— Гм, надеюсь, у нас хватит горючего.

— Я тоже. Гвен?

— Да, сэр?

— Дорогая девочка, нам было так хорошо вдвоем.

— О, Ричард! Да!

— О, сэр, кажется, я больше не могу… — послышался сдавленный голос Билла.

Я в этот момент разворачивал корабль для торможения.

— Заткнись, Билл, нам не до тебя!

Альтиметр показывал восемьдесят с чем-то. Интересно, сколько времени уйдет на свободное падение с восьмидесяти километров при одной шестой «g»?

Включить, что ли, компьютер да спросить? Или прикинуть в уме? Вдруг этот псих снова врубит двигатель, едва я его включу?

Лучше не рисковать. Не подойдет ли метод линейной аппроксимации? Так, посмотрим… Расстояние равняется ускорению, деленному пополам и умноженному на время в квадрате, все в сантиметрах и секундах. А восемьдесят километров равны восьмидесяти тысячам, нет, восьмистам… Нет, восьми миллионам сантиметров. Правильно или нет?

Одна шестая «g»… Нет, половина от ста шестидесяти двух. Меняем местами, берем квадратный корень…

Сто секунд?

— Гвен, долго мы будем падать?

— Примерно семнадцать минут. Приблизительно — я округляла, когда считала в уме.

Я быстренько заглянул себе под череп, понял, что не учел вектор движения вперед — ведь какая-то горизонтальная скорость у нас осталась, и что моя «аппроксимация» ни в какие ворота не лезет.

— Достаточно близко. Поглядывай на допплер: сейчас погашу немного орбитальной скорости. Только проследи, чтобы я не свел ее к нулю — вдруг нам придется маневрировать перед касанием.

— Есть, шкипер!

Я включил компьютер: двигатель мгновенно взревел. Я дал ему поработать пять секунд, затем обесточил компьютер. Двигатель всхлипнул и затих.

— Знаешь, — печально заметил я, — это чертовски неудобный способ давить на газ. Как наши дела, Гвен?

— Ползем с черепашьей скоростью. Нельзя ли развернуться и взглянуть, куда нас несет?

— Само собой.

— Сенатор…

— Билл, заткнись! — Я развернул космокар на сто восемьдесят градусов. — Ну как, есть впереди симпатичная ровная лужайка?

— На вид-то она ровная, Ричард, но до нее пока что семьдесят километров. Может, стоит опуститься впритирку и лишь тогда окончательно погасить орбитальную скорость? Ты сможешь увидеть скалы и увернуться.

— Разумно. До какой высоты?

— Километр подойдет?

— По-моему, достаточно близко, чтобы расслышать шелест крыльев Ангела Смерти. И сколько времени у нас останется? В смысле, на падение с километровой высоты?

— Так… квадратный корень из тысячи двухсот… Около тридцати пяти секунд.

— Годится. Продолжай наблюдать за высотой и местностью. Когда спустимся до двух километров, начну понемногу гасить орбитальную скорость.

После этого у меня должно остаться время для разворота на девяносто градусов — кормой вниз. Гвен, и зачем только мы вылезали из постельки…

— Я тщетно пыталась вам это втолковать, сэр. Но я в тебя верю.

— Чего стоит вера, не подкрепленная делом? Эх, оказаться бы сейчас в Падуке… Время?

— Около шести минут.

— Сенатор…

— Билл, заткнись. Не сбросить ли половину оставшейся скорости?

— Импульс на три секунды?

Я дал трехсекундный импульс, пользуясь все тем же дурацким способом для запуска и остановки двигателя.

— Две минуты, сэр.

— Следи за допплером. И дашь знать.

Я запустил двигатель.

— Хватит!

Я тут же его выключил и начал разворачивать космокар — кормой вниз, «ветровым стеклом» вверх.

— Показания?

— По-моему, будь внизу океан, мы бы уже утонули. Но шутки в сторону: посмотри на указатель топлива.

Я взглянул и помрачнел.

— Ладно, не буду тормозить, пока не спустимся совсем низко.

