— Я сел на воздух, капитан. Ниже не пойдем.

— Спасибо, Зебби. Дити, командуй. Мы все поучимся.

— Хороню. Мне понадобятся оба пилота. Ты не сказала, где садиться.

— Разве не ясно? К югу от Имперского Дворца. Похоже, что там у них плац. На этом месте ничего нет, кроме флагштока с северной стороны. Посади ее перед зданием, только не наколись на флагшток.

— Не в моих привычках наезжать на столбы. Зебадия, нацелься своей пушкой на то место, где ты предполагаешь приземлиться. Я объясню Ае, что делать. Потом поставишь ее горизонтально, сориентируешь в каком хочешь направлении и дашь команду «Выполняй». Папа, Ая остановится точно в полукилометре от цели, чтобы проверить, свободно ли место для посадки, и уточнить расстояние. Остановка будет недолгая, доля секунды; но если ты увидишь, что остановка не получается, постарайся прыгнуть вверх. Скорее всего, из этого ничего не выйдет; если я ошиблась при отладке программы, мы превратимся во вспышку света. Было очень приятно с вами всеми познакомиться. Ну вот, включай ей уши.

Мой муж так и сделал.

— Ая Плутишка!

— Привет, Дити. Я по тебе соскучилась.

— Режим автоматического приземления без тяги.

— Иду на посадку сама по себе, не тратя ни капли горючего! А куда?

— Новое место. Кодовое слово «Плац». Курс определяется прицелом, дальность локатором.

— Ты мне только покажи, а я-то уж!

Я тронула мужа за плечо:

— Покажи ей.

— Смотри, Ая.

— Дальность три-семь-два-девять, три-семь-ноль-ноль, три-пять-девять — девять — готово, Дити!

Зебадия выровнял нас горизонтально, курсом на север.

— Выполняй!

Мы очутились прямо у парадной лестницы, флагшток находился в десяти метрах от Аиного носа.

— Дити, — сказал папа, — я видел, как мы остановились, только я все равно ничего не успел бы сделать. Но твои программы всегда работают.

— До тех пор пока в один прекрасный день мы все не взорвемся. Тетя Хильда, что мы теперь будем делать?

— Будем ждать.

Я считал и считаю, что руководить нами должен Зеб. Я не считаю, что я не прав. Мне, правда, пришлось на горьком опыте убедиться, что быть правым — это одно, а быть любимым — совсем другое. Я больше никогда не позволю себе хоть словечком обидеть Хильду. Я теперь буду долго, терпеливо и старательно хранить молчание.

Но, по-моему, было совершенно недипломатично препираться с этим радиооператором и никоим образом не следовало вести себя так грубо — да, грубо! — с его начальником. А уж садиться в двенадцати милях, то есть в девятнадцати километрах, от того места, где указано — разве это подобает гостям?

И все-таки мы сели там, где не полагалось. Я начал было открывать дверцу, чтобы выйти самому и помочь выйти Хильде, но вдруг услышал, как она сказала: «Будем ждать». Еще она добавила:

— Дверцы не открывать, ремни не расстегивать. Ая Плутишка, оставайся в режиме маневрирования. Запри люк в переборке.

— Всегда готова, Хильдочка. Люк заперла.

— Ты умница, Ая.

— Мы с тобой обе умницы.

— Первый пилот, записывает ли она в этом режиме наружные звуки или только внутренние?

— Будет записывать, если я включу наружные динамики и микрофоны, капитан.

— Включи, пожалуйста.

— На какую громкость наружные, капитан, и на какую внутренние?

— Не знала, что они у тебя регулируются раздельно. Какая шкала, линейная?

— Логарифмическая, мэм. От комариного писка до небольшого землетрясения.

— Сделай так, чтобы мы слышали все, что происходит снаружи, ничего не упустили. То, что я буду им говорить, пускай звучит помощнее.

— Хорошо, капитан. Если понадобится сделать громче, похлопай меня по плечу. Выше семи децибел я поднимать громкость не стану — если только ты не захочешь использовать звук как оружие. Но для разговоров между собой придется все выключать, потом включать снова. Как с теми русскими, помнишь?

— Еще бы. Внимание всем: от имени всех нас буду говорить я. Если кому-то понадобится что-нибудь сказать мне, дайте знать Зебби…

— Коснитесь моего плеча.

— И он обеспечит нам приватность, подтвердив это поднятием большого пальца. Без особой нужды просить об этом не надо.

— Хильда, зачем такие сложные приготовления? Вон кто-то уже идет к нам: с нашей стороны было бы вежливо пойти к ним навстречу. Во всяком случае, мы можем открыть дверцу для переговоров — это же не русские. — Я был просто не в состоянии спокойно смотреть, как моя дорогая берется за это деликатное дело с такой явной — чего уж там: грубостью!

И чем же меня отблагодарили?

— Отставить, второй пилот. Внимание всем: мы должны быть готовы взлететь в любое мгновение. Доложите о готовности к выходу в космос. Астронавигатор.

— Готова, капитан.

— Первый пилот?

— Готов. Внешняя аудиосистема в действии.

— Второй пилот?

— Я опять проверяю герметичность дверцы. Раньше я начал было ее открывать. Все! Готов к выходу в космос. Но Хильда, я не думаю…

— Вот именно! А первый пилот подумал. И показал мне поднятый большой палец, как только ты подал голос. Отставить разговоры! Первому пилоту включить наши динамики, как только они заговорят. Второй пилот, прошу называть меня капитаном, как это делают все остальные. Устав есть устав, о семейных отношениях мы поговорим позже, в более подходящей обстановке.

Я твердо решил не открывать рот ни при каких обстоятельствах, потому что все это мне очень не нравилось. Не нравилось? Да я самым серьезным образом встревожился по поводу того, что временное и неуместное обретение Хильдой власти может повлечь за собой необратимые пагубные последствия для ее личности.

Верхушкой же сознания я наблюдал за Верховным Палачом, который приближался к нам в сопровождении двух подручных. Во всяком случае, униформа его больше подходила для музыкальной комедии, чем для нормальной воинской службы. Эффект довершали свирепые усы, красное обветренное лицо, нашивки за выслугу лет и стек.

Подручные были помоложе, поскромнее одеты и с меньшим количеством нашивок; скорее всего это были сержанты. Мне не удалось разглядеть, что у офицера на погонах. По-моему, там имелась корона, но были ли звездочки?

Он направлялся к нам и находился в десяти метрах от моей дверцы, когда Хильда жестко произнесла:

— Ближе не подходите. Прошу сообщить генерал-губернатору, что капитан Берроуз совершила посадку согласно указаниям и ожидает встречи с ним. Он резко остановился и заорал:

— Вам не давали указаний садиться здесь! Вам полагается находиться на аэродроме! Пограничный контроль, таможенный, санитарный, визы, туристические карточки, контрразведка…

Я увидел, как Хильда положила руку Зебу на плечо.

— Хватит!

Мощь ее голоса, раздавшегося снаружи, перекрыла ее настоящий голос, несмотря на звукоизоляцию в корпусе Аи. Зеб уменьшил громкость, и она продолжила:

— Будьте любезны послать одного из ваших подчиненных к генерал-губернатору с сообщением от меня. А пока мы ждем, назовите свое имя, звание и полк: я сообщу о вашем поведении.

— Какая наглость!

— Поведение, не подобающее офицеру и джентльмену, — мягко уточнила Хильда, — раз уж вы так настаиваете. Вы мне свое имя не сообщаете, но другие его узнают. Казначей. Генерал-губернатор. Все, кому следует. — Она снова положила руку Зебу на плечо. — Передайте мое сообщение!

— Я полковник Брамби, главный констебль Имперской Резиденции, а не мальчик у вас на посылках! Открывайте! Я не замедлю отправить вас к генерал-губернатору — под арестом!

Хильда шепнула Зебу: «Семь» — позволила главному констеблю приблизиться еще на два шага и только тогда сказала:

— СТОП!

У меня чуть не лопнули уши.

Все трое остановились. Потом старый дурак пришел в себя и снова двинулся на нас. Хильда, видимо, пихнула Зеба — он ответил поднятием большого пальца.

— Верни нормальную громкость, но будь готов опять устроить такое землетрясение.