Как же сохранить в тайне место расположения огромного чудовища, над которым трудилось множество людей? А вот как: предположим, вы живете в Новолене. Вы знаете, где находится Луна-Сити? Естественно — на восточном берегу Моря Кризисов, это знают все! Ну? А на какой широте и долготе? Ну… надо посмотреть в справочнике. Ах так, да? Но, если вы этого не знаете, как же вы добрались до Луна-Сити на прошлой неделе? Элементарно, дружище: сел в метро, сделал пересадку у Торричелли, а потом спал всю дорогу. Капсула сама знает, куда ехать.

Понимаете? Вам неизвестно, где находится Луна-Сити! Вы просто вылезаете на станции метро «Южная»!

Вот так же мы спрятали катапульту.

Она где-то в Океане Бурь, «это знают все». Но где она находится на самом деле и где — по нашим словам — это разные вещи. И разница составляет не менее ста километров то ли к югу, то ли к северу, то ли к западу, то ли к востоку, то ли во всех направлениях сразу.

Сегодня сведения о ее положении приведены во всех справочниках — и сведения эти по-прежнему ложны. Секрет расположения катапульты в Луне берегут как зеницу ока даже теперь.

Увидеть глазом или радаром из космоса ее нельзя. Вся она скрыта под поверхностью Луны, за исключением конца, из которого производится выброс, а этот конец — большая черная бесформенная дыра, точнее такая же, как десять тысяч других, и находится она на склоне крайне негостеприимной горы, куда невозможно совершить посадку даже на джамп-ракете.

И тем не менее тут побывало множество народа — как во время строительства, так и после него. Даже сам Смотритель нанес визит, а мой собрачник Грег водил его по стройке. Смотритель прибыл на почтовой ракете, заказанной на день; киборгу дали координаты чуть в стороне от строительства и даже установили радарный маяк для облегчения посадки. Но оттуда Морту пришлось добираться на луноходе, а грузовые луноходы в те дни совершено не походили на пассажирские, курсировавшие от Эндсвиля до Билютихэтчи. Это были просто машины для перевозки грузов без обзорных иллюминаторов и вдобавок такие тряские, что людей приходилось пристегивать ремнями. Смотритель хотел было залезть в кабину, но… извините, господин, там место только для водителя и его помощника, а чтобы вести эту махину, нужны они оба.

Через три часа Смотритель потерял интерес ко всему на свете. Ему хотелось только одного — как можно скорее оказаться дома. На стройке он пробыл не более часа и разговоров о цели всего этого бурения и ценности вскрытых полезных ископаемых не поддерживал.

Люди попроще — рабочие и все прочие — добирались по туннелям, проложенным бурильщиками в поисках льда, а там заблудиться вообще раз плюнуть. Если бы кто-то притащил в багаже инерционный следопыт, он, конечно, засек бы точное местоположение, но мы не теряли бдительности. Один такой умник нашелся — и у него тут же случилась авария со скафандром. Останки мы вернули в Луна-Сити, а на шкале «следопыта» все было как надо — то есть как нам надо, ради чего мне пришлось совершить спешную вылазку, захватив с собой руку номер три. В азотной атмосфере можно вскрыть и запаять приборчик, не оставив никаких следов, что я и проделал в кислородной маске с несколько повышенным давлением. Всего делов-то! Принимали мы и кое-каких шишкарей с Терры, в том числе из Администрации. Их привозили более легким подземным путем; думаю, Смотритель их предупредил. Но последние тридцать километров все равно приходилось трястись на луноходе. Один гость показался нам нежелательным. Некий доктор Дориан, физик и инженер. Грузовик, в котором он ехал, перевернулся — дурак-водитель решил срезать путь, — а находились они вне зоны видимости, а маяк почему-то вышел из строя. В общем, бедняге Дориану пришлось семьдесят два часа просидеть в негерметизированном иглу из пемзы, и в Луна-Сити он вернулся вдребезги обессиленным гипоксией и огромной дозой радиации, несмотря на все усилия двух водителей (членов Партии), пытавшихся доставить его в целости и сохранности.

Возможно, мы немного перестарались. Не исключено, что он и не заметил бы обмана с координатами. Ведь мало кто любуется звездами, надев скафандр, даже если Солнце позволяет их увидеть. Еще меньше людей умеют читать по звездам, и уж почти никто не в состоянии определить свое положение на поверхности. Для этого нужны инструменты, нужно уметь ими пользоваться, надо захватить с собой таблицы и знать точное время. То есть, грубо говоря, как минимум необходимы октант, таблицы и отличные часы. Наших гостей даже приглашали выйти на поверхность, но если у них с собой оказывался октант или какой-нибудь современный его эквивалент, то с ними вполне мог стрястись несчастный случай.

Вот со шпиками у нас несчастных случаев не бывало. Мы позволяли им оставаться, наваливали на них тяжелейшую работу, а Майк читал их докладные. Один доносил, что он уверен, будто мы нашли тут залежи урана. Для тогдашней Луны это было в новинку, ибо проект «Центробур» осуществили гораздо позже. Другой вышел наружу с целым набором гейгеровских счетчиков. Мы как могли постарались облегчить ему задачу протаскивания всего его оборудования через узкую скважину.

К марту 2076 года катапульта была почти готова, оставалось лишь поставить на место сегменты статора. Электростанцию тоже загнали внутрь, и силовые кабели легли под поверхностью Луны параллельно скрытому туннелю, протянувшемуся на тридцать километров. Число рабочих сократили до минимума; среди них преобладали члены Партии. Одного шпика мы все же оставили, чтобы Альварес получал свои доклады регулярно: нам не хотелось его тревожить, а то он мог заподозрить что-то неладное. Зато в поселениях мы ему спокойной жизни не давали.

За эти одиннадцать месяцев произошло немало изменений. Вайо приняла крещение в церкви Грега. Здоровье профа пошатнулось так сильно, что ему пришлось бросить преподавание. «Янки» заняли в турнирной таблице самое последнее место. Я бы заплатил профу без особого сожаления, если бы их вытеснили в достойной борьбе, но слететь с самого верха до самого низа за один-единственный сезон — да я их теперь по видео и смотреть-то не хочу! Болезнь профа была дипломатической. Для своих лет он был в отличной форме, по три часа делал в номере «Малины» зарядку, спал в пижаме с трехсоткилограммовыми свинцовыми грузилами. Я от него не отставал, и Вайо тоже, хотя терпеть не могла эти занятия.

Не думаю, что она жульничала и проводила ночи с комфортом, но поручиться не могу — я с ней не спал. К тому времени она заняла прочное место в семье Дэвисов. Ей понадобился всего один день, чтобы от обращения «госпожа Дэвис» перейти к «госпожа Ма», а еще через день она уже обнимала Ма за талию и называла ее «Мими Ма». Когда из файла «Зебра» стало ясно, что в Гонконг ей путь отрезан, Сидрис повела Вайо после работы в свой салон красоты и потрудилась над ней так, что темная краска на коже стала несмываемой. Прическу тоже подправила — цвет остался черным, а сами волосы выглядели так, будто Вайо безуспешно пыталась их распрямить. Ну и еще всякие мелочи — матовый лак на ногтях, пластиковые вкладыши для щек и ноздрей и, конечно, прежние темные контактные линзы. После этой обработки Вайо могла бы переспать с кем угодно, не опасаясь за свой грим; из нее получилась великолепная «цветная», и происхождение мы ей заделали под стать — тамилка с примесью ангольской и немецкой крови. Я звал ее чаще Ваймой, чем Вайо.

А красотка стала — загляденье! Когда она, покачивая бедрами, шла по коридорам, мальчишки за ней увивались стаями.

Она начала было учиться у Грега сельскому хозяйству, но Ма это дело пресекла. У Вайо хватало и силы, и ловкости, и желания, но у нас на ферме вкалывали в основном мужчины, и все как один рвались в учителя. В общем, на обучение уходило куда больше человекочасов, чем Вайо была способна отработать. Поэтому ей пришлось вернуться к домашним обязанностям, а потом Сидрис взяла ее в свой салон красоты в качестве помощницы.

Проф играл на скачках и завел себе два счета — на одном отмечались ставки, сделанные по Майковой системе «ученика ведущего», а на другом — по собственной «научной» системе профа. К июлю семьдесят пятого года он признал, что ни черта не смыслит в лошадях, и полностью переключился на систему Майка, увеличив ставки и размещая их у большего числа букмекеров. Его выигрыши шли на погашение партийных издержек, в то время как аферы Майка финансировали строительство катапульты. Но проф начисто потерял интерес к беспроигрышным скачкам и со скукой делал ставки так, как ему подсказывал Майк. Он перестал читать «лошадиные» журналы, и это было грустно — что-то умирает, когда старый игрок расстается со своей страстью. У Людмилы родилась девочка — говорят, для первых родов это очень хорошо, да и вообще замечательно: в семье непременно должна быть малышка. Вайо поразила наших женщин, оказавшись экспертом в акушерском деле, и еще раз повергла их в изумление, когда выяснилось, что она ничего не смыслит в уходе за ребенком. Двое наших старших сыновей наконец вступили в брак, а Тедди, которому исполнилось тринадцать, был принят в другую семью. Грег нанял двух парней с соседних ферм, и после шести месяцев совместной работы и кормежки оба стали нашими собрачниками. Приняли их не с бухты-барахты — и их самих, и их семьи мы знали уже много лет. Это восстановило баланс, нарушенный приемом Людмилы, и положило конец язвительным намекам матерей холостяков, которым никак не удавалось вступить в брак: Ма отшивала всех, кто, по ее мнению, не соответствовал стандартам Дэвисов. Вайо завербовала Сидрис, Сидрис начала формировать свою ячейку, завербовав свою помощницу; таким образом «Bon Ton Beaute Shoppe»[427] превратился в настоящий рассадник подпольщиков. Мы начали использовать на посылках малышей, давали им и другие задания — к примеру, детям куда сподручней, чем взрослым, покараулить или проследить за кем-то в коридорах, да и подозрений они не вызывают. Сидрис подхватила эту мысль и всячески пропагандировала ее через женщин, которых вербовала в своем кабинете красоты.