а в тете Хильде, которая меня качала и пеленала, секса хватит на целый взвод морской пехоты.
Я оторвалась от нее с приятными мыслями о том, как я теперь буду учить своего мужа тому, чему только что научилась сама — если, конечно, Хильда не научила его этому раньше. Нет, похоже, что не научила, а то он обязательно научил бы меня, а он пока что такой виртуозности, как она, не проявлял. Ну, Зебадия, погоди, вот останемся одни!
Впрочем, в ближайшее время это нам не светило. Ая Плутишка чудо как удобна, но это же не отель для новобрачных. Позади меня за переборкой имелось кое-какое свободное пространство — нечто вроде телефонной будки, положенной набок, — где Зебадия держал спальный мешок и иногда (по его словам) в нем спал. Но сейчас там стоял искривитель пространства-времени и лежала тысяча разных вещей. Так что нам с Хильдой ничего не оставалось, как утихомирить наше главное желание до того времени, когда наши мужчины найдут нам пристанище на какой-нибудь планете в какой-нибудь вселенной, где-нибудь, когда-нибудь.
Пока я лечила тетю Хильду от болезненной реакции на невесомость, Марс-Барсум заметно увеличился в размерах. Мужчины обсуждали проблемы астронавигации.
— Извини, — говорил мой муж, — но дальность Аиного радара максимум тысяча километров. А ты говоришь, что мы сейчас примерно в сто раз дальше.
— Около того. Мы падаем на Марс. Капитан, ориентироваться надо методом триангуляции.
— Но у нас даже угломера нет!
— Гм-м-м… Позволено ли будет спросить, капитан: как ты только что вносил поправку в наш курс — помнишь, те полмила?
Мой возлюбленный смутился, словно школьник, которого ткнули носом в элементарную ошибку.
— Джейк, если ты будешь и дальше разговаривать со мной этим вежливым тоном, когда я делаю какую-нибудь глупость, то я выброшу тебя за борт и посажу на место второго пилота Дити. Нет, без тебя мы не сможем вернуться домой. Ладно, тогда подам в отставку и передам командование тебе.
— Зеб, капитан не имеет права подавать в отставку, пока его корабль находится в плавании. Это правило действует во всем мире.
— Здесь другой мир.
— Оно действует во всех мирах. Все, теперь тебе до конца дней придется его соблюдать. Так что займись триангуляцией.