Пригласи его. Закажи чего-нибудь выпить. Подкрасься немножко, постарайся выглядеть посексуальнее. Нет, к дьяволу косметику — все равно долго не продержится. Позови его, ляг с ним в постель. Подбодри себя и сделай так, чтобы ему было хорошо. Постарайся!
Я изобразила на лице улыбку и нажала клавишу ответа.
Но заговорил со мной гостиничный робот:
— Мисс, для вас оставлена корзина цветов. Послать их вам в номер?
— Конечно.
(Неважно, кто их послал, но корзина цветов всегда приятнее сомнительных постельных удовольствий.)
Вскоре зажужжал сигнал подъемника. Я открыла дверцу и вытащила из кабинки корзину с цветами — размером с детский гробик. В корзину был вложен конверт. А цветы!!! Высокие, прекрасные алые штамбовые розы. Я окончательно решила усладить Тревора не хуже, чем в свое время могла бы сделать Клеопатра.
Полюбовавшись на розы, я открыла конверт, полагая, что там всего-навсего записка — просьба позвонить в вестибюль или еще что-нибудь в этом роде.
Нет, это была не записка — это было письмо.
«Дорогая Марджори!
Очень надеюсь, что эти розы ты примешь не хуже, чем приняла бы меня.
(Приняла бы? Что за чушь?)
Вынужден признаться, что я сбежал. Случилось нечто такое, что заставило меня решить, что ты будешь не в восторге от моего общества.
Я не женат. Я не знаю, кто та красавица, фотографию которой я тебе показал. Это просто открытка. Как ты верно подметила, такие, как я, не годятся для семейной жизни. Я — искусственник, сударыня. «Мать моя — пробирка, скальпель — мой отец». Поэтому я не смею ухаживать за настоящей женщиной. Меня тянет к людям, это так, но лучше и честнее сказать тебе правду, чем продолжать ухаживать за тобой — а потом ты бы узнала правду. А ты бы ее узнала — я бы не смог ничего от тебя утаить.
Так что уж лучше все сказать сразу, чем потом огорчать тебя.
Моя фамилия не «Эндрюс» — у таких, как я, вообще не бывает фамилий.
Ах, как мне хотелось бы, чтобы и ты тоже оказалась ис-кусственницей! Ты такая красивая, такая милая, и мне так приятно было болтать с тобой про все на свете — и даже про искусственников, хотя ты в этом ничего не понимаешь. Но это не твоя вина. Ты напоминаешь мне, прости, одну маленькую собачку — фокстерьера, что жил у меня когда-то. Она была умненькая, хорошенькая, но была всегда готова сражаться со всем миром один на один, если у нее были такие планы на этот день. Признаться, я люблю собак и кошек больше, чем людей: они никогда не напоминают мне, что я — не человек. Полюбуйся на розы.
Тревор».
Я утерла слезы, высморкалась, быстро спустилась в вестибюль, обошла бар — Тревора нигде не было. Тогда я спустилась вниз, на станцию подземки, и все стояла и стояла там, глядя на отбывавшие поезда… Полисмен, давно уже бросавший на меня подозрительные взгляды, в конце концов подошел и спросил, не нужна ли мне его помощь.
Я сказала ему правду — почти правду, и он на какое-то время оставил меня в покое. Я пробыла на станции еще часа полтора, и все это время он украдкой поглядывал на меня. Все-таки он подошел ко мне еще раз и, стеснительно улыбаясь, проговорил:
— Понимаете, мисс… если вы хотите тут, так сказать, подработать, мне придется посмотреть вашу лицензию и медицинский сертификат и оформить вас на работу, если кто-то из девочек вдруг заболеет. Но мне бы этого не хотелось для вас, мисс. У меня дочка примерно вашего возраста, и как подумаю, что какой-то полицейский вот так подойдет к ней и скажет что-то обидное… В общем, мисс, эта работа не для вас. Я на вас только взглянул и понял — вы не из таких, правда?
Меня подмывало показать ему свою «золотую» кредитку — сильно сомневаюсь, чтобы у уличных шлюх такие имелись. Но добрый старикан, судя по всему, совершенно искренне проявил ко мне участие. А я сегодня и так уже много кого обидела. Я поблагодарила его и вернулась к себе в номер.