«Вольво» опускался кабиной вверх, и мы видели впереди только небо. В левый иллюминатор можно было увидеть поверхность Луны под углом примерно сорок пять градусов. В правом, если взглянуть мимо Гвен, она тоже виднелась — далекая, под дурацким углом, и потому бесполезная.

— Гвен, какова длина этого попрыгунчика?

— Никогда не видела их целиком, только в ангаре. А это имеет значение?

— Еще какое, черт побери, — когда я прикидываю расстояние до поверхности, поглядывая через плечо.

— А-а. Я думала, ты спрашиваешь точную цифру. Считай, метров тридцать. Одна минута, сэр.

Я уже собрался дать короткий тормозной импульс, но меня опередил Билл. Оказывается, бедняга весь полет мучился от морской болезни, но в тот момент я предпочел бы увидеть его не за спиной, а в гробу. Его обед, пролетев над нашими головами, врезался в передний иллюминатор и равномерно его покрыл.

— Билл! — заорал я. — Прекрати безобразие!

(Не стоит и упоминать, что требование мое оказалось чрезмерным.) Билл выдал лучшее, на что был способен. Повернув голову, он накрыл вторым залпом левый иллюминатор, предоставив мне управлять вслепую.

И я попробовал. Не отрывая глаз от радарного альтиметра, я коротко тормознул, — и остался без альтиметра. Уверен, когда-нибудь проблема точного измерения расстояния на близких дистанциях — измерительным лучом, проходящим сквозь выхлоп двигателя, и поправкой на высоту «травки» на поверхности — будет решена. Я просто родился слишком рано, вот и все.

— Гвен, я ничего не вижу!

— Зато я вижу, сэр.

Она ответила невозмутимо, спокойно и ровно — как и подобает настоящей подруге капитана Полночь. Повернув голову направо, она вглядывалась в поверхность Луны, держа палец на сетевом выключателе компьютера — нашей аварийной «педали газа».

— Пятнадцать секунд, сэр… десять… пять…

Она перебросила выключатель.

Двигатель выплюнул короткую вспышку, я ощутил нежный толчок, и мы снова обрели вес.

Гвен повернула ко мне голову и улыбнулась:

— Второй пилот докладывает…

И тут же ее улыбка сменилась испугом — наш кар принялся вращаться.

Вы когда-нибудь играли в детстве волчком? Тогда знаете, как он себя ведет, замедляя вращение — его ручка начинает описывать все более широкие и низкие окружности, все ниже и ниже, а потом волчок валится на бок и замирает. Именно это и проделал наш паршивый «вольво».

Кончилось все тем, что он улегся во всю длину и перевернулся. А мы — пристегнутые и без единой царапины — повисли в креслах вниз головой.

— …посадка совершена, сэр, — закончила Гвен.

— Благодарю вас, второй пилот.

Я добавил:

— Прекрасно выполненная посадка, Гвен. «Пан-Америкэн» никогда бы не сумела посадить корабль мягче!

Гвен оттянула полы своего кимоно и потупилась.

— Вовсе не такая уж прекрасная. У нас просто кончилось горючее.

— Не скромничай. Меня особенно восхитил последний маленький гавот, которым наш кар отметил соприкосновение с поверхностью. Вполне подходяще, учитывая, что у нас здесь нет трапа для спуска на поле.

— Ричард, почему же так получилось?

— Затрудняюсь ответить. Возможно, удружил гироскоп — заклинило при посадке. Нет данных, значит, нет и мнения. Дорогая, а ты очень соблазнительно выглядишь с задранным подолом. Тристам Шенди[763] был прав: женщина показывает свое самое лучшее, задирая юбку на голову.

— Сомневаюсь, что Тристам Шенди такое произносил!

— Ну, тогда ему следовало это сказать. А у тебя прелестные ножки, моя дорогая!

— Благодарю. Надеюсь, что это правда. А не мог бы ты любезно помочь мне избавиться от этого вороха тряпья? Мое кимоно запуталось в ремнях, и я не могу их отстегнуть.

— Не возражаешь, если я тебя сперва сфотографирую?