— Ну чего вы усмехаетесь, как старая обезьяна? Считаете меня слишком снисходительным, да?

— Да вовсе нет! Я считаю, ты совершенно правильно поступил.

— Думаете, любимчик Джима не доставит ему в школе хлопот?

— Я думаю как раз наоборот, поскольку немного знаком со светскими манерами Виллиса.

— Почему же вы тогда говорите, что я правильно сделал?

— А почему у мальчика не должно быть хлопот? Хлопоты — это естественное состояние рода человеческого. Мы воспитаны на этом. Мы на этом выросли.

— Иногда я думаю, доктор, что вы ненормальный — вроде жука-вертуна, как выразился бы Джим.

— Возможно. Но поскольку я единственный медик в округе, засвидетельствовать это некому. Миссис Марло, не затруднит ли вас налить старику еще чашечку вашего восхитительного кофе?

— Конечно, доктор. — Налив кофе, она сказала: — А знаешь, Джеймс, я довольна, что ты разрешил Джиму взять Виллиса. Мне это очень облегчит жизнь.

— Почему, дорогая? Джим правильно сказал, этот малыш не требует особой заботы.

— Да, это верно. Но если бы он еще не был таким откровенным…

— Ну? Я думал, он как раз идеальный свидетель при разборе ребячьих ссор?

— Да, так и есть. Он проигрывает все, что слышит, не хуже магнитофона, вот в том-то вся беда. — Огорчение на лице Джейн сменилось усмешкой. — Вы знаете миссис Поттл?

— Конечно.

— Куда от нее денешься? — добавил доктор. — Я, несчастный, в ответе за ее «нервы».

— Она в самом деле больна, доктор? — спросила миссис Марло.

— Она слишком много ест и недостаточно много работает. Входить в дальнейшие детали запрещает мне профессиональная этика.

— Я не знала, что она у вас есть.

— Имейте уважение к моим сединам, леди. Так что же эта Поттл?

— На той неделе пришла ко мне на ленч Люба Конски, и мы заговорили о миссис Поттл. Честное слово, Джеймс, я ничего такого не говорила и не знала, что Виллис сидит под столом.

— А он сидел? — Мистер Марло прикрыл глаза рукой. — Ну и дальше что?

— Ну вы же помните, что Поттлы в Северной колонии жили в доме у Конски, пока им не построили свой. С тех пор Люба возненавидела Сару Поттл всем сердцем и в тот четверг поделилась со мной некоторыми аппетитными подробностями относительно Сариных домашних привычек. Через пару дней заходит Сара поучить меня, как надо воспитывать детей. На каких-то ее словах Виллис включился (я знала, что он в комнате, но у меня и в мыслях не было, что он что-то выкинет). И стал прокручивать как раз ту самую запись, а я никак не могла его заткнуть и наконец просто вынесла из комнаты. Миссис Поттл ушла не попрощавшись, и с той поры о ней ни слуху ни духу.

— Небольшая потеря, — заметил мистер Марло.

— Это верно, но Люба-то за что пострадала? Любин акцент ни с чем не спутаешь, а у Виллиса он получается лучше, чьим у самой Любы. Не думаю, чтобы Люба обиделась, но слышали бы вы в исполнении Виллиса рассказ о том, как Сара Поттл выглядит по утрам и что она при этом предпринимает.

— А вам бы послушать, — откликнулся Макрей, — высказывания миссис Поттл о прислуге.

— Я слышала. Она считает безобразием, что Компания не обеспечивает нас слугами.

— Не поставляет их нам в заклепанных ошейниках, — кивнул доктор.

— Ну и женщина! И зачем только она стала колонисткой?

— А ты не знаешь? — спросил муж. — Они прибыли сюда, рассчитывая быстро разбогатеть.

— Хмм!

— Миссис Марло, — с отрешенным видом сказал доктор Макрей, — мне, как лечащему врачу миссис Поттл, было бы полезно послушать, что имеет сказать Виллис по ее поводу. Как вы думаете, согласится он нам это прочесть?

— Доктор, вы старый мошенник и собиратель сплетен.

— Само собой. А еще я люблю подслушивать.

— Вы бесстыдник.

— Опять согласен. Мои нервы расслаблены. Я уже много лет не испытывал стыда.