Ах, как настоящие люди уверены, что всегда безошибочно распознают, что перед ними — искусственник! Чушь, чепуха на постном масле! Мы даже друг друга различить не можем! Тревор — единственный мужчина, за которого я могла бы выйти замуж с чистой совестью, — а я его прогнала!
Но он оказался слишком сентиментален.
Кто-то слишком сентиментален? Не ты ли сама, Фрайди?
Но поймите же вы, наконец: большинство людей относится к таким, как я, просто ужасно! Попробуйте часто лупить собаку — и она станет забитой и униженной. Да хоть мою новозеландскую семейку взять для примера, лицемеров этих поганых. Не сомневаюсь, Анита считала, что она имеет полное право выгнать меня, оболгать, опорочить — ведь я же не человек!
Итак, счет за день — 9:0 в пользу людей.
Где же Жанет?
Глава 21
В номере я упала на кровать и забылась тяжелым сном. Мне снилось, что меня продают с аукциона. Потенциальные покупатели непременно желали взглянуть на мои зубы. Пришлось цапнуть одного из них. Ведущий аукциона решил проучить меня как следует. Щелкнул бич, я взвыла от боли — и проснулась. Как приятно было очнуться в номере «Хилтона»!
Я решила позвонить туда, куда на самом деле нужно было звонить с самого начала. Но я оставила этот разговор на потом в надежде что-нибудь узнать из предыдущих. Не любительница я звонить на Луну: и недешево, и ответа ждать долго приходится. Но — делать было нечего.
Итак, я набрала код Луна-Сити, филиала Церерско-Южноафриканского акцептного банка — того самого, что обеспечивал мой кредит, — то есть банка Босса.
После традиционной перебранки с синтетическими голосами, которые ухитрялись-таки заполнять эфир, невзирая на расстояние и световое время, я добралась, слава тебе господи, до человека. Мне ответила красотка — явно ее взяли на работу исключительно в декоративных целях. Что делать — я-то считаю, что простая лампочка светит намного лучше, чем самое изящное бра-, но на бра смотреть приятнее. Я попросила даму соединить меня с кем-нибудь из служащих банка.
— Вы говорите с одним из вице-президентов, — сообщила она, мило улыбаясь. — Наш компьютер туп как пробка и к тому же упрям как осел. Но вам удалось убедить его, что вам необходимо побеседовать с кем-то из ответственных сотрудников. Чем я могу помочь вам?
Я поведала ей часть моей неправдоподобной истории.
— …в общем, мне понадобилось несколько недель, чтобы попасть на территорию Империи, но оказалось, что все телефоны оборваны. Не может ли банк сообщить мне другой контактный телефон или адрес?
— Посмотрим. Как называется компания, на которую вы работаете?
— Насколько мне известно, у нее несколько названий. Одно из них — «Систем энтерпрайзис».
— Как зовут вашего работодателя?
— Я не знаю. Он пожилой человек, полный, одноглазый, сильно хромает, ходит с костылями. Можно хоть что-нибудь узнать?
— Посмотрим. Вы сказали, что мы оплачивали ваш кредит с карточки «Мастер Чардж», выданной в Сент-Луисе? Будьте добры, прочитайте медленно и внятно номер карточки.
Я прочитала.
— Хотите скопировать карточку?
— Нет. Скажите дату выдачи.
— 1066, — брякнула я.
— Может, 1492? — усмехнулась она.
— Скорее, 4004 до нашей эры, — уступила я.
— 1776, — возразила она.
— 2012[498], — возразила я в свою очередь.
— С чувством юмора у вас все в порядке, мисс Болдуин. Похоже, вы — это вы. Но если это не так, поверьте мне, вы не доживете до следующей выплаты по чеку. Мистер Хромуля, насколько мне известно, жуликов, мягко говоря, не любит. Запишите код. Потом прочитайте его мне.
Я повиновалась.
Час спустя я бодро вышагивала по центральной площади Сан-Хосе. Ну просто как в кино — судьба опять вела меня к зданию Калифорнийского кредитного коммерческого банка. На этот раз я приняла твердое решение не ввязываться ни в какие потасовки, на кого бы ни покушались. Именно здесь мы были с Джорджем две недели назад. Если фортуна забросит меня отсюда в Виксберг… нет, тогда я просто сойду с ума!