— Правда, Виллис может нам устроить захватывающую передачу — разговоры детей за последние две недели.

— Может быть, вы его уговорите?

— Попробуем, — миссис Марло улыбнулась и отправилась за Виллисом.

В среду рассвет занялся ясный и холодный, как почти всегда на Марсе. Все Саттоны и Марло, за исключением Оливера, собрались на грузовой пристани колонии, на западном рукаве Стримонского канала, чтобы проводить мальчиков в дорогу.

Температура повышалась, ровно дул рассветный бриз, но было все еще около минус тридцати[214]. Стримонский канал был покрыт серовато-голубым льдом, на этой широте он сегодня не растает. На канале у пристани стоял почтовый скутер Малого Сирта — лодочный корпус на острых полозьях. Водитель грузил багаж со склада.

Молодежь легко было различить по маскам: тигровым полоскам Джима, боевой раскраске Фрэнсиса и радужному орнаменту Филлис. Взрослые отличались друг от друга только ростом, фигурой и манерой поведения. Двое были сверх комплекта: доктор Макрей и отец Клири. Священник тихо и серьезно говорил что-то Фрэнку, потом обратился к Джиму.

— Твой пастор просил меня попрощаться с тобой, сынок. Он, бедняга, к несчастью, слег с марсианским катаром, но все равно пришел бы, если б я не спрятал его маску. — Протестантский священник, как и католический, был холостяком, и они жили в одном доме.

— Ему очень плохо? — спросил Джим.

— Нет, не очень. Прими его благословение и мое тоже. — Священник протянул руку.

Джим поставил дорожную сумку, переложил коньки и Виллиса в левую руку и ответил на рукопожатие. Наступило неловкое молчание. Наконец Джим сказал:

— Почему бы вам всем не пойти в помещение, пока вы не окоченели окончательно?

— Точно, — поддержал Фрэнсис. — Хорошая мысль.

— Кажется, водитель скоро будет готов, — сказал мистер Марло. — Ну, сынок, береги себя. Увидимся, когда будем переезжать. — Он торжественно потряс сыну руку.

— До скорого, папа.

Миссис Марло обняла сына, прижав свою маску к его.

— Ох, мой маленький, рано тебе еще уезжать из дома.

— Ну, мама! — Джим крепко обнял мать. Потом пришлось обнять Филлис.

— Пассажиры, по местам! — позвал водитель.

— До свидания!

Кто-то поймал Джима за локоть — доктор.

— Береги себя, Джим. И никому не спускай грубостей.

— Спасибо, док. — Джим показал водителю школьное удостоверение. Доктор в это время прощался с Фрэнсисом.

— Оба задарма? — спросил водитель. — Ну раз платных пассажиров все равно нет, можете ехать на обзорных местах.

Он оторвал себе корешок, Джим залез в скутер и прошел на вожделенное обзорное место — сзади над кабиной водителя. Фрэнк последовал за ним.

Машина задрожала, это открывались ото льда полозья. Потом взревела турбина, и скутер с легким свистом тронулся в путь. Берега проплывали мимо, сливаясь в одну сплошную стену, скорость нарастала. Лед был гладкий, как зеркало, и вскоре скутер набрал путевую скорость — 250 миль в час. Водитель сиял маску. Джим и Фрэнк, глядя на него, сделали то же самое. Давление в машине теперь поддерживалось пневматическим устройством, работающим от потока встречного воздуха, а с ростом давления сразу потеплело.

— Здорово, правда? — сказал Фрэнк.

— Ага. Смотри, Земля.

Их родная планета плыла по небу на северо-востоке, выше Солнца, сияя зеленым светом на густом багровом фоне. Рядом с ней, ясно видимая невооруженным глазом, светилась белая звездочка поменьше — Луна, спутник Земли. На севере, куда они ехали, не выше двадцати градусов над горизонтом висел Деймос, внешний спутник Марса. Крохотный бледный диск, почти невидимый в лучах солнца, Земля затмевала его своим блеском.

Фобос, внутренняя луна, не был виден. На широте Харакса он поднимается над северным горизонтом не выше чем на восемь градусов и не дольше чем на час дважды в сутки. Днем он теряется в синеве горизонта, а наблюдать его ночью на морозе дураков нет. Джим не мог припомнить, когда и видел его, разве что во время миграции.